Русские на Мариенплац - Владимир Кунин

– Если вы русские, то могли бы прочитать на дверях, что у нас сегодня неприемный день. Там на двух языках написано.

– Но у нас действительно экстренный случай! – сказал Эдик.

– Говорите. Слушаю вас, граждане, – с тоскливой вежливостью сказало переговорное устройство.

– Что ж, мы так и будем на всю улицу кричать?! – разозлился Нартай. – У нас дело государственной важности!..

И тут переговорное устройство словно выключилось.

Эдик нервно закурил сигарету. Уже вконец обозленный Нартай прильнул к стеклянной двери консульства и увидел, что в маленькой приемной нет ни одной живой души.

– Да, куда же они запропастились, бляха-муха?! – злобно прошипел Нартай.

– Ведите себя приличнее. Вы не в казарме, – вдруг посоветовало ему переговорное устройство. – А вы, гражданин Петров, загасите сигарету. У нас не курят. Приготовьте документы и входите после сигнала.

Когда Нартай вытащил свою солдатскую книжку, водительское удостоверение и объемистый танковый формуляр, а Эдик достал старую книжечку члена ВТО – Всероссийского Театрального Общества, где было написано, что он «Заслуженный артист РСФСР» (аусвайс он решил, на всякий случай, пока не показывать), в переговорном устройстве раздался дребезжащий зуммер и дверь негромко щелкнула.

Нартай и Эдик вошли в пустую приемную и растерянно огляделись.

– Ну, слушаю, слушаю вас, граждане, – слегка раздраженно произнес тот же голос, но уже из какого-то другого динамика.

И тут Эдик заметил, что часть противоположной от входной двери стены состоит из черно-коричневого толстого стекла, за которым ничего не видно, но из-за которого, наверное, видно все. Такое большое горизонтальное окно – абсолютно слепое для одних и совершенно зрячее для других.

У нижнего края темного стекла, в середине деревянного подоконника была прорезана узкая щель, позволяющая, во-первых, просунуть за стекло пакеты, бумаги или документы толщиною не больше трех сантиметров, а во-вторых, убедиться в том, что стекло, разделяющее «два мира, две системы», такое толстое, что любая попытка коварно преодолеть эту преграду обречена на полный провал.

Однако стекло было не без изъяна: вглядевшись в него, Нартай и Эдик все-таки сумели различить за ним чей-то неясный, тоже черно-коричневый, силуэт.

– Документы, – сказал им силуэт.

Нартай и Эдик просунули свои документы в узкую щель. После нескольких томительных минут их документы выползли обратно на свет Божий и из-за черно-коричневого стекла снова раздался голос, начисто лишенный интереса к хозяевам документов:

– И что вы хотите?

Нартай коротко рассказал толстому черно-коричневому стеклу о попытке похищения танка, о трогательной и случайной встрече с артистом Петровым, благородно согласившимся показать ему дорогу на Мюнхен к ближайшим официальным представителям Советской власти в Германии.

Теперь он просит предоставить ему, старшему сержанту Сапаргалиеву, и его танку временное жилище и укрытие. Кроме того, танку – четыреста литров дизельного топлива «ДЛ» и пятьдесят пять литров моторного масла, ибо расход масла при движении по грунтовым дорогам составляет до трех литров в час. А так как они в поисках Советской власти двигались именно по таким дорогам не менее пятнадцати часов, то в танке этого масла осталось только на то, чтобы смазать им швейную машину…

Хорошо бы еще перед обратной дорогой домой, в Россию, заменить топливные и масляные фильтры, но тут он, старший сержант Сапаргалиев, и сам понимает, что в Генеральном консульстве СССР в Мюнхене может не оказаться таких фильтров, тем более что его танк Т-62 – конструкции устаревшей и давно снят с производства. Так что этой просьбой он не будет обременять наших советских дипломатов и попробует сам промыть эти фильтры.

Ну, и естественно, обеспечить его, механика-водителя этого танка, старшего сержанта Нартая Сапаргалиева, нормальным пищевым довольствием, как и положено любому военнослужащему Советской Армии.

В динамике послышался усталый вздох и черно-коричневое стекло спокойно и рассудительно сказало:

– Вы куда пришли, граждане? В ясли? В детский сад? Или в первый класс начальной школы для дефективных детей? Вы что тут нам сказки рассказываете? Да если бы в Западной группе войск произошло такое ЧП, мы уже через два часа получили бы из Бонна информацию от нашего военного атташе! А вы заявляете, что это было двое суток тому назад… Не смешите, граждане! Уж если, как вы говорите, вы – русские, то я вам, извините, по-русски и посоветую: не надо нам вешать лапшу на уши. Мы здесь не для этого сидим. У нас и без ваших фантазий дел хватает.

– Но у меня же боевая машина на руках! – крикнул Нартай. – Вот формуляр, технический паспорт!..

И Нартай стал просовывать в щель между стеклом и подоконником толстый танковый формуляр.

– Уберите, уберите, – невидимка вытолкнул формуляр обратно. – Мы здесь видели документы и почище сделанные. И на якобы угнанные самолеты, и на продажу урана, и на тонны наркотиков… Всякое бывало. Чего только ваш брат не придумает.

– Но у меня же демобилизация через двадцать один день! – вскричал Нартай.

– Судя по вашему виду, вы себя уже давно сами демобилизовали, – насмешливо проговорило коричневое стекло и сурово добавило: – А теперь хотите обратно домой, к маме. Не получилось в Германии, давай, дескать, попробую вернуться обратно в Союз… Вы будете бегать туда-сюда, а мы должны ставить вас на довольствие и отправлять в Советский Союз за государственный счет? Не выйдет, граждане. Наше государство – не дойная корова.

Мутная волна ненависти к этому еле различимому темно-коричневому силуэту за стеклом захлестнула до сих пор молчавшего Эдика:

– Но вы хоть потрудитесь проверить факты, о которых вам говорит товарищ Сапаргалиев!

– Это он для вас «товарищ», а для нас он – «гражданин неясной ориентации». Как, впрочем, и вы тоже, гражданин Петров.

– Вот и выясните эту самую «ориентацию», черт бы вас всех побрал!.. – рявкнул Эдик.

И тут непроницаемое коричневое стекло металлическим голосом произнесло классическую российскую фразу, обычно венчающую любой спор на разновысоких уровнях:

– Па-апрашу очистить помещение, граждане!!!

– А что если у меня в танке секретные документы стратегического значения?! – в отчаянии прокричал Нартай.

Но тут за стеклом зазвонил телефон. Нартай и Эдик услышали, как коричневый силуэт поднял трубку:

– Генеральное консульство Советского Союза… – и тут же перешел на немецкий язык с вологодским акцентом: – Яа-а… Генау! Момент маль… Битте, вартен!

И снова по-русски, уже к Эдику и Нартаю:

– Я кому сказал, граждане? Прошу покинуть помещение.

– Но вы хоть проверьте! – взмолился Нартай. – Это же все-таки – танк!!!

– Проверим, проверим. Будет ли только вам от этого лучше?

– Адрес хоть запишите, куда сообщить!.. – сказал Эдик.

– Надо будет – под землей найдем, – раздраженно проговорило толстое черно-коричневое стекло. – А пока прошу немедленно выйти. Я занят!

Ошеломленные, раздавленные и растерянные, Нартай и Эдик оказались на улице. Еще не веря в происшедшее, тупо смотрели друