Тамерлан. Потрясатель вселенной - Гарольд Лэмб

Военачальники один за другим клялись исполнить его волю. Однако советовали Тимуру послать за другими внуками, чтобы те сами слышали его повеления.

Тогда он сказал с ноткой своей всегдашней раздраженности нерешительностью и промедлением:

— Это последний прием. Так угодно Аллаху.

Чуть погодя произнес, словно подумав вслух:

— Я бы только хотел увидеть еще раз Шахруха. Но это… невозможно.

Должно быть, это слово он произнес впервые. Несгибаемый дух, пролагавший путь по жизни, безропотно принял ее конец.

Кое-кто из военачальников плакал, слышались рыдания женщин. В комнату вошли служители веры. «Аллах — нет божества, кроме Него…»

ПОСЛЕСЛОВИЕ

ЧТО ВЫШЛО ИЗ ПОПЫТКИ

Рука, сплотившая из осколков империю, обессилела; воля, воздвигшая имперский город, больше не могла подчинять себе татар.

Татарские военачальники лишились большего, чем просто император. Тимур вознес их до невероятной власти; он вел их за собой и держал в руках все бразды правления. Под его началом они стали владыками чуть ли не полмира. Большинство их было сыновьями служивших ему людей, многие были внуками. В течение полувека они не знали иной воли, кроме воли Тимура.

К тому же и в войске, и в городе находились чужеземцы. Монголы Золотой Орды, турки, персы, афганцы и сирийцы. Они еще не сплотились окончательно в новый народ.

Так велико было их почтение к Тимуру, так велика скорбь о его смерти, что войско и город думали только об исполнении его повелений. Если б преемник эмира, Пир-Мухаммед, не находился в Индии — а путь из Отрара в Индию и обратно в Самарканд труден, если б Шахрух, самый умный его сын, не был всецело поглощен своим правлением в Хорасане и если б высшие военачальники в слепом повиновении не попытались продолжать поход на Китай, империя могла бы сохраниться.

Но никто не был способен взять те бразды, которые Тимур выпустил из рук. Высшие военачальники в Отраре сделали все, что могли. Устроили важный совет — решили не объявлять о смерти Тимура во всеуслышанье, избрать одного из его младших внуков командовать войском и надеяться, что китайцы не поверят в тимурову смерть, если войско появится у Великой стены. Судя по всему, они были уверены в своей способности покорить Китай.

Тело покойного завоевателя было отправлено с Улугбеком, старшим сыном Шахруха, и большим эскортом туда, где его поджидали вдовы. К Пир-Мухаммеду были посланы срочнейшие гонцы. Весть о смерти Тимура пришлось отправить управителям далеких земель, сыну и внукам эмира.

Однако поход войска в Китай почти сразу же был прекращен. Распространился слух, что командиры правого крыла поклялись в верности Халилю, сыну Мираншаха, и намерены возвести его на самаркандский трон. В это же время командир левого крыла отпустил по домам воинов и поспешил обратно в Самарканд.

В этих критических обстоятельствах высшие военачальники, Нураддин и его сотоварищи, провели еще один совет. Продолжать путь к Китаю, оставляя дома множество властителей, они не могли. Повернули обратно и, двигаясь ускоренным темпом, нагнали у реки Сыр похоронный кортеж.

Въезд в Самарканд им преградили запертые ворота — хотя с ними находились великая госпожа Сарай-Мульк-ханым, гроб Тимура, его знамя и большой барабан. Правитель города дал Халилю клятву верности и объяснил военачальникам в письме, что кому-то было необходимо занимать трон до приезда Пир-Мухаммеда.

Приехал, однако, Халиль, возлюбленный Шади-Мульк, с сильным отрядом сторонников, приобретенных благодаря влиянию Хан-Заде, которая давно планировала этот шаг. В Самарканде не знали, что думать. Тимур скончался вдали от города; они не слышали последних его повелений. Халиль сидел на троне признанным императором.

Нураддин, ветеран тимуровых походов, отправил новому двору горестное письмо:

«Наши сердца разрываются от горя, потому что могущественейший властитель, величайший на свете человек умер; и уже невежественные юнцы, которых он вознес из грязи до высочайших почестей, предали его. Забыв, чем обязаны ему, не подчинились его велениям, нарушили свои клятвы. Как нам скрыть свое горе, вызванное столь ужасным несчастьем? Едва стоило повелителю, который заставлял земных царей служить у него привратниками и воистину заслужил имя завоевателя, покинуть нас, как его воля оказалась забыта. Рабы стали врагами своего благодетеля. Где их вера? Будь у скал сердца, они бы разрыдались. Почему с Неба не обрушился каменный дождь на этих неблагодарных?

