Мифы Дальнего Востока. От хозяина тайги Дуэнте и шаманки Кытны до духов вулканов и мухоморных девушек - Татьяна Владимировна Муравьева

Отвечает старик: «Бери, сколько унесешь». Наскреб орел земли когтями, набрал в клюв, взлетел повыше и бросил в воду. Так образовалась наша земля.

Еще в одном варианте мифа с теми же героями первобытный хаос представляет собой не воду, а ил. «А кто в иле может жить? Шаг ступишь — и утонешь». Кроме того, в этом варианте более отчетливо обозначена божественная сущность героев. Орел назван ипостасью небесного бога Боа-Эндури. Сказительница говорит об этом так: «Был Боа-Эндури — небесный бог — мужчина, но по виду орел».

Посреди топкого ила бог-орел увидел островок «величиной с голову сохатого». На островке возле костра сидела старуха. Боа-Эндури хотел опуститься на островок, но старуха сказала: «Нельзя тебе сюда садиться: я — На-Эндури, земное божество, а ты — небесное». Однако старуха разрешила орлу взять земли с ее островка и произнесла: «Где захочешь отдохнуть — брось комочек. Там земля будет». Орел послушался, и «так возникла земля, возвысилась над илом, и сразу вода вокруг нее выступила».

Нанайская мифология содержит несколько различных вариантов мифа о появлении на земле человека. В одном из них рассказывается, что богиня-прародительница Мямельди укусила себя за палец и из капель ее крови появились люди. В другом варианте первый человек возникает сам собой и о нем говорится, что он жил «перед тем, как появилось на земле много народу»:

Земля тогда была еще очень маленькой, и ее со всех сторон окружала вода. Человек жил один, ходил по своей маленькой земле, никого не встречая, но однажды увидел на берегу семерых неведомых существ. Возможно, это были духи, но он этого не знал и подумал: «Наверное, это другие люди!» Человек громко их окликнул, но они испугались, прыгнули в воду и исчезли. Человек подошел к тому месту, где они только что были, и увидел оставленный на земле кнут. Он не знал, что это такое и для чего нужно, но поднял кнут, внимательно его рассмотрел, потом хлестнул им по краю берега. И вдруг полоска берега откололась и стала отдельной землей посреди воды. Человек хлестнул еще раз — и земля посреди воды увеличилась. «Этак я могу много земли себе сделать» — и начал хлестать наотмашь. Прошло время, и стало земли больше, чем воды. Теперь человек мог далеко ходить.

И вот однажды ушел он совсем далеко и встретил женщину. Спрашивает ее: «Кто ты и куда идешь?» Отвечает женщина: «Я человек. Вышла из дому погулять, возвращаюсь, а ни моей земли, ни моего дома нет. Теперь хожу, ищу, куда они подевались. И вот встретила тебя. Куда дальше идти, не знаю». Говорит человек: «Не надо тебе искать свой дом. Оставайся со мной, и мой дом будет твоим».

Привел человек женщину к себе, стали они мужем и женой. Родились у них дети, от которых и пошел весь человеческий род.

В нанайских мифах о сотворении мира небо появляется в последнюю очередь, уже после того, как была сотворена земля и на ней поселились люди.

Небесные духи возвели небесный свод из камня. Посмотрели люди на небо и испугались: не ровен час, рухнут камни на землю и придавят всех, кто на ней живет. Тогда духи подняли небо высоко-высоко, подули снизу вверх, и из их дыхания между небом и землей образовался воздух. Скрылся из глаз каменный свод, и теперь с земли видна только небесная синева.

Высота неба представлялась нанайцам бесконечной, в отличие от земли, которая имела края.

Однажды двое братьев решили узнать, где заканчивается небо. Один пошел туда, где небесный купол соприкасается с землей, а другой полетел ввысь, чтобы достичь вершины неба. Вернулись они через много лет дряхлыми стариками. Один рассказал, что дошел до края земли и чем ближе к нему подходил, тем ниже становилось небо, так что в конце концов он коснулся головой небесного свода. А второй брат рассказал, что, сколько ни поднимался вверх, так и не достиг вершины неба и был вынужден вернуться назад, не узнав, где заканчивается небо и заканчивается ли вообще.

