Испытание верностью - Ольга Арсентьева

Он был уже у входа в пещерный туннель, на другом конце которого его ждал короткий и необременительный для сильного здорового мужчины спуск к снежному полю, как вдруг услышал тихий плач.

В нем не было надрыва и истерики, требования и злобы – лишь бесконечная печаль.

Так мог плакать ребенок, потерявший что-то очень важное, но уже смирившийся с этим, так плачет женщина, почти лишившаяся надежды на встречу.

Еще два шага, и своды туннеля сомкнутся над его головой, отрезав все внешние звуки.

Просто иди и не оглядывайся. Не сворачивай со своего пути.

Еще один шаг.

Плач смолк, завершившись коротким всхлипом.

Карл оглянулся.

И увидел Саддху.

Девушка, сменившая роскошное утреннее одеяние на привычный овечий тулупчик, сидела на очищенном от снега камне и старательно сморкалась в платочек.

– Я ни о чем тебя не прошу, – сказала она подошедшему Карлу, – просто посиди со мной немного, прежде чем уйдешь. Это ты можешь для меня сделать?

– Конечно, – ответил Карл.

Камень, на котором сидела Саддха, оказался на удивление теплым.

– Если бы ты остался со мной, я открыла бы для тебя Шамбалу, – после долгого молчания произнесла Саддха.

Карл горько усмехнулся и отрицательно покачал головой.

Саддха придвинулась ближе и положила черноволосую головку ему на плечо.

– И отцу ты понравился, – продолжала она, перебирая тонкими, нежными, но сильными пальцами его пальцы, – он сказал, что при других обстоятельствах из тебя получился бы хороший отец для его внуков… А вот я не понимаю и не хочу понимать, что это за обстоятельства такие… что может быть сильнее любви… Я же чувствую, что нравлюсь тебе!

87

Карл не стал ее в этом разубеждать, чтобы еще больше не обидеть и не ранить. Он сделал типичную ошибку всех мужчин – попытался объясниться с ней (а заодно и с самим собой) на рациональном уровне.

Но его объяснения – долг, верность, честь – ничего не значили для влюбленной Саддхи. Она по-прежнему не видела в них никакого противоречия своим совершенно естественным и оправданным желаниям и не понимала, отчего светловолосый красавец так упрямится.

– О, если бы ты согласился остаться со мной, – пела она нежным, хрипловатым от недавно пролитых слез голосом, – хотя бы ненадолго… на день, на вечер, на час!

Тепло от камня и от ее тела поднималось в морозный воздух невидимой струей и окутывало его ленивой, расслабляющей истомой.

Все, сказал себе Карл, надо уходить. Прямо сейчас.

И встал.

– Подожди! – встрепенулась Саддха, – поцелуй меня на прощанье! Оставь мне на память хотя бы один поцелуй!

Помедлив, он взял в ладони ее заплаканное личико и коснулся губами девичьего лба.

Две сильных и гибких, как змеи, руки взметнулись вокруг шеи Карла.

– О нет, не так, – зашептала Саддха, пригибая его голову к себе, – совсем не так…

«Благородный муж может быть легко уловлен сетью собственной доброты», – говорил Дэнкэй. Хотя, вероятно, эти слова принадлежат не ему, а Конфуцию или еще кому из великих… неважно, в конце концов!

А важно, что именно так и произошло с нашим героем.

Повторимся – Карл жалел Саддху и ни в коем случае не хотел ее обидеть или огорчить.

Она была ему симпатична.

Он ей сочувствовал. Он ее понимал.

Ну, в самом деле, какой здесь была жизнь у молодой пылкой девушки?

Ее отец, философ и мудрец, мог сколько угодно восторгаться чистотой горного воздуха и золотыми, в полнеба, закатами, но она-то наверняка чувствовала себя одинокой среди этого замороженного великолепия. Отец, яки, снежные люди и – крайне редко, если верить Дэн-Ку, – фанатики-альпинисты составляли все ее общество.

И тут появляется он.

Карл никогда не был склонен к завышенной самооценке, но понимал, что на фоне яков, снежных людей и альпинистов представляет собой достаточно привлекательный вариант.

Кроме того, профессор привык полагаться на собственную выдержку (незаурядную от рождения и подвергнутую жесткому тренингу в молодости) и оттого считал, что в деле утешения Саддхи всегда сможет остановиться, не перейдя известных пределов.

Таковы были причины, по которым он все еще находился здесь, по эту сторону тоннеля, хотя солнце уже закатилось и небо украсила первая пригоршня ярких и крупных, как угли, звезд.

Тем более не стоит спешить – лучше подождать, пока взойдет луна.

Вполне можно будет спуститься и при ее свете.

88

Так рассуждала та часть его сознания, которая еще утром охотно и не без удовольствия внимала уговорам Саддхи.

Сейчас эта часть, не встречая должного отпора со стороны разума, а, наоборот, подпитываясь сочувствием к девушке и не до конца выветрившимися винными парами, как-то быстро и незаметно разрослась.

Подчиняясь ей, Карл тихо гладил прильнувшую к нему Саддху по ароматным шелковым косам и бормотал что-то по-немецки, непонятное для девушки, но явно утешительное.

Когда же Саддха снова попыталась дотянуться до его губ, а он, впавший в полную самонадеянность, позволил ей это, часть окончательно вырвалась на свободу и немедленно осуществила захват всей территории.

Как-то раз Дэнкэй решил навестить своего друга, тоже мудреца, философа и наставника молодежи. Была глубокая ночь, валил снег, и ученики уговаривали Дэнкэя отложить поездку.

– Поеду! – сказал он и отправился в путь.

Под утро, весь облепленный снегом и замерзший, он прибыл к усадьбе друга, но у самых ворот вдруг развернулся и поспешил назад.

– Почему вы так поступили, учитель? – спросили ученики, когда он возвратился домой.

– Было настроение ехать – и я поехал, – объяснил им Дэнкэй, – настроение исчезло – и я вернулся.

Кому из нас, скованных по рукам и ногам внешними условностями и внутренними установками, не хотелось бы иногда пожить настроением? Совершенно свободно следовать капризам и велениям своей души, не тревожась о последствиях? Ну хотя бы изредка – куда уж нам до Дэнкэя?

Кто из нас не хотел бы снова стать молодым? Беспечно пробовать на вкус мир, нырять в его глубины и возноситься к небесам, делать многие вещи в первый раз и так, словно никто никогда не делал этого раньше…

Кто из нас устоял бы, если б ему навстречу, раскрыв объятия, поспешила сама Юность – прелестная и свежая, будто утренний цветок в капельках росы, не знающая сомнений и настойчивая, словно бегущая с гор вода?

О, смотрите-ка, один поднял руку! Еще один, и еще!.. И вы, мужчина? Вы уверены, что устояли бы?..

Что ж, прекрасно. Но только, глядя на этих достойных господ, нам почему-то сразу вспоминается сцена из известнейшей пьесы А. Н. Островского «Бесприданница»: