Синдром самозванца - Виктор Че

и не чувствует границ морали. Если ему выгодно, то он сдаст тебя со всеми потрохами и на вопрос: «Зачем ты это сделал?» — просто с улыбкой проморгается. Дружба для него — пустой звук.

Конечно, за этими заявлениями крылась своя история. Она банальна и проста: друг детства подделал кое-какие документы, чтобы получить место в детском саду для ребенка, а оказалось, что на это место претендует и семейство Отлучных, и по справедливости оно должно достаться им, потому что у их ребенка на самом деле инвалидный диагноз.

— Но я же не знал, что дело так обстоит! Паша, как друг, мог прийти ко мне и сказать, я бы отозвал бумаги — и дело с концом. Но нет, он поперся требовать, чтобы проверили мои документы. Они проверили, нашли липу и докапывались до меня еще два года, пытаясь привлечь к ответственности.

Родители и друг словно общались с двумя разными людьми.

А на следующий день Диана опубликовала в своем телеграм-канале видео нашего разговора с Кирой Отлучной и родителями Павла. Это были лишь небольшие куски, по полторы-две минуты каждый, лиц не видно.

Но для взрыва этого хватило.

Следующие четыре дня я провел в аду.

Наверное, стоит сразу сказать, что все происходящее дальше — это какая-то дичь. Другого слова я уже не нахожу и вряд ли когда-нибудь найду.

У нас было запланировано четыре сессии с членами экипажа. Четыре дня, шесть часов бесед под видеокамеру, плотный график. В результате мы должны были опросить всех и выяснить то, что у нас на сегодняшний день лежало в плоскости пробелов.

С кем у Отлучного на самом деле были отношения? Что там с отелями в Лос-Анджелесе и Иркутске? Как быть с алиби Отлучного в Лос-Анджелесе? Что с ручкой «Паркер»? Почему среди трусиков — доказательств «легального» адюльтера у Отлучного не нашлось белья, принадлежащего другим девушкам? Почему только трусики жертв? Как убийце удалось отравить Ольгу Спиридонову? Какие отношения между Отлучным и жертвами были накануне убийств? Что-то еще?

Что-то еще обнаружилось довольно быстро. Точнее, не что-то, а кто-то. Некто доктор Алексей Кончиков, давний товарищ Отлучного, которого просто на дух не выносили все стюардессы, с которыми мы в те дни общались. Девушки в один голос заявляли, что Алексей — невыносимый женоненавистник. Он работал во ВЛЭК[2] терапевтом, и пройти его осмотр без слез умудрялась только одна из десяти бортпроводниц. К мужикам Кончиков относился снисходительно, хотя некоторым тоже доставалось.

— Он ненавидит всех женщин на планете. Наверное, мама в детстве недоцеловала. Но лично я ее понимаю, его куда ни поцелуй — везде жопа, — сказала нам одна рыжеволосая бортпроводница.

Кончикова знала и Соня, она сказала, что он давно работает во ВЛЭК в медицинском центре, с которым сотрудничают все московские авиакомпании. А еще Кончиков подрабатывает семейным врачом, и его услугами пользуются многие из авиаотрасли, потому что он по-настоящему неравнодушный профессионал. Просто не сюсюкается с людьми, вот и все. О его трудном характере ходят легенды и очень много преувеличений, пояснила Соня. Я попросил ее организовать мне встречу с этим Кончиковым.

Да, и еще стоит отметить одну вещь. Начинались все разговоры с приглашенными хорошо, однако очень скоро они перерастали в допросы, потому что люди, оказывается, очень тесно общаются и уже успели друг другу сообщить о предстоящих встречах и обменяться воспоминаниями. В итоге мы от человека к человеку получали коллективное показание. Они говорили не то, что помнили сами, а то, что вспомнили с помощью других. С этим работать было крайне сложно, затея массового опроса провалилась. Чтобы выбить из-под человека уверенный фундамент коллективных воспоминаний, приходилось действовать жестче, уличать в нестыковках и лжи, откровенно давить. Никому это не нравилось — посыпались жалобы. Соня была в растерянности и почти после каждого «опроса» заходила в штаб и спрашивала, не стоит ли нам остановиться. Я отвечал, что не стоит, и мы продолжали.

Мы закончили бы эту часть работы намного раньше, если бы все люди на планете говорили истину. Тут важно — именно истину, а не правду. Потому что правда у каждого своя, а истина одна-единственная. К слову, судебный процесс именно под это заточен — находить объективную истину. Это не всегда твоя правда. Но мы не судьи, а наши беседы — не судебные разбирательства. Поэтому так долго.

Людей было и впрямь очень много. Профсоюз достал всех, кого я просил. Александра подготовила график встреч, сама им управляла, мне оставалось только сидеть, что называется, на жопе ровно и принимать в душные объятия все новых и новых работников авиационной сферы. Вроде бы все шло по плану-графику… но ведь для таких случаев у нас припасена Диана.

Она опубликовала дебютный эпизод подкаста накануне первого дня опросов, бонусом к нему шли те самые видео в новехоньком телеграм-канале. И утром примерно все блогеры написали, что профсоюз авиационных работников инициировал повторное расследование нашумевшего «Дела пилота». Офис парализовало почти сразу же. СМИ не просили комментариев, они их требовали. Заваливали личными сообщениями сотрудников, звонили на горячую линию, куда, вообще-то, должны звонить авиационные служащие со своими просьбами и проблемами, но всем плевать, важнее было получить «официальные комментарии». Журналисты наяривали в офис, писали Диане в социальных сетях.

Кира прислала мне сообщение:

«Вы разве не знали, что на публикацию видео требуется разрешение?!»

Как будто это вопрос ко мне. Я вообще не знал, что Диана делает видеозапись. Но теперь понимаю: смартфон лежал у нее в верхнем кармане рубашки, который она запачкала кетчупом. И не пятно она терла, а камеру, чтобы картинка была получше. Кого сейчас удивляет смартфон где бы то ни было? Никого. А меня ведь зацепило, я еще подумал, чего Диана рассталась с телефоном, который у нее обычно как продолжение руки, и воткнула его в карман рубашки…

Понятия не имею, о чем она думала, если честно. Мне казалось, мы договорились, что опрос Киры оставим в тайне. А она не просто рассказала о нем в подкасте, но и выложила видео, которое посмотрела Соня и была вне себя от гнева. Она позвонила мне и сказала, что ужасно разочарована тем, что я игнорирую ее приказы, пусть даже они кажутся мне нелогичными. Я от возмущения задохнулся и на вопрос: «Что она еще вам сказала, и что вы решили от меня скрыть?» — даже отвечать не стал, повесил трубку.

На следующий день в «Ведомостях» вышла статья, в которой мне припомнили Сергея Юрьевича Рождественского, «слоеные»