Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Грабители морей - Луи Жаколио

Быть может, Грундвигу и Гуттору тоже пришла бы в голову эта печальная возможность, если бы они догадались, какую радость вдруг почувствовал Надод, когда услыхал, что его хотят вести в башню Сигурда. Догадайся они об этой радости, они, конечно, постарались бы доискаться истинной цели, для которой Надод посылал Трумпа и Торнвальда в ског… Но есть вещи, которых не может предвидеть человеческая прозорливость. Грундвиг и Гуттор не знали, что Надод успел высадить на Нордкапе целую шайку грабителей и устроить засаду. Но, быть может, и Надод начал радоваться слишком рано, так как смерть Трумпа и Торнвальда могла дурно повлиять на шайку, оставить ее без руководителя.

Надод готов был дорого дать за то, чтоб у него вынули изо рта кляп. Обменявшись несколькими словами с Гуттором и Грундвигом, он мог бы, конечно, найти средство дать сигнал и своим товарищам. Но желание его оставалось неисполненным, и потому он ограничился лишь тем, что старался на ходу производить как можно больше шума, чем, впрочем, ровно ничего не достиг.

Один раз он даже приостановился, вглядываясь в темноту. Ему хотелось разглядеть хоть что-нибудь в густой высокой траве. Сзади его довольно сильно ударил какой-то корень. Уж не сигнал ли это был?.. Надод приостановился, как бы поджидая, что будет дальше, но сейчас же услыхал грубый голос Гуттора:

— Ну, ну, иди! Что стал? Или уже утомился? Скоро же!..

Не имея возможности отвечать, Надод должен был молча повиноваться. Грундвиг и Гуттор не разговаривали. По временам мимо пробегали стада оленей, вдали слышен был вой волчьих стай и рев медведя, потревоженного присутствием человека.

Но вот на темном фоне обрисовался силуэт Сигурдовой башни. Звезды начали бледнеть. До рассвета оставалось уже недолго.

Кругом старой башни царило угрюмое молчание. Дверь ее была заперта.

— Это странно, — заметил Грундвиг, — я был уверен, что старый Гленноор нас ждет.

Он свистнул три раза и не получил никакого ответа.

«Ладно! — подумал Надод. — Давай знать о своем присутствии, давай! Ничего лучшего я и не требую».

Грундвиг подошел к двери и без труда ее отворил.

На столе в столовой горела старая норвежская лампа из темной глины. В нее был налит тюлений жир.

— Гленноор!.. Гленноор!.. — позвал Грундвиг.

Эхо башни повторило его крик, затем настала глубокая тишина, исполненная чего-то зловещего.

Богатырь ввел пленника, запер дверь и подошел к своему другу.

На губах Надода играла злорадная усмешка, Грундвиг это заметил.

— Прежде всего нужно этого негодяя убрать в надежное место, — сказал он, — а потом мы увидим, в чем дело.

Вдруг Гуттор, наклонясь под стол, чтобы посмотреть, нет ли там чего, испустил ужасный крик.

— Что такое? — вскричал Грундвиг.

— Черт возьми! Он убит! — отвечал богатырь.

— Кто убит?

— Гленноор.

Он вытащил труп из-под стола. Бедный старик получил удар кинжалом прямо в сердце. Оружие было оставлено убийцей в ране. Тело еще не успело остыть.

Грундвиг с силой отворил дверь в примыкавшую к столовой тесную кладовую, втолкнул туда Надода и, старательно заперев дверь, вернулся к другу.

— Послушай, Гуттор, — прошептал он, — я, честное слово, боюсь… Это со мной в первый раз случается, но я боюсь, говорю тебе откровенно!

XXIII

ТЩАТЕЛЬНО ОСМОТРЕВ ВСЕ ПЯТЬ ЭТАЖЕЙ башни и ее подземелья, Гуттор и Грундвиг возвратились в столовую, где лежал труп несчастного Гленноора. Никаких следов они не нашли. Когда же успел убежать убийца? Это было подозрительно. Но поиски оказались совершенно безуспешными, и потому Гуттор и Грундвиг до некоторой степени успокоились.

— Гуттор, — произнес старый управляющий Бьёрнов, — это, оказывается, гораздо серьезнее, чем я думал. Очевидно, Розольфский замок окружен со всех сторон — и с суши, и с моря. Наши господа подвергаются огромной опасности.

— Пожалуй, что нам не следовало бы приходить сюда.

— В замке пленник не был бы полностью в нашей власти. Герцог постарел, сыновья его — само великодушие, и в случае, если бы негодяй отказался говорить, у нас не было бы средств заставить его. Наконец, если бы мы сюда не пришли, мы не узнали бы, насколько сильны бандиты, собравшиеся для разрушения замка. Я узнаю во всем этом руку «Грабителей морей», которые в несколько лет разрушили и разграбили множество замков по берегам Швеции, Норвегии, Англии и Шотландии, и уверен, что они действуют здесь по плану, выработанному Надодом, который, к счастью, теперь в наших руках. Это даст нам время опомниться, «Грабители» не решатся приступить к делу, прежде чем не вернется Красноглазый.

— Стало быть, капитан Ингольф заодно с ним?

— Боюсь я этого… Дай Бог, чтобы я ошибался, но подобная месть вполне подходит к характеру Надода. Ведь он мог двадцать лет воспитывать мальчика в ненависти к Бьёрнам и теперь привести его сюда для того, чтобы несчастный молодой человек истребил собственное семейство, убил своего отца, своих братьев… Быть может, Надод собирается сказать умирающему Харальду: «Знаешь ли ты, кто разорил твой дом, убил твоих детей, убил тебя самого? Фредерик Бьёрн, твой старший сын, похищенный мной и воспитанный в ненависти к тебе… Капитан Ингольф и Фредерик Бьёрн — одно и то же лицо».

— Ах, замолчи, пожалуйста, Грундвиг! Твои слова меня бросают в дрожь… Это ужасно! Это адски ужасно!

— Подожди, еще не все. Я всегда заранее предчувствовал все беды, какие только случались с нашими господами. Я знал, что Магнус Бьёрн не вернется; знал, что леди Эксмут, наша юная и прелестная Леонора, погибнет во цвете лет; предвижу, что Сусанна, графиня Горн, кончит тем же… Сказать тебе, кто убил Магнуса Бьёрна? Кто погубил герцогиню Эксмут с детьми? Кто собирается извести Черного герцога, Олафа, Эдмунда, Эрика и Сусанну Бьёрн?.. Все он, все бессовестный Надод… И это он сделает, если мы его выпустим из рук.

— Но если он будет говорить, если он сознается во всем?.. Ведь мы ему дали честное слово, Грундвиг.

Старик рассмеялся горьким смехом.

— «Честное слово»!.. Может ли идти речь о чести, Гуттор, о нашей личной чести, когда дело идет о спасении Бьёрнов и о наказании их врагов?

Понизив голос, он прибавил несколько спокойнее:

— Видишь ли, Гуттор, я при самом рождении получил один ужасный дар, переходящий у нас в роду от отца к сыну. Когда в воздухе носится беда, то мы ее предчувствуем и предвидим. Я чувствую, что на роде Бьёрнов лежит роковая печать, что он прекратится вместе с нынешним веком… Но, разумеется, мы будем защищать остающихся до последней капли крови — не так ли, Гуттор?