Джентльмены-мошенники (сборник) - Эрнест Хорнунг

– Ну что ж, друг мой! Вы абсолютно правы, а я нет. Больше не заикнусь ни о чем подобном. Идите, если хотите, а к полудню возвращайтесь за деньгами. До конца жизни этого, конечно, не хватит, но из долгов я вас вытащу, тем более после того, как вы мне помогли.

Кровь вновь забурлила у меня в жилах.

– Я с вами, Раффлс, – процедил я сквозь зубы.

– Это ни к чему, – покачал он головой, добродушно улыбнувшись моему безрассудному энтузиазму.

– Я с вами! – вскричал я, чертыхнувшись. – Я готов помогать вам сколько угодно! Какая теперь разница? Где одна кража, там и десять. Теперь мне одна дорога – ко всем чертям. Назад дороги нет, хотя я все равно по ней не пошел бы. Теперь уже все равно! Только позовите – и я с вами!

Вот так в мартовские иды мы с Раффлсом объединили наши преступные силы.

Владелец всегда прав

– Ну и что вы об этом думаете? – спросил Раффлс.

Прежде чем ответить, я еще раз прочитал объявление в последней колонке “Дейли телеграф”. Оно гласило: “НАГРАДА В ДВЕ ТЫСЯЧИ ФУНТОВ. Вышеуказанную сумму может заработать тот, кто выполнит деликатное поручение, сопряженное с некоторым риском. Просьба отвечать телеграммой по адресу: Надежность, Лондон”.

– Думаю, что более странного объявления не видел свет!

Раффлс улыбнулся:

– Вы преувеличиваете, Банни. Хотя, согласен, оно довольно необычно.

– Вы только взгляните на сумму!

– Сумма и вправду немалая.

– А “деликатное” поручение, а риск!

– Да, ничего не утаили, надо отдать им должное. Но интереснее всего – требование присылать телеграммы на телеграфный адрес. Тот, кто придумал это, очень неглуп и играет по-крупному. Он разом отсекает миллион кандидатов, у которых денег хватит лишь на почтовую марку. Мой ответ обошелся мне в целых пять шиллингов.

– Вы что же, ответили на объявление?

– Разумеется, – сказал Раффлс. – Лишние две тысячи фунтов никогда не помешают.

– Вы подписались своим именем?

– Собственно… нет, Банни. Я нюхом чую: дело интересное, незаконное, а я, как вы знаете, весьма осторожен. Пусть пишут на имя Хики, 38, Кондуит-стрит, для передачи мистеру Гласспулу. Хики – мой портной. Отправив телеграмму, я зашел к нему и предупредил. Он обещал, как только придет ответ, передать его мне с посыльным. Слышите? Должно быть, это он.

Раффлс выбежал из комнаты, едва услышав двойной стук во входную дверь, и тут же вернулся, держа в руках вскрытую телеграмму. Ему явно не терпелось поделиться новостями.

– Представьте себе, Надежность – это тот самый Адденбрук, адвокат полицейского суда, и он хочет видеть меня немедленно!

– Так вы его знаете?

– Не лично. Надеюсь, он меня не знает. Это он получил шесть недель за сомнительное участие в деле Саттона – Уилмера. Все удивлялись, как его не лишили права практики. Тем не менее он процветает, и любой прохвост, которому нужен адвокат, обращается к Беннетту Адденбруку. Пожалуй, только он мог осмелиться дать подобное объявление, не вызывая подозрений. Это в его духе. Но будьте уверены: здесь что-то нечисто. И вот что странно: я сам давно решил в случае необходимости прибегнуть к услугам Адденбрука.

– Так вы идете к нему?

– Сей же час, – ответил Раффлс, чистя шляпу. – А вы пойдете со мной.

– Но я зашел, чтобы вытащить вас на обед.

– Вы пообедаете со мной после встречи с этим господином. Пойдемте, Банни, а по дороге мы придумаем вам имя. Меня зовут Гласспул, и только попробуйте об этом забыть.

Мистер Беннетт Адденбрук держал внушительных размеров контору на Веллингтон-стрит, в районе Стрэнда. Когда мы приехали, его не было: отлучился “ненадолго по делам в суд”. Не прошло и пяти минут, как появился бодрый, свежий, решительный человек, с виду очень уверенный в себе, даже дерзкий. Его черные глаза расширились от удивления, стоило ему увидеть Раффлса.

– Мистер… Гласспул? – вскричал адвокат.

– Да, это мое имя, – сухо, с вызовом ответил Раффлс.

– Но не на поле! – хитро заметил его собеседник. – Дорогой мой сэр, я так часто видел, как вы брали викет[29], мне ли вас не узнать.

На мгновение показалось, что Раффлс сейчас съязвит. Но он просто пожал плечами и улыбнулся, а потом цинично рассмеялся.

– Так, значит, на этот раз вы меня выбили? Что ж, тут и объяснять нечего. Я назвался другим именем, поскольку не хотел, чтобы все знали о моих стесненных обстоятельствах. Мне нужна эта тысяча фунтов, вот и все.

– Две тысячи, – поправил его адвокат. – А человек, который подписался вымышленным именем, как нельзя лучше мне подходит, так что на этот счет не беспокойтесь. Однако речь идет о деле конфиденциальном, сугубо личного характера.

Тут он пристально посмотрел на меня.

– Именно, – отозвался Раффлс. – Кажется, вы упоминали о некотором риске?

– Да, дело сопряжено с риском.

– В таком случае три головы лучше, чем две. Я уже сказал, что мне необходима эта тысяча фунтов, вторая нужна моему другу. Нам обоим чертовски нужны деньги, и мы либо беремся за это вместе, либо не беремся совсем. Вас интересует его имя? Думаю, стоит сказать все как есть, Банни.

Мистер Адденбрук удивленно приподнял брови, взглянув на мою визитную карточку, побарабанил по ней пальцами и смущенно улыбнулся:

– Признаюсь, я в затруднении. Кроме вас, пока никто мне не ответил. Те, кто может позволить себе длинные телеграммы, не бросаются на объявления в “Дейли телеграф”. С другой стороны, я не ожидал, что отзовется кто-то вроде вас. Честно говоря, я не уверен, что вы – джентльмены, состоящие в лучших клубах, – мне подходите. Я скорее предполагал увидеть… мм… джентльменов удачи.

– Мы вам подойдем, – заверил его Раффлс.

– Но вы ведь чтите закон?

Его черные глаза лукаво блеснули.

Мистер Адденбрук побарабанил пальцами по моей визитной карточке.

– Мы не профессиональные мошенники, если вы это имеете в виду, – улыбнулся Раффлс. – Но когда приходится туго, мы готовы на многое ради тысячи фунтов на человека, правда, Банни?

– На все, – пробормотал я.

Адвокат забарабанил пальцами по столу.

– Я скажу, что от вас требуется. Вы можете отказаться. Дело это незаконное, хоть и правое. Придется рискнуть, за что мой клиент и платит. В случае провала он все равно заплатит за попытку; считайте, что деньги у вас в кармане, если вы согласитесь. Мой клиент – сэр Бернард Дебенхэм из Брум-холла, Эшер.

– Я знаком с его сыном, – вставил я.

Раффлс мог бы сказать то же самое, но промолчал и искоса неодобрительно посмотрел на меня. Беннетт Адденбрук повернулся ко мне:

– В таком случае вы имеете честь знать одного из самых отъявленных повес в городе и виновника всевозможных неприятностей. Раз вы знакомы с сыном, вероятно, вы знаете и отца, по крайней мере слышали о нем; тогда нет нужды объяснять вам, что он весьма своеобразный человек. Живет один в окружении своих сокровищ и не подпускает к ним никого. Говорят, у него лучшее собрание картин на юге Англии, хотя трудно судить о том, чего никто не видел; он коллекционирует картины, скрипки и мебель и известен как большой оригинал. Нельзя не признать, что по отношению к сыну он повел себя крайне странно. Многие годы сэр Бернард оплачивал его долги, как вдруг недавно, без малейшего предупреждения, не только отказался улаживать дела с кредиторами, но и вовсе лишил его содержания. Я расскажу вам, что случилось, но прежде хочу напомнить, что я выступал адвокатом молодого Дебенхэма год или два назад, когда он попал в переделку. Я все уладил, и сэр Бернард щедро мне заплатил. Больше я с ними не виделся – до прошлой недели.

Адвокат придвинулся поближе к нам.

– Во вторник на прошлой неделе я получил телеграмму от сэра Бернарда с просьбой приехать незамедлительно. Он ждал меня у дома. Ни слова не говоря, он отвел меня в картинную галерею, отпер замок, поднял шторы и все так же молча указал на пустую раму. Долго я не мог вытянуть из него ни звука. Наконец он сказал, что у него похитили одну из самых редких и ценных картин в Англии, да и в мире: подлинник Веласкеса. Я проверил, и, кажется, это действительно правда: портрет инфанты Марии Терезы считается одной из величайших работ мастера, он уступает только ватиканскому портрету одного из пап, – по крайней мере, так мне сказали в Национальной галерее, где об этой картине знают все. Если им верить, она практически бесценна. А молодой Дебенхэм продал ее всего за пять тысяч фунтов!

– Хорош, нечего сказать, – усмехнулся Раффлс.

Я поинтересовался, кто же приобрел картину.

– Один политик из Квинсленда по имени Крэггс: достопочтенный Джон Монтегю Крэггс, член Законодательного совета, – таков его полный титул. Разумеется, в прошлый вторник мы еще не подозревали о его существовании; мы даже не были уверены, что молодой Дебенхэм украл картину. Но в понедельник вечером он приехал к отцу просить денег, получил отказ и, очевидно, решил таким образом поправить свои дела; он грозился отомстить – и отомстил. Когда я отыскал его в городе во вторник вечером, он совершенно бесстыдно признался во всем, однако не сказал, кому продал полотно. До конца недели я пытался выяснить имя покупателя и наконец выяснил – на свою голову! С тех пор так и бегаю по два раза на день из Эшера в “Метрополь” к нашему австралийцу. Чего только не пробовал: угрозы, посулы, мольбы, увещевания – все без толку!