После развода: в постели с врагом - Лена Тэсс

следует за мной, помогает даже когда я начинаю снимать с нее одежду, кусать ключицы, ласкать грудь.

Дышит тяжело и яростно, зарывается пальцами в мои волосы, немного смеются когда становится щекотно из-за моей броды.

Глупая. Глупая, Лиля.

Моя.

Она помогает мне избавиться от одежды, сама снимает все, что осталось на ней и изучает. Молча, пристально. Смотрит на шрамы на животе и на первом боку, на следы от зубов Герды на берде. Смотрит на меня всего и снова улыбается, закрывает глаза руками.

Все происходит медленно, мучительно медленно, долго, неспешно. Не знаю почему она решила доверится мне, подумаю об этом в другой раз, примерно тогда же когда смогу осознать как снова все проебал в своей жизни.

Потому что когда Лиля узнает правду - она ни за что меня не простит.

Глава 37

Что-то было не так.

Слишком тихо, слишком мягко, слишком жарко. Впервые за последние месяцы я не проснулась, чтобы натянуть носки, достать скомкавшееся в ногах одеяло и укутаться. Наоборот. Всю ночь мне хотелось скинуть с себя что-то похожее на грелку – такое же мягкое, тяжелое и горячее.

Это «что-то» как кокон спрятало меня, легло на плечи, обвило ноги и зачем-то дышало в шею. И только с рассветом в голове щелкнула мысль - одеяло не дышит!!!

Я с ужасом открыла глаза. Хотела подскочить, но не смогла даже пошевелиться – Захар не дал. Он крепко прижимал меня, так что я почувствовала себя в капкане. Осторожно, чтобы не разбудить, выползла из под его лапищ и стекла с дивана на пол. Дотянулась до телефона, чтобы посмотреть время и выключить будильник - часы показывали всего пять утра.

Перевела взгляд с экрана на спящее лицо Горина. Красивый. Он был очень красив той варварской мужской красотой, которую почти никогда не встретишь в большом городе. Самобытный, неотесанный, с мозолями на руках и клокастой бородой, будто ее он стриг себе сам. При чем топором и стоя перед треснутым зеркалом. Никаких барбершопов за адские тысячи здесь не было. Зато был лес. И он очень шел Захару, как и этот деревянный дом, построенный его руками, и сколоченная им же мебель, собачья будка, и сама собака, такая же большая и дикая, и даже огромные, как для великана, сапожищи, которые доходили мне до самого бедра. Все это ему шло! А вот я с Давидом вообще сюда не вписывались. Ну не может такой мужчина завести семью, воспитать ребенка. Чужого ребенка от чужой женщины.

Я перестала дышать, пока смотрела на умиротворенное лицо. Кто ты, Горин? Дикий жеребец или почти что прирученный, объезженный кем-то конь? Что тебе от меня нужно? Если бы я знала, что твои намерения искренне, как просто было бы сказать свое «да». Без раздумий и сразу на все.

Я потянулась и убрала со лба налипшую прядь волос, Горин поморщился, и, перехватив мою ладонь, сжал ее.

- Тебе это только снится, - прошептала я ему на ухо и осторожно, по пальцу, вытащила руку из этого медвежьего капкана.

Тихо, чтобы не разбудить своего любовника, вернулась в спальню и прикрыла за собой дверь. Давид спал на моей кровати, видимо он ждал, пока я вернусь и почитаю ему что-то, да так и заснул. Мой мальчик. Впервые за много времени он тоже спал спокойно. Без дурных снов, без вскрикиваний, не скрипя зубами, как голодная Герда.

Просто спал.

Его лицо выглядело таким по-детски невинным, и это так отличалось от той серьезной мины, которую он строил раньше. Сейчас Давид был просто ребенком девяти лет. Веселым, полным энергии, не боящимся идти вперед.

И это была не моя заслуга. Одна я не справлялась.

И теперь, если мои отношения с Захаром расстроятся, мы не просто упустим съемную комнату. Давид, к примеру, лишится своего друга и наставника, а я… а я, кажется потеряю… любимого?!

Нет, пожалуйста, не надо.

Я положила руку на сердце, будто умоляла его биться не так громко, а то оно бедное рисковало выпрыгнуть из груди. Какая любовь, Лиль? Успокойся. Дыши. Сделай что-то полезное. На работу сходи, к примеру. Да, в пять утра, но пока соберешься и дойдешь, пройдет не меньше пары часов. А если не тратить время на глупую влюбленную улыбку, то справишься и за час.

Схватив со стула приготовленные накануне вещи, я юркнула в ванную комнату и быстро собралась. Ничего такого, но все по дресс коду. Школа в маленьком городе обязывает учителей так же как и московская, куда ходил Давид.

Поправила белую рубашку на груди, накрасила губы помадой. Не прозрачным блеском, а терракотовой матовой. Покрутилась секунду и стерла помаду, попутно ругая себя за неуместную скромность.

Ну не могу я сегодня выглядеть ярко! Да и не хочу. Почему-то кажется, что чужие липкие взгляды как скотч, заберут у меня что-то важное. Что-то, что греет сердце и заставляет задыхаться от нежности и тоски.

В отражении на меня смотрела блеклая, серая мышка, которая не привлечет ничье внимание. Идеально для сегодня!

Соответствуя своему образу, я мышкой выскользнула на кухню, посмотрела на холодильник, раздумывая, сделать ли моим мужчинам завтрак, и решила, не геройствовать. Все равно разбужу Захара не то кастрюлей, не то звуком кипящего чайника, а так пусть спит. Ему нужно отдохнуть, а мне понять, как себя вести при встрече и постараться не улыбаться как дурочка всякий раз, когда думаю о нем.

С последним я провалилась сразу.

- Откуда такая улыбка, - хмыкнула Нина, увидев меня в кабинете.

Я вздрогнула. Отложила в сторону тетради и постаралась придать лицо приветливый вид. До сих пор было неловко перед ней за вчерашнюю сцену в кафе, и черт знает, как объяснить все, что она видела.

- Ниночка, ты рано.

- Угу, я ж сегодня с футболистами калымю, - подруга напомнила о двух талантливых в спорте, но не науках учениках, которых Нина взялась подтянуть. За деньги, разумеется, но многие учителя не делают и такого. И чтобы ни у кого не возникало вопросов, она вела доп математики до начала самих уроков. – А ты почему ни свет ни заря?

Нинкин голос так и звенел от радости. Я даже позавидовала ее оптимизму.

- Просто не спалось, - я опустила глаза в стол и открыла очередную тетрадь. Не хочется мне ничего объяснять Нине, и вообще, я смущаюсь, когда на меня так смотрят.