Дочери дракона - Эндрюс Уильям

Снова прихватило живот, и меня затошнило, как всегда по утрам. Кожа стала холодной и липкой, меня пробрала дрожь. Я сбросила одеяло и опять развела огонь в камине. Когда дрова разгорелись, я пошла к себе и достала чемодан. Засунув руку под подкладку, я вытащила гребень с двухголовым драконом.

Я отнесла гребень к камину. Золотая кайма блестела в мерцающем свете пламени, а двухголовый дракон насмехался надо мной обеими своими пастями. Я решила, что ненавижу его. Это просто дешевая побрякушка, а сила двухголового дракона — миф. Он принес мне только горе, одиночество и смерть близких. Как глупо было надеяться, что он меня защитит!

Из-за ребенка меня тошнило. Я решила, что и его тоже ненавижу. Я встала на колени у камина и пошевелила дрова. Пламя взлетело выше. Я добавила еще одно полено, потом еще. Вскоре пламя поднялось выше дымоотвода. Я поднесла гребень к огню. От жара мне обожгло руку, глаза заслезились.

Ты должна передать гребень дальше, говорила мама. Сделай это ради меня, говорила Су Хи. Сделай это ради Кореи, говорил Чжин Мо. Их лица плясали передо мной в огне.

— Будьте вы прокляты! — крикнула я в ответ. — Зачем вы заставляете меня? Почему меня?

Ребенок давил мне на внутренности, и я почувствовала позывы к рвоте. Я подняла руку, собираясь швырнуть гребень в огонь. И тут лица в пламени изменились: теперь это были полковник Мацумото, лейтенант Танака и майор Ли. Они издевательски смеялись надо мной. Я опустила руку, и лица растаяли в пламени.

Тогда я отнесла гребень на кушетку и снова закуталась в одеяло. Я не знала, зачем духи предков привели меня в это место. Не знала, что мне теперь делать и как жить без Чжин Мо. Потом я вдруг заметила, что тошнота прошла. Ребенок удобно устроился у меня в матке. Я долго смотрела на огонь, пытаясь осмыслить события, произошедшие с тех пор, как я покинула дом вместе с Су Хи.

Наконец я согрелась, и мною завладела глубокая, почти смертельная усталость. Я легла на кушетку, чтобы поспать. Уже собираясь закрыть глаза, я вдруг заметила кое-что на нижней полке книжного стеллажа. Там стояла последняя книга, которую Чжин Мо не сжег. Я слезла с кушетки и взяла ее. Это был «Манифест Коммунистической партии» на корейском языке, который когда-то дал мне Чжин Мо.

Я отнесла книгу на кушетку и открыла. Внутри лежали деньги и записка. Я достала записку и прочитала:

Дорогая Чжэ Хи,

тебе нужно как можно скорее уехать с Севера. Иди в гостиницу «Кимхэ» возле Тэдонгана, к югу от большой площади. Найди там человека по фамилии Ка. Скажи ему, что хочешь повидать мир, именно такими словами. Заплати ему, сколько попросит, и он о тебе позаботится.

Прости меня, пожалуйста, за любовь к тебе.

Чжин Мо

Я пересчитала деньги: сумма была значительная. Перечитав записку, я запомнила название гостиницы и фразу, которую нужно сказать, потом взяла деньги, а записку и книгу кинула в огонь. Гребень я отнесла на кухню, нашла кусочек ткани и завернула гребень в него, перевязав бечевкой. Потом я пошла к себе и приготовила платье, чтобы пойти на следующий день на работу. В карман платья я положила гребень, деньги и фотографию моей семьи. Потом я легла в постель и стала ждать утра.

На следующий день меня впервые за месяц не тошнило с утра. Я как следует вымылась и оделась. Потом пошла в кухню. В квартире было до странности тихо и пусто без Чжин Мо и его книг. Я наконец заплакала, осознав, что никогда больше его не увижу, не лягу рядом, не смогу обсудить с ним его мысли. Где он сейчас? Его мучили или просто сразу убили?

Я ненавидела коммунистов. Они уничтожили моего любимого Чжин Мо, и Корею они тоже уничтожат. Они хотят, чтобы люди полностью принадлежали им. Чжин Мо правильно сказал: сначала они отнимают разум, потом душу, а потом жизнь. Я вспомнила мамины слова о японцах в ночь перед тем, как мы с сестрой ушли, — что она им больше ничего не отдаст. Теперь мне наконец стало ясно, о чем говорила мама. Я тоже больше ничего не собиралась отдавать коммунистам.