СИУН И БЯ

У нанайцев, как и у других тунгусо-маньчжурских народов, существует миф об изначальной множественности солнц:

В те времена, когда на небе сияли три солнца, жить на земле было невозможно: птицы сгорали на лету, рыба, выпрыгнувшая из воды, падала обратно уже изжаренной. Уничтожить лишние солнца взялся герой по имени Горонта60. Однажды еще до рассвета он построил навес из древесной коры, чтобы укрыться под ним от палящих лучей, взял лук и стрелы и стал ждать, когда появятся солнца. Но как только светила взошли на небо, древесная кора моментально вспыхнула и сгорела, так что Горонта не успел выстрелить.

На другой день он поставил высокий деревянный столб и укрылся за ним, но столб тоже сгорел, едва три солнца поднялись на небо. Тогда Горонта сложил высокий столб из камней. И вот поднялись на небо три солнца. Раскалился каменный столб, но устоял. Горонта пустил из-за столба две стрелы — одну справа, другую слева. Погасли два солнца. Осталось на небе только одно — то, что было посередине.

С тех пор птицы стали без страха летать по небу, рыба плескаться в воде и всем на земле стало хорошо.

Нанайцы почитали солнце как божество, обращались к нему с молитвами в самых разных ситуациях. Старики говорили: «Молиться солнцу надо на чистой поляне. Ждать, когда оно пошлет первый луч на землю. Тогда оно касается земли и все видит: кто молодой, кто старый, кто больной, а кто здоровый. И все слышит, потому что ухо у самой земли держит. Тогда и проси у солнца, чего тебе надо».

Нанайцы называют солнце — Сиун, а луну — Бя. В одном из мифов Сиун предстает в женском обличье, а Бя — в мужском. Сиун и Бя полюбили друг друга, но Сиун убежала от своего возлюбленного. Бя пытается ее догнать, однако это удается ему только раз в месяц — в день новолуния. В это время небо погружается во тьму, чтобы ничто не мешало им наслаждаться любовью.

Однако чаще в мифах и мифологических сказках (причем у большинства народов мира) луна ассоциировалась с женским началом и водной стихией, поскольку считалось, что именно она управляет физиологическими процессами в женском организме и движением мировых вод — приливами и отливами. Одним из существ, связанных с луной, у многих народов почиталась лягушка, которая, как и луна, олицетворяла женское начало и водную стихию. В очертании пятен на луне нанайцы видели силуэт сказочной девушки-лягушки.

Жили на берегу Амура две подруги — женщина и лягушка. У женщины был маленький сын, у лягушки — дочь.

Однажды говорит лягушка: «Пойдем, сестрица, черемуху собирать!» А черемуха росла на дальнем острове посреди Амура. Взяли они своих детей, сели в лодку и поплыли к острову. Лягушка на веслах, женщина рулем правит.

Причалили к острову, детей оставили в лодке, а сами пошли за черемухой. Много ее к тому времени поспело — скоро не соберешь. Вот и говорит женщина лягушке: «Поди-ка посмотри, как там без нас наши ребята!»

Подошла та к лодке. Дети спят. Смотрит на них лягушка и думает: «Сестрицын сынок такой красавец, а моя дочка — лягушка лягушкой!» Взяла свою дочь и положила на берег. А сама села в лодку и уплыла домой.

Шаманка. Нанайцы. Начало XX в. МАЭ 1837-75.

Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)

Ждала-ждала женщина подругу, не дождалась. Пошла на берег. А лодки нет. И лягушки нет, и сына. Только лежит у самой воды лягушкина дочка и плачет.

Стала женщина жить на острове, растить лягушкину дочь. Построила из травы шалаш, насушила побольше черемухи. Когда зима пришла, стала печь из сушеной черемухи лепешки. Так год за годом и жили.

А сын женщины тем временем у лягушки в доме растет, ее своей матерью считает. Вырос, стал