Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин - Юля Беломлинская

Страшное слово обернулось шестью месяцами разнообразных физических пыток с голливудским хэппи-эндом.

Правда, у меня теперь так же, как и у любимейшего Хвоста, неполный набор внутренностей, но зато я теперь герой, не хуже моих ровесников которых ранило на войне. Можно говорить:

-Ну да, иногда в жизни бывает ОЧЕНЬ СТРАШНО И ОЧЕНЬ БОЛЬНО. Очень больно иногда бывает ОЧЕНЬ ДОЛГО. Что ты делаешь при этом? Молчишь. Иногда орешь. Иногда плачешь. Терпишь, в общем. Война не страшней больницы - там весело, там азарт. А в больнице - ТИХО...

А мы все пели и пели. Потом и еврейские тоже - я сочинила слова на все знаменитые еврейские музыки и "Фрейлехс", который в просторечии называется "Семь сорок" и "Тум Балалайка" и "Офен припечек"...

Все эти еврейские мелодии - никуда не исчезли. Людей этих, говорящих на языке "идиш", которые бродили вдоль границ - поубивали, а музыка сохранилась.

Кто-то бросился и к этим сундукам. Не я, но нашлись люди.

Эту музыку - "клейзмир" - все любят. Ее невозможно не любить, ну вот как русскую литературу. И сейчас ее впервые начали играть - просто музыканты. За то, что они музыканты. Не за то, что евреи. Только сейчас. Клейзмир входит в мир, как когда-то фламенко, а потом джаз.

Он будет входить все больше и больше. Как и джаз, музыка, настоянная на крови. Там в Америке - сделали клейзмир-джаз и клейзмир-рок, а тут у нас Инна Желанная и Сергей Старостин соединили его с русской архаической деревенской музыкой. И опять НАШЕ-ВАШЕ-СВОЕ.

Но у меня все люди говорят по-русски. И все про любовь, да про измену.

... Тумбала, тумбала, тумбалала

Рано поутру из дома ушла

Злая старуха - сводня и шлюха...

Девушкой бедной когда-то была.

А если про войну - то про любовь и верность.

... Не жди письма, любезная Матрена,

Писать я письма, знаешь, не мастак

Идет война, осталось два патрона,

Ты извини, коль что-нибудь не так.

Когда мы кончили петь - никаких уже козлов я не увидела.

Все стали Серенькие Козлики и Библейские Козочки - выяснилось, что если истины, вбиваемые бутылкой в голову, люди почему-то воспринимают плохо, то вот так - пропетые простые слова - все наоборот сразу понимают и верят им.

Все сразу исправились, полюбили Русскую Идею и раскупили у меня все книжки. Это было очень важно, потому что, как раз за день до этого, уже пришло письмо от лендлорда, чтоб платили немедленно. В тот день со мной случилось настоящее чудо - я не успела оглянуться, как в кармане у меня оказалась тысяча баксов. На 800 у меня раскупили кассет и книжек, а еще 200 дал мне серб Витя. Он бы потрясен таким количеством людей в своем баре, и особенно количеством ими выпитого.

Кассеты у меня взялись вот откуда.

Я однажды заманила к себе в дом знаменитого украинского кинорежиссера Сашу Игнатушу, которому негде было жить, и уговорила сыграть мне на гитаре. Купила микрофон, и мы все эти песни записали. Половину с Игнатушей, а еще половину с Алешей Слепаком - тоже случайно пойманным и хитростью заманенным в дом, гитаристом. Игнатуша попал в Америку случайно, на какой-то фестиваль. И обнаружил, что его знаменитый фильм, его же братья- украинцы распечатали пиратским методом и крутят вовсю. Он поклялся не уезжать, пока не выведет их на чистую воду - три года он прожил среди нас. Без ни хуя документов, денег и английского. То копал какие-то огороды, то долбил асфальт. Иногда жил с какой-нибудь красавицей.

У меня он жил последние две недели. Ничего он толком не победил. А уж домой ехать боялся - через три года, начинает полностью казаться, что Старого света - не было и нет, а есть только Америка.

Он сидел в моем роскошном красном кресле (вещи, найденные на помойке в Квинсе или в Бруклине - они всегда роскошные - бархатные, позолоченные, потому что только роскошные люди, позволяют себе менять мебель и выкидывать ее на помойку), и говорил:

Боюсь ехать. Все уж забыли про меня. Про кино мое. Кто ж меня теперь впустит обратно в режиссеры? Ладно. Пойду в трактористы... Отец был пастухом - и ничего. А мать - почтальоном. А я - в трактористы пойду.

С ним было легче, чем с Лешей Слепаком, у которого родители московская интеллигенция, а дядя и вовсе знаменитый правозащитник.

А все равно - трудно. Их обоих заносило, то в рок, то в попсу. А я точно знала - КАК НЕ НАДО. Вообще - точно знать, КАК НЕ НАДО- это очень важно. Потому что - КАК НЕ НАДО - еще можно узнать. А уж КАК НАДО сдохнешь, не разберешься. Про то, как не надо, я точно знала, благодаря одному ужасному случаю:

Мы с Юзом Алешковским очень друг другу симпатизируем. И хорошо друг друга понимаем. Однажды он даже спас меня от мамы.

