Испытание верностью - Ольга Арсентьева

– А я вот не таков! Я взяток не беру!

– Да ведь вам никто и не предлагает… Чин у вас больно уж незначительный, для взяток-то… Вот ежели б вам предлагали, а вы не брали, тогда другое дело.

Ну, а вы, милые дамы?

Вы-то отчего сурово поджимаете губы, глядя на нашего героя? Вы ведь уже отнеслись с пониманием и даже сочувствием к героине, решившейся сделать аборт, так проявите немного снисхождения и к нему!

Тем более что там, внизу, на сцене, ничего особенного и не произошло.

Пока.

89

Ну что же, после антракта все вернулись на свои места в зрительном зале: и достойные господа, и добродетельные дамы. Женщины возбужденно шушукаются, шелестят программками («Ах, милая, вы не знаете исполнителя главной роли?» – «Нет, я его никогда раньше не видела… до чего хорош!») и с нетерпением ждут начала последнего действия. Мужчины с нарочито скучающим видом разглядывают золоченую лепнину потолка и огромную хрустальную люстру в его центре.

В театральном буфете выпито все шампанское, съедены все бутерброды с икрой и все, до единой, шоколадные конфеты.

В общем, все готовы и все готово.

Чтобы не пропустить ни одной детали из предстоящей любовной сцены, тщательно протерты стекла лорнетов и подкручены колесики театральных биноклей.

Свет! Занавес!

…Карлу казалось, что он летит – не над снежной равниной, а над цветущей, теплой, обласканной лунным светом землей, – и что белые эдельвейсы, огромные, как деревья, роняют на него прозрачные душистые лепестки.

Касаясь его кожи, лепестки тают, оставляя сильный, дурманящий аромат.

Касаясь губ, они оставляют медовую сладость и вызывающую жажду пыльцу.

Волны ароматов, как невидимые ленты, обвивают его тело и мягко, но настойчиво влекут куда-то вниз.

Ему хочется взмыть над землей, устланной белыми лепестками, хочется подняться над гигантскими, покачивающими своими кронами эдельвейсами в лунный простор, в прохладу звездного света – но волны не пускают.

Белые лепестки затевают вокруг него настоящий хоровод, мягкой тяжестью ложатся на плечи. Запах становится сильным до одури, а жажда от сохнущей на губах пыльцы – непереносимой.

И есть одна-единственная возможность утолить эту жажду – там, внизу, под белыми лепестками, бежит горный ручей.

Из него никто никогда не пил.

Он бежит здесь только для Карла.

Глоток воды из этого ручья – и все прочие источники перестанут для него существовать. Навсегда.

Туда, к ручью, и тянут Карла ленты запахов. И, похоже, скоро утянут совсем.

Это Саддха, ее руки, обнимающие его, одна на спине, другая на затылке, это ее поцелуи на его губах и шее.

И он сам, он тоже обнимает Саддху за тонкую, под овечьим тулупчиком, талию, а другой рукой ласкает нежную обнажившуюся плоть над бешено стучащим сердцем. Они стоят, прижавшись друг к другу, а потом Карл легко, словно в девушке нет ни грамма веса, один лишь лунный свет и аромат эдельвейсов, поднимает ее на руки.

И все же отчего-то он медлит, стоит здесь, среди холодных камней и снега, вместо того чтобы унести Саддху в более подходящее место и там дать ей все то, чего она так сильно желает.

Он поднимает затуманенные глаза и смотрит в темное небо – а зачем?

От него уже ничего не зависит, так пусть все идет, как идет…

И тут сверху (небывалый случай в этом месте, на этой высоте и в это время года) на него падает капля дождя. Потом еще одна. И еще.

90

Капли холодные и почему-то соленые, как слезы.

А еще они немного отдают сиренью.

Слезы…Сирень… Делла…

Карл запрокинул голову и жадно выпил их, как лечебную настойку, как снадобье, отрезвляющее, горькое, но возвращающее разум и приводящее в чувство.

Мне не нужны эдельвейсы, заявил он темному небу, горам, Саддхе и самому себе. Мне нужна сирень.

О, Делла! Прости меня! Помоги!

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, но Карл уже пришел в себя.

Трепещущая Саддха была бережно поставлена на ноги.

И ей Карл тоже сказал: «Прости». После чего, не дожидаясь ответа, не разбирая в темноте дороги, кинулся в туннель.

Клаус проснулся оттого, что в палатке кто-то шумно возился.

Он решил, что это снежные люди посетили его в надежде поживиться имуществом или с иными, еще менее благовидными, намерениями. Затаив дыхание, Клаус вытащил из-под подушки складной нож.

В темноте кто-то вполголоса выругался по-немецки.

Обмирая от облегчения, Клаус выронил нож и стал шарить вокруг себя в поисках карманного фонаря.

– Профессор, вы! Какое счастье! Вы нашли Шамбалу? А почему вы такой мокрый? Что вообще с вами было?!!

– Ты все равно не поверишь.

Карл достал из своего рюкзака сухую одежду.

Клаус расширенными глазами следил, как тот переодевается и вытирает полотенцем мокрые волосы.

– Я провалился в трещину, – объяснил профессор. Правда, смотрел он при этом не на Клауса, а куда-то в сторону. – У тебя остались сигареты?

– Профессор! Вы же не курите!

– Дай.

Клаус ущипнул себя за бицепс. Было больно.

Дрогнувшей рукой он протянул профессору последнюю пачку «Кэмел» и спички.

Тот сел у входа в палатку, подобрав под себя длинные ноги, и глубоко затянулся.

Клаус, волоча за собой спальник, подполз к нему и примостился рядом.

– И не называй больше меня профессором, – неожиданно резко обратился к нему герр Роджерс, – я такой же неуч, как и ты. А в некоторых вещах и вообще болван. Кретин самонадеянный…

– Хорошо, как скажете, – неуверенно произнес Клаус. – Буду называть вас по имени и на «ты».

Он опасливо покосился на профессора, но тот лишь согласно кивнул.

Тогда Клаус облегченно вздохнул, отобрал у Карла сигареты и закурил сам.

– То есть Шамбалу ты так и не нашел? – на всякий случай спросил он.

Карл отрицательно покачал головой.

– Ну и ладно, в другой раз, – успокоительно произнес Клаус.

Он еще ни разу не видел профессора, то есть Карла, таким мрачным. Следовало немедленно что-то предпринять. Как-то развлечь его и отвлечь.

– Еда у меня почти кончилась. И уголь тоже, – жизнерадостно поведал Клаус. – И моя нога… она, конечно, поджила, но ползать с ней по скалам я пока не могу.

– Что-нибудь придумаем, – безразличным тоном отозвался Карл.

– Но есть и хорошие новости!

– Да? Какие же?

91

– Ты не поверишь, но мой спутниковый телефон заработал! Взял и ни с того ни с сего включился вчера вечером! Я просто так, интереса ради, набрал номер спасательной службы – так вот, за скромную сумму в десять тысяч долларов они готовы прислать сюда вертолет. Всего-то и надо – сообщить им номер твоего банковского счета…