Темный путь. Том второй - Николай Петрович Вагнер

Припомни, родная моя, что я тебе рассказывал о жидовском балагане в Б…

Она опять кивнула головой.

С

— И вот, Лена, я мечтал и мечтаю теперь идти вместе с тобой против этой страшной волны «темного дела», которая готова залить, поглотить нас…

Она грустно покачала головой и прошептала:

— Это мечта… Это невозможно!

— Возможно, дорогая моя, только бы были у нас силы.

— Таких сил нет, Володя!.. Это сверх человеческих сил…

— Терпением, трудом… упорным, с любовью… мы положим начало, наши внуки, правнуки докончат… Мы начнем с малого, Лена… Мы составим маленький, крохотный кружок… лиц единомыслящих, сочувствующих и будем сеять доброе семя… проповедовать, убеждать…

Она засмеялась громким смехом, и в этом смехе слышались слезы.

— Ах! Володя, — всплеснула она руками. — Ты до сих пор мечтатель, энтузиаст и, верно, таким останешься…

— Это не фантазия, Лена… Другого средства, другого спасения нет…

— Нет спасения! Да! — вдруг строго произнесла она. — Это правда!.. Это страшная правда!.. Нет спасения!.. Земное должно совершиться… Страшное «темное дело», как ты его называешь, погубит все… Останутся только немногие, избранные… и все погибнет в огне очищения…

В ее глазах сверкнул дикий огонек. Она протянула с убеждением руку вперед. В ее словах звучало оно — это убеждение… В них было что-то пророческое…

— Лена! — вскричал я. — Неужели он, твой Бог, Бог мира, любви… допустит это…

Она молча многозначительно кивнула головой… Я в ужасе вскочил…

— Постой! — вскричала она, схватив меня за руку. — Постой!.. Не суди, не богохульствуй!.. Там, в той жизни все… а ты… ты только маленькая частичка этого великого всего!.. Не нам судить и устраивать… Нам только желать и молиться… Молиться, чтобы Его воля, Его благая воля исполнилась…

Я с ужасом смотрел на нее. Кровь усиленно билась в висках. Дышать было тяжело…

CI

— Лена, — прошептал я, — Лена! Если бы все так думали… то кто же стал бы устраивать жизнь!..

И я вспомнил, как говорил Марье Александровне: «Тогда все пошли бы в монастыри».

— Кто?! — вскричала она. — Избранные, крепкие духом, но не мы с тобой… а нам остается только молиться, чтобы воля Господа скорее исполнилась… чтобы он избавил мир от зла… — И она прочувствованно перекрестилась.

— Лена!.. Но кто же тебе сказал, что ты не избранная… Положим, я слабый человек… Но ты, ты крепкая духом… Не грех ли будет тебе, если из двух дел ты изберешь то, которое больше по душе, и бросишь важнейшее, святое дело?..

Она на мгновение задумалась.

— Лена! — продолжал я. — Ты знаешь Светкова. — Это честнейший, твердой души человек. Знаешь Самбунова — это тоже крепкий человек… А Лабунов — чистая душа, образованнейший, гуманный господин… Вот уже есть трое, есть закваска… И ты поддержишь нас, ты твоим непоколебимым духом…

Она быстро схватила меня за руку и заговорила дрожащим голосом:

— Володя!.. Оставь меня!.. Зачем ты зовешь меня?.. Я была тверда… О! Не смущай меня, не соблазняй!.. Мне было так хорошо…

Голос ее вдруг ослабел:

— Володя!.. Я прошу тебя!.. Уйди!.. Дай мне время… Я должна молиться… Я ни на что не решусь без молитвы… Приди завтра… завтра в десять часов… А теперь уйди, уйди, ради Бога!.. Завтра мы поговорим с тобой об этом…

Она вся дрожала. Я протянул ей руку. Она нехотя подала свою, холодную, дрожащую. Я хотел поцеловать ее, но она поспешно выдернула ее и замахала на меня…

— Прощай!.. — сказал я. — До свиданья… И да внушит тебе твой Бог человечные мысли. — Я вышел.

При сходе с лестницы я встретил Мавру Семеновну. Она тяжело поднималась, с маленьким кулечком под мышкой; увидала меня, обрадовалась. Мы расцеловались, поговорили, и я побежал к себе, на «фатеру», к коровьему купцу.

CII

Весь день, до поздней ночи, я был в тревожно-радостном настроении. Я очевидно поколебал ее, забросил великий вопрос в самое сердце. «Не может быть, — думал я, — чтобы она — рассудительная, самоотверженная, ищущая добра — решилась не последовать за мной!..»

И сердце мое усиленно билось от этой радостной, дружественной жизни вдвоем. Я был весь отдан моей мечте, слезы умиления выступали не раз на мои глаза… И мне хотелось молиться, благодарить за спасение ее…

В первый раз после тяжелого пути и бессонных ночей я нашел минуту успокоения, отдохнул душой и сердцем.

Мои хозяева оказались приветливыми и простодушными. Они накормили меня ухой из двинской стерляди и каким-то пирогом, в котором был запечен целый лещ, au naturel. Потом попотчевали наливкой из мамуры[27] и такими жирными сливками, каких я не едал во всю мою жизнь.

Они рассказали мне, что монастырь, в котором теперь жила Лена, называется Успенским девичьим монастырем, что это был прежде архиерейский дом, в котором содержалась царственная узница, бывшая правительница России Анна Леопольдовна.

— А чего у вас есть осмотреть? — допрашивал я… — Какие достопримечательности?

— Чего осмотреть… Нечего! Так разве погуляйте над Двиной… а не то в бору…

И я послушался и пошел гулять над Двиной…

С высокого берега расстилалась болотистая равнина, поросшая сосновым и березовым лесом, который весь уже пожелтел. Кругом городка были тоже низменности, болота и тот же однообразный скучный лес.

Я прошел весь городок вдоль и поперек. Везде пусто, точно вымерло. На всем лежит какая-то тоска, безмолвие. Длинные пруды или озерки полны свинцовой, мрачной водой. С неба сеется мелкий дождик, моросит, и низкие тяжелые облака бегут по окрестностям, то закрывая их, то снова открывая какие-то кусочки скучных, жалких лесов.

«Точно могила, покрытая серым изорванным саваном!» — подумал я невольно.

Нет! Не в этой могиле заживо гнить чудной, крепкой девушке, полной энергии, полной чистых, живучих сил. О! Лена! Дорогая Лена, ты будешь работать, будешь принадлежать всецело борьбе с «темным делом» и… будешь моей!

В последнем я робко признался даже самому себе…

Я вернулся к шести часам. Было уже темно. В воздухе сильно похолодело и прояснело.

Хозяева рассказывали мне о монастырских порядках. Я узнал многое, мелочное, скаредное… И ужас напал на меня при одной мысли, что среди этой мелкой, заскорузлой жизни погребет себя моя дорогая девушка!

CIII

Когда я на другой день вошел на монастырский двор, то меня поразили необыкновенное движение в нем и какая-то торжественность.

В самых воротах были мужички и бабы, которые стояли или сидели группами.

По двору проходила та монахиня, которая вчера провожала меня к Лене. Мне сказали хозяева, что ее звали «мать Агапия», что она всегда встречает и провожает