Сладкая горечь - Дениза (Деннис) Робинс

Она порывисто прижалась к нему и с ужасом почувствовала, что абсолютно равнодушна…

Шофер отвез ее назад в Шани. Арман предлагал ее подвезти, но Рейни отказалась – под тем предлогом, что у Армана важное поручение шефа и ему нужно срочно быть в Ницце.

Когда она приехала домой, то почувствовала, что опустошена и морально, и физически.

– Как хорошо, что вы вернусь, мадемуазель! – нетерпеливо воскликнула сиделка. – Мадам графиня не знала покоя и постоянно о вас спрашивала… Но что я могла ответить?… Кажется, вы очень ей нужны.

Рейни присела на роскошную кровать, которая выглядела теперь довольно странно: вместо богатой парчи повсюду одни белые простыни. Бабушка как будто съежилась от несчастий. Прежнее остроумие покинуло ее. Взяв бабушкину руку, Рейни почувствовала, что не в состоянии обижаться. Они были так похожи друг на друга: обе гордые, импульсивные и непреклонные. Рейни понимала, что должна сейчас чувствовать старая графиня, и, наклонившись, заговорила с бабушкой по-французски:

– Милая моя бабушка, как ты?

В темных измученных глазах графини засветилось удовольствие. Еле слышным шепотом она произнесла:

– Уже лучше. Скоро поднимусь на ноги… не умру… Де Шани не так-то просто убить!

Рейни вздохнула.

– Конечно, бабушка, я знаю… Я ведь тоже де Шани!

– А где этот… Кли… Клиф… – Она не смогла договорить, но Рейни и так прекрасно поняла.

– Клиффорд? Он улетел обратно в Лондон. Я отослала его. Только ни о чем меня не спрашивай!… Я сама все скажу. Он согласился с тем, что нам нужно какое-то время подождать. Время все рассудит. Когда ты поправишься, я вернусь к мамочке и тогда все решу…

На благородном лице графине отразилось огромное облегчение. А Рейни подумала: «Как же все-таки они ненавидят его – мамочка и бабушка… Бедняжка Клифф!»

Но эта ненависть лишь огорчала ее. После того, что случилось, она не была способна сердиться.

Графиня тяжело задышала, и Рейни помогла ей поудобнее устроиться на подушках. Ей показалось, что правая половина бабушкиного лица уже не так искажена, как это было сразу после удара. Какое счастье, что это был не слишком сильный удар! Андрина де Шани, несмотря на свой преклонный возраст, мужественно боролась с ангелом смерти, который прошлой ночью распростер над ней свои крылья. Теперь к ней снова возвращалась жизнь.

Графиня снова что-то зашептала, и Рейни наклонилась ближе.

– Не отменяй объявления в газетах…

– Какого объявления? – не поняла Рейни.

– О помолвке с Арманом…

У Рейни перехватило дыхание.

– Бабушка, в настоящий момент я вообще не хочу ни с кем обручаться!

– Рейни, деточка моя… Арман мне как сын… Я хочу, чтобы ты была счастлива… Я похищала твои письма, но, Рейни… Пожалуйста, не разбивай Арману сердца…

Не сдержавшись, Рейни воскликнула:

– Это вы все разбили мое сердце!

И все же, несмотря на всплеск эмоций, внутренний голос говорил ей, что, если она потеряет Армана, вот тогда ее сердце будет разбито по-настоящему!

21

Роза Оливент сидела у окна в спальне дочери и обмахивалась газетой с объявлением о помолвке.

Было пять часов. Час назад она прилетела из Лондона, до смерти напуганная телеграммой о случившемся. Несмотря на то, что она никогда не была особенно близка с матерью, Роза искренне уважала графиню. Известие о том, что с ней случился удар, повергло ее в шок.

Она успела увидеться и поговорить с матерью, а теперь вот уже полчаса выясняла отношения с дочерью.

На Рейни была вышитая блузка с короткими рукавами. Сама же Рейни с закрытыми глазами лежала на кровати и терла виски платком, смоченным в одеколоне. Ей хотелось спокойно полежать в зашторенной комнате в надежде, что пройдет ужасная головная боль. Но пришла мать, отдернула шторы и завела этот разговор. Как и прежде, Рейни отвечала матери лишь сдержанной усмешкой, но вся ее душа вскипала от возмущения.

Бедная мамочка! Она всегда так старалась держаться в рамках приличий… и вместе с тем всегда отличалась чрезвычайной бестактностью. Девушке казалось, что матери вообще не доступны простые человеческие чувства. Ей непременно нужно было все проанализировать, взвесить и расставить по полкам.

Роза Оливент успела оправиться от паники, которая ее охватила в Лондоне, и теперь снова вооружилась своей непреклонностью. Пока она здесь, в Шани, она не допустит никакого беспорядка. Она тут же отослала сиделку-француженку и оставила только англичанку. Кроме того, ей казалось, что доктор де Витт не отличается достаточной компетентностью. Поэтому она послала за специалистом в Париж. Елену обозвала тупицей и истеричкой, а прислугу в целом – донельзя распустившейся. Мол, не успела она, Роза, уехать из Шани, как все пришло в расстройство… Что же касается Рейни, то тут и говорить было не о чем. Она просто неблагодарная дочь и никогда не ценила того, что для нее делали. Сначала миссис Оливент очень обрадовалась, получив телеграмму, в которой дочь извещала, что выходит замуж за Армана. Конечно, он не самая идеальная партия для ее дочери, но все же он из аристократической семьи, а также умен и приятен. К тому же его обожает бабушка, а у Рейни и у самой достаточно денег. Словом, такое развитее событий мать вполне устраивало… И вот новое известие: приехал этот ужасный Клиффорд Калвер, а с бабушкой случился удар!… Как у Рейни хватило совести довести до этого, учитывая, что любящая бабушка столько для нее сделала?! Бедняга Арман уже готов надеть ей на палец обручальное кольцо, а она не решилась выставить наглеца Клиффорда за дверь.

Голос миссис Оливент дрожал от раздражения. Рейни апатично слушала. Не было смысла даже возражать.

«Человек, на долю которого выпало страдание, – думала Рейни, – становится более терпимым по отношению к другим… Мамочка старается выглядеть холодной и строгой, но она очень напугана, и мне нужно быть терпеливой…»

Но вдруг ее терпение лопнуло. Рейни отложила платок и гневно взглянула на мать. Невольно она отметила, что, несмотря на долгую поездку и жаркий день, та выглядит необычайно свежо. Такое впечатление, что мать привезла с собой сам лондонский дух. Казалось, что она вообще не имеет к роду де Шани никакого отношения и в ее жилах нет ни капли французской крови.

– Мамочка, – сказала Рейни, сев на постели, – лучше нам прекратить этот разговор. Разве ты не знаешь, что побудило меня вести себя «столь возмутительным» образом?! Может быть, бабушка не сказала тебе?… У тебя нет никакого права упрекать меня. Наоборот, это я должна осуждать тебя. Некоторые девушки на всю жизнь отворачиваются от матерей, которые поступили, как ты!