Что касается нас, Аллах свидетель, мы не забудем желаний нашего повелителя; мы исполним его волю и будем повиноваться юным правителям, его внукам».

Военачальники снова посовещались и в конце концов приняли единое решение. Вошли в павильон, где стояло знамя, и велели разбить большой барабан. Им не хотелось, чтобы он, столько раз возвещавший их слуху весть о победе, бил в честь кого бы то ни было другого.

Халиль первым делом открыто женился на одалиске Шади-Мульк, в которую был влюблен.

Слишком юный, чтобы править твердой рукой, опьяненный оказавшимся в его руках богатством, всецело попавший под влияние красавицы персианки, он закатывал пиршество за пиршеством, слагал стихи, посвященные своей новоиспеченной императрице, и расточал сокровища Самарканда. На какое-то время его показной блеск и бездумное мотовство снискали ему симпатии и сторонников. Однако он заменил прежних управителей своими избранниками, персами, льстецами и им подобными людьми. А Шади-Мульк, спасенная от смерти овдовевшей великой госпожой, только и думала, как унизить Сарай-Мульк-ханым. В садах Самарканда царил безумный карнавал. Драгоценные камни разбрасывали под ноги толпе. В фонтанах струями било вино.

Халиль ликовал, Шади-Мульк наслаждалась местью, и они вдвоем довели дело до гражданской войны.

Со временем Пир-Мухаммед возвратился из Индии и был разбит войсками Халиля. Перемены не заставили себя ждать. Высшие военачальники с той частью войска, что оставалась верна им, внезапно налетели на Самарканд, одолели нового императора, взяли его в плен и выставили Шади-Мульк на публичный позор.

Со смертью Тимура пришел конец империи. Уже не было надежды уберечь ее от развала.

Из Хорасана наконец явился выведенный из равнодушия нарастающими бедствиями могучий Шахрух и занял город. С тех пор Мавераннахар находился в его власти, и он пожаловал Самарканд, лишившийся большей части сокровищ, своему сыну Улугбеку. Вдвоем они удерживали в целости ядро империи — от Индии до Месопотамии.

Оба были мирными людьми, покровителями искусств — в наследие от эмира им досталась оборотная сторона его нрава, побуждавшая его восстанавливать разрушенное собственным неистовством. Избегали войны, однако были достаточно разумны, чтобы защищаться с помощью испытанных воителей, собравшихся при их дворах. Города их были островами спасения в хаосе развала.

При Шахрухе и Улугбеке настала пора процветания. На регистане возводились новые постройки, персидские художники и поэты процветали под их покровительством. Шахрух был Августом, а Улугбек Марком Аврелием этой династии. Улугбек — знаменитый астроном, географ и поэт — построил в Самарканде громадную обсерваторию и погрузился в занятия наукой. Оба они известны как Тимуриды — судя по всему, самые просвещенные монархи своего времени наряду с династией Мин современного им Китая.

Их гением была осуществлена половина честолюбивых замыслов Тимура, так как Самарканд стал поистине Римом Центральной Азии. Но он был изолирован. Торговые пути оказались нарушены борьбой, начавшейся после смерти Тимура; вновь — с тысяча четыреста пятого года до открытия морских путей португальцами, а затем англичанами — азиатский материк был закрыт для европейцев. В Самарканде не появлялся никакой Марко Поло. Он был в большей степени, чем Лхаса, запретным городом. Лишь в середине девятнадцатого века туда дошла русская армия, и ученые рьяно устремились в Самарканд искать помимо всего прочего византийскую библиотеку, которую Тимур вывез из Бурсы. Поиски оказались тщетными.

Время, морозы, палящее солнце и землетрясения превратили регистан и квартал Биби-ханым в развалины. Стены, которые по плану Тимура должны были оказаться несокрушимыми, разваливались год за годом. Даже в наши дни очень мало кто из путешественников попадает на площадь, которую лорд Керзон назвал самой величественной в мире. Однако время придало развалинам неизгладимую красоту прошлого.

Литература этого августианского века татар большей частью не переводилась и потому известна не полностью. Но правнуки Шахруха и Улугбека блеснули собственной славой. Пошли из Самарканда в Индию и там основали династию, известную как Великие Моголы.