Граф Суворов. Том 14 (СИ) - Иван Шаман

— Я в курсе, но надеюсь ты не держишь за это зла на меня. — проговорил Петр. — Я никогда не хотел тебя убивать, более того, был убежден что ты либо уже мертв, либо сможешь послужить сдерживающим фактором для моей сестры. К сожалению или к счастью, все пошл как пошло. Но давай не будем о прошлом.

— Я давно не вспоминал о событиях тех дней, так что — оставим. — подумав кивнул я. — Так что?

— Синее пламя может являться твоим наследным даром, как и у Ольги. — наконец ответил Петр. — Экстремальная ситуация, борьба за жизнь и наглядная демонстрация твоей слабости просто могли послужить спусковым крючком, пробудившим твой собственный дар.

— К сожалению сколько бы я не читал книг, и не спрашивал ученых, они так и не сумели мне пояснить этот феномен. — пожав плечами ответил я. — К тому же, какая теперь то разница? Она мертва, я получил её татуировку меча и дар. Правда теперь она уже исчезла, или, что вернее, на столько стала частью меня что растворилась.

— Да, об этом я тоже слышал. — проговорил Петр, и замолчал, явно решая, что сказать дальше. Выглядело это довольно странно, особенно учитывая, что регент сам вызвал меня на приватную беседу.

— Есть две диаметрально противоположные возможности. — наконец проговорил Петр. — Первая — ты пробудил свой собственный дар. Это именно твое синее пламя, просто пробудившееся в такой странной форме и постепенно становившееся всё сильнее. Вторая — это дар Ольги, который ты забрал, убив её.

— С первым всё понятно, я просто продолжу развивать дар дальше, как делал до этого. — ответил я, внимательно глядя на регента. — Но, кажется, будь всё так просто, вы бы не начали этот разговор.

— Я видел, как твой отец с легкостью оперирует всеми стихиями. — не стал скрывать Петр. — Если эта возможность есть и в твоей крови, значит её можно пробудить. А если нет, и ты получаешь дар вместе со смертью гения, у меня всё равно есть на примете кандидат одной с тобой крови.

— Давид? — нахмурившись спросил я. — Я не собираюсь убивать ребенка.

— Нет, и я вообще не уверен, что он до сих пор жив. — ответил регент, покачав головой. — Но мое предложение может показаться тебе куда более жестоким… ведь я имею ввиду твою мать.

— Что? — я аж поперхнулся. — Вы с ума сошли?

— Как давно ты её навещал? — задал встречный вопрос Петр. — Екатерина безумна, её тело и сознание необратимо искажено проклятьем диссонанса, она мучается от болей каждую секунду, несмотря на все лекарства. Она заслуживает покой.

— Это убийство беспомощного человека. — возразил я.

— Она пыталась убить тебя, твоих жен и друзей. — напомнил регент. — Пускай ты победил, но, если бы она одержала верх, вы все оказались бы мертвы.

— Она уже получила по заслугам… пожалуй даже больше, чем следует. — ответил я. — Если бы это было в моих силах — я бы её исцелил, не задумываясь.

— Значит это не в твоих силах. — грустно улыбнувшись произнес Петр. — Александр, я всё прекрасно понимаю, но она больше не человек. Она лишь тело, исковерканное диссонансом, зародыш твари, которая стремиться пожрать всех, кто находится рядом. Её держат в цепях и толстых ремнях, скованную по рукам и ногам. Если тебе чуждо милосердие и ты хочешь силы — убей её ради трона, ради её дара ледяного аспекта, ради… ради меня, себя и её самой. Она уже достаточно настрадалась.

С этими словами он поднялся, и кивнув быстро направился к выходу. Я же надолго задумался, понимая всю неоднозначность ситуации. Болезни Екатерины было сложно найти подходящее сравнение просто потому, что будь она обычным человеком, или даже аристократом из низших сословий, её бы давно убили без всякого спроса. Ещё в момент обращения в тварь.

Не операбельный рак, с метастазами в мозг — это куда более легкое и менее болезненное состояние, чем-то в котором сейчас находилась Екатерина. Даже в крайней форме старческая деменция оставляла в человеке больше человеческого чем то, что творило с телом и разумом искажение диссонанса.

Эвтаназия? Пожалуй да, быстрая и безболезненная смерть — лучший для неё выход. Только вот предложение, которое мне сделал Петр, это не только мольба о помощи страдающего брата, но и политическое деяние, которое не может не сказаться на всё жизни империи. У Екатерины до сих пор множество сторонников, которые прикрываясь её именем и титулом поддерживают оппозицию.

— Церковь подобное решение не поддержит. — заметила Инга, когда я рассказал супругам о предложении Петра. — Так что в публичное поле выносить этот вопрос категорически нельзя.

— Ну почему же, можно, но не как вопрос. — подумав возразила Ангелина. — По факту смерти бывшей императрицы матери, рассказать, как она мучалась за народ. Учитывая, что происходит с Екатериной, это будет милосердие.

— Милосердие которого она не заслуживает. — коротко сказала Мария. — Но умереть она должна, в этом я тебя полностью поддержу. Я сама не раз задумывалась о том что пора избавляться от тетки, а раз уж отец к тебе с таким предложением пришел, значит и в обществе его сторонников такое решение уже созрело.

— Такое решение не принимается нахрапом, за один день. — проговорила Инга. — Скорее всего, обсуждение заняло не один месяц, со времени искажения императрицы, а значит решение взвешенное и коллегиальное. Но принимать его только тебе, в конце концов — она твоя мать.

— Она защищала тебя до пятнадцати лет. — напомнила Ангелина. — Несмотря на то что ты лежал в коме. Заботилась о тебе, старалась найти способ исцеления, но то, во что она превратилась — это больше не она. Это вообще не человек. Отпустить её будет правильным решением.

— Которое можно принять и без твоего участия. — кивнула своим мыслям Мария. — Дорогой, если тебе сложно принять это решение самому, я могу сделать это за тебя.

— Как верно заметила Ангелина, мать заботилась обо мне до пятнадцати лет, хоть и делала это очень своеобразно. — сказал я, заставив Марию замолчать на полуслове. — Так что с моей стороны будет свинством не испробовать все способы исцеления, прежде чем принимать окончательное решение. И плевать что скажут бояре или дворяне, в первую очередь важно, что считаю я сам. Если она умрет по моей вине, а я не верну долг, это может стать преградой на пути к моему духовному росту.

— Вот как? — Мария задумчиво посмотрела на меня. — Но ведь ты убивал десятками, сотнями — и это не стало для тебя проблемой.

— Одно дело убить в бою, или во время самообороны. Совсем другое — убить беззащитного. — возразил я. — Она сейчас как ребенок или скованный зверь…

— Если ты так говоришь, дорогой, то пусть будет так. — проговорила первая супруга. — Если тебе нужно убить её самостоятельно, чтобы стать сильнее, я готова подождать столько сколько ты считаешь нужным.

— Хорошо. — кивнул я, задумавшись. Я не обманывал девушек, психологическая преграда вполне могла стать кармической расплатой за необдуманное действие, а убийство безоружных и слабых вполне подходило под эту категорию. Хотя выгод от смерти Екатерины было предостаточно, в первую очередь я должен был убедить себя, что сделал всё что мог, и что было правильно.

— Куда ты, дорогой? — спросила Мария, когда я поднялся с кресла.

— Проведаю матушку. Постараюсь понять можно ли с ней что-то сделать. — ответил я, выходя из покоев. Девушки ничего не сказали, даже Ангелина оказалась не готова поддержать меня в моем визите больной. Но не пройдя и половину мне пришлось отвлечься на окрикнувшего Константина, быстро догнавшего меня в коридоре.

— В чем дело? — спросил я, заметив, как он хмурится.

— Принц Атамаль был ранен пару часов назад. — сказал Багратион-младший. — Мы получили шифровку только что. Сейчас войска принца и поддерживающие его эскадры отходят от Багдада на север, и объединятся с эскадрой Амин-бея. Но их силы совершенно несопоставимы с войсками дяди Вахамеди. Боюсь без нашей поддержки они не справятся и вскоре будут разбиты.

— Плохо. — проговорил я, наскоро прокручивая в голове разговоры в совете министров. — Но ты сам знаешь, войск у нас нет.

— Как вариант — мы можем предоставить принцу политическое убежище, заявив, что признаем его право на престол. Тогда, после окончания конфликта на западе и закрытия зоны, мы сможем возвести его на трон Персии. — предложил Константин. — Это будет самый простой вариант.

— Судя по выражению твоего лица — простой, но далеко не лучший. —