Твой первый - единственный - Ники Сью

петушок на палочке. Я отчетливо слышала голос Вити, слышала обиду в нем и желание доказать всем…

«Не смей принимать подарки от других! Понятно?»

Я вытерла слезы, усаживаясь на кровати. Он ведь… он ведь всегда был таким вспыльчивым и категоричным. Даже с той дурацкой конфетой. Для Вити я всегда была…

«Ты – моя! Запомнила?!»

Губ коснулась улыбка. Мы ведь были тогда детьми, бегали во дворе, а он… Выходит, Шестаков уже тогда хотел быть со мной: держать за руку, встречать рассветы и закаты, вместе ужинать и греться, когда завывает ветер. Мы мечтали об одном и том же, но постоянно встречали препятствия на пути.

– Нет! Не в этот раз! – сказала я вслух. За счастье нужно бороться, так говорят, кажется, великие мудрецы. Значит, и мы поборемся. Я взяла телефон и только начала набирать номер Вити, как на экране вспыхнуло входящее сообщение. От него сообщение. Мои пальцы дрогнули, дыхание оборвалось.

Зажмурившись, я кликнула по экрану. Мысленно досчитала до десяти и только после открыла, боясь увидеть нечто ужасное – наше поражение. Однако…

В.: «Пошли на свидание, Рита?»

А потом еще одно:

В.: «Я знаю, что очень вспыльчивый и ревнивый. Такое действует, правда, исключительно с тобой. Парадокс. Ты – мой парадокс, не иначе. Не знаю, сколько смогу ждать твоего решения. Но давай…»

И пока его карандашик мелькал на экране, я написала ответ:

Р.: «Я задолжала тебе Новый год. Давай в этом году исправим мой долг?»

Я затаила дыхание в ожидании ответа. А когда он пришел, не смогла сдержать улыбки.

В.: «Это самое неожиданное предложение года. Я просто не могу отказаться».

Глава 32 - Рита

На следующий день все утро я крутилась перед зеркалом. А потом позвонила мама. Разговор с ней настолько огорошил, что я даже выронила расческу и забыла ее позже поднять. Так и смотрела на свое отражение в зеркале, хлопая ресницами, подобно игрушечной кукле, которую завели на пульте управления.

«Мы с Мотей съехали от твоего отца», – вот и все, что звучало в моей голове. Слишком громко, подобно барабанной дроби. Быстрые удары палочками, удары по моей нервной системе, по вискам, что пульсировали не в состоянии принять новость. Нет, я, вроде как, всю жизнь мечтала услышать эту фразу. Даже представляла, как буду помогать матери с переездом и, возможно, деньгами. Но теперь она ее озвучила, пришло время ликовать и прыгать до потолка, я же стояла истуканом напротив зеркала в спальне и не могла пошевелиться.

Родители больше не вместе. Мама собрала вещи. У нее хватило смелости закрыть дверь в тот мир, где кроме серости и бесконечных холодных дождей ничего не было. Я должна гордиться ей, но вместо водопада чувств ощущала опустошенность и легкое шоковое состояние.

Это сказалось и на моих приготовлениях к свиданию: любимое платье молочного цвета не нашла, а новенькая косынка, которую я купила буквально в прошлом месяце, испачкалась. Когда только я умудрилась поставить на ней пятно? Подводка для глаз неожиданно закончилась, а румяна я попросту разбила.

Злость накатывала, мне казалось, мир сговорился, и все против свидания с Витей. А еще слова мамы. Они продолжали отдаваться эхом, словно звучали из колонок по всей квартире. Я никуда не могла от них деться.

– Где вы будете жить? Хотите, приезжайте… – сумбурно говорила я в трубку, прижимая динамик к уху.

– Не переживай, Олег обещал помочь. А пока мы остановимся у него. Он сказал, квартира все равно пустует. Рита, жизнь изменится, вот увидишь.

Моя мама и брат будут жить, пусть и временно, но в той квартире, где вырос Витя. Они будут жить у человека, которого ненавидит отец. У судьбы довольно своеобразное чувство юмора, однако. С другой стороны, в какой-то степени с сердца упал груз. Дядя Олег – хороший, надежный. Уверена, он искренне хотел помочь моей маме.

Я сидела на краю кровати, смотрела на свои сцепленные в замок руки и пыталась понять: какой будет новая жизнь моих родных. Переживания, конечно, накатывали, но я запретила себе думать о плохом.

Если не верить в то, что завтра все наладится, можно окончательно увязнуть в болоте собственных эмоций. Мы не увязнем! Мы будем подставлять лицо встречному ветру, расталкивать руками колючие ветви деревьев и улыбаться, даже если упадем, даже если будет очень грустно и невыносимо тяжело.

Нужно всегда верить в лучшее.

Витя позвонил в пять вечера. Он ждал меня у подъезда, поэтому я поспешила накинуть пальто и поскорее закрыть за собой дверь. Сегодня должен быть замечательный вечер, пусть на мне и не самое любимое платье, а косынка не подходил под цвет верхней одежды. Главное ведь то, что у нас внутри, а не то, во что мы одеты.

Выскочив на улицу, я сразу поежилась, было довольно прохладно. Наш город на юге славился теплыми зимами, а иногда и дождями. Редко когда температура опускалась ниже десяти градусов, наверное, поэтому я привыкла носить не сильно теплые вещи, как это пальто. Кто-то бы надел его только осенью, но меня вполне устраивало оно и в декабрьский месяц.

Удивительно, но в последнее время зима радовала нас несвойственным ей снегом. С неба падали довольно пушистые снежинки, шестилучевые, как говорил Витя. Хотелось даже вытащить телефон и сделать снимок, запечатлеть их падение. Однако я решила отложить эту идею на другой день.

– Я заждался, – сказал Витя, когда подошел ко мне. Вытащил вдруг из-за спины горшок с комнатным растением. Оно напоминало маленький кустик с махровыми бутонами розового цвета. Я растерялась, не зная, как и реагировать. Нет, цветок был прекрасен, настолько, что хотелось поставить его на самое видное место и, просыпаясь каждый день по утрам, видеть первым этот цветок и вспоминать Витю. Подарок был приятным и в то же время неожиданным.

– Это…

– Да, тебе. Я сначала хотел подарить букет роз, но потом решил, это так банально. Кто дарит на первое свидание розы? Все дарят! Скукота же, – Шестаков улыбнулся, а мне показалось, будто снег перестал падать с неба, и стало гораздо теплей.

– Поэтому ты выбрал азалию?

– Я искал маргаритки, но мне сказали, в это время года они не цветут. Обещали привезти в мае или июне. Мы обменялись номерами, – с нескрываемой гордостью заявил Шестаков. Он походил на ребенка, пришедшего за похвалой. Смотрел таким взглядом, неподдельным и по-человечески искренним, в котором можно было увидеть блеск золота.