Я позавтракала пирожками тток и крепким поричха, потом решила прихватить оставшиеся пирожки с собой, но передумала. Чжин Мо написал, что господин Ка обо мне позаботится, и лучше положиться на это.

Я надела пальто и вышла из квартиры. Встало солнце, и все вокруг снова казалось ярким. Солнечные лучи пробивались сквозь ивы, словно через кружево. Было уже почти тепло. Я пошла к правительственному зданию, в котором работала, стараясь не оглядываться и вести себя как обычно. Дойдя до здания, я посмотрела на огромную новую статую Ким Ир Сена. Он улыбался мне сверху вниз, широко раскинув руки. Я безмолвно прокляла его.

Войдя в здание, я поднялась по широкой лестнице в Министерство образования. Поприветствовав поклоном свою начальницу с толстыми лодыжками, я села за стол и занялась переводом заявления о том, что Ким Ир Сен будет вечным верховным руководителем Кореи.

Когда начальница вышла из кабинета, я спустилась по служебной лестнице на первый этаж и вышла через дверь на улицу, полную военных грузовиков и официальных правительственных автомобилей. Свернув в боковой переулок, я направилась к югу, к реке Тэдонган.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

— Я хочу повидать мир, — сказала я господину Ка, который попивал зеленый чай в подсобке обшарпанной гостиницы «Кимхэ». Худой и лысоватый, с отвисшей нижней губой, он обладал неожиданно внимательным взглядом.

Господин Ка спросил, нет ли у меня неприятностей с властями. Слова у него перекатывались через нижнюю губу, словно он был пьян. Я сказала, что никаких неприятностей нет, что я хочу уехать, потому что у меня тут, на Севере, никого нет.

— А на Юге есть? — спросил он.

— Нет, — ответила я, — никого.

Господин Ка удивленно приподнял бровь.

— То есть вы хотите уехать, потому что у вас тут никого нет, но и там у вас никого нет, верно? Вы точно хотите уехать?

— Я точно знаю, что меня здесь убьют, — сказала я.

— А на Юге, думаете, будет лучше?

Я посмотрела на господина Ка в упор, секунду поразмыслила над его вопросом, а потом ответила:

— Честно говоря, понятия не имею.

Господин Ка расплылся в ухмылке, где-то в груди у него зародился смешок и выплеснулся наружу. Потом он снова стал серьезен.

— За то, чтобы повидать мир, нужно платить, — деловито заметил он.

— Я понимаю. Сколько?

— Тысячу вон.

Это была почти вся сумма, которую оставил мне Чжин Мо. Я отсчитала деньги и положила их на стол перед господином Ка. Его отвисшая губа растянулась в кривой улыбке. Он отпил чаю и вытер рот платочком, который держал в руке.

— Когда хотите уехать? — спросил он.

— Прямо сейчас, — ответила я. — Мне нельзя возвращаться.

Господин Ка взял деньги, сложил их и сунул в карман.

— Вам повезло. У нас сегодня уходит грузовик. За гостиницей есть сарай. Идите туда и ждите.

Сарай представлял собой старую, крытую листом железа пристройку у задней стены гостиницы. Я открыла дверь и вошла. Внутри было темно. Я чувствовала, что там есть кто-то еще, что в глубине сбились в кучку люди. Я присела на пол рядом с мешком риса. Пахнуло сыростью: в нескольких кварталах отсюда текла река Тэдонган. Снаружи громыхали едущие по улице грузовики.

Через несколько минут я смогла разглядеть лица товарищей по укрытию. Это были мужчина, женщина и маленький мальчик. Я видела страх у них в глазах. Мужчина упрямо выпятил челюсть. Женщина цеплялась за его руку, прижимая к себе мальчика.

Я улыбнулась мальчику и спросила:

— Как тебя зовут?

Он бросил быстрый взгляд на меня, потом на свою мать.

— Все в порядке, — сказала я, — я тоже отправляюсь в путешествие, как и ты.

— Меня зовут Сан Дон.

— А ну тихо, — сурово осадил его отец. — Детям ни к чему разговаривать с посторонними.