Она требовала, чтоб я устроилась на работу, перестала забивать детям голову всякой хуйней и под видом мифической Русской идеи протаскивать идею безделья и лени. Из-за детей она сильно переживала. Особенно когда Лизочка отказалась посещать компьютерные курсы, а вместо этого пошла изучать реставрацию, и на мамино замечание, что этим много не заработаешь, ответила,

( нет, не с еврейским акцентом из анекдота - так разговаривают почти все эмигрантские дети - это "английский" акцент!):

-Мама, ты не родила детей, которые интересуются зарабатывать деньги. Ты родила детей, которые интересуются совсем другими вещами.

Я понимаю, как ужасно услышать такое от собственного ребенка в Нью-Йорк-городе 1998-го года. Это настоящая ЕРЕСЬ. Ересь и сектантство. Причем, они меня вырастили в этой секте - питерской интеллигенции, они же меня приучили с трех лет не предавать и не отрекаться, а там, в Америке ужаснулись тому, что сделали, а было уже поздно. И с детьми - было уже поздно. Я панически "держала" в этой ереси свою дочь, а заодно и сестру. И сразу нашла всяких подходящих американцев - Селинджера, Бредбери, Леонарда Коэна и Тома Уэйтса, Кустурицу и Роберта Альтмана, а потом уж и сами дети подтянули живую "человечью фасоль" - таких же потерянных эмигрантских деток - всех цветов и народов. А все равно их компания считается "русская". Говорят по-английски - это единственный общий язык. Значит "русская" - за Русскую Идею.

Селинджера и Бредбери мама мне как раз и принесла в клюве - лет в тринадцать. С этого возраста мы с ней уже читали одни и те же книжки. Алешковского - немного позже - с пятнадцати. По крайней мере - он был серьезный авторитет. И вот когда он однажды позвонил и, ничтоже сумняшись, объявил маме, что от всей русской литературы 20-го века останутся только три книжки:

первая - его "Николай Николаевич"

вторая - "Москва-Петушки" и

третья - моя "Мечта о лошади"

Это произвело сильное впечатление.

Особенно если учесть, что мама в ту пору уже была дважды номинирована на "Букера" и даже вышла в финал, и по-честному, получила из России тыщу баксов. Она, конешно, работая на складе комиссионного магазина, не особо поняла, чего такое случилось и откуда деньги, но все же какое -то смутное осознание себя не только в качестве кладовщицы, к ней постепенно стало возвращаться и, ясное дело, я ей казалась ничем другим, кроме как злостной саботажницей. И к моменту, когда Алешковский позвонил - она со мной уже пару месяцев не разговаривала. А ему - поверила! Простила меня. Сразу легше жить стало. И главное дети-то вышли хорошие.

А случай то с Алешковским вышел вовсе нехороший. Был его вечер в "Самоваре" - но сам он не пел, а только рассказывал, а когда надо петь, включал запись. Я знала, что его кассету записал Макаревич. Слушая это унылое правильное пение, я решила, что сам Макаревич и поет. Вот такое свое обычное, не хуже чем "Унтер-апельсины" - "недовложение мясного продукта". Как поет Юз - я несколько раз слышала. Да и пару раз и вместе пели в гостях. Он пел здорово. И вот в "Самоваре" я подошла к нему и сказала:

- Одного я не понимаю, как ты мог разрешить петь твои песни этому человеку, который никакого отношения не имеет ни к тебе, ни к этим песням, ни к их героям...

Ты совсем, что ли ебнулась, старуха? Какой на хуй, человек?

Макаревич. Это ж он поет?

Это я пою! Какой на хуй Макаревич? Он запись делал. Я пою. Да, я первый раз в жизни пою - НОРМАЛЬНО. Трезвый, с НОРМАЛЬНЫМИ музыкантами. Стараюсь слушать музыку. НОРМАЛЬНО, в общем, пою. ПРОФЕССИОНАЛЬНО. Андрюша сделал наконец ПРОФЕССИОНАЛЬНУЮ запись. И я ему страшно благодарен.

От Юза конешно не убудет - найдутся люди, которые по-прежнему будут петь его НЕПРОФЕССИОНАЛЬНО.

Я же первая. Я не всегда пою свои - у меня есть еще две другие программы "Любимые песни" одна - про Любовь и войну, другая про Тюрьму и суму, там всегда "Окурочек" и "Лесбийская".

А тогда я, конешно, расстроилась - распереживалась, но он-то спьяну не особо прочувствовал, как я невпопад выступила.

В общем, КАК НЕ НАДО, я точно знала и мучила своих музыкантов.

В результате, кассету мы записали, но уж ни о каком романе, нечего было и мечтать - оба они сказали, что ни одна баба их отродясь так не дрочила, и без содрогания они смотреть на меня больше не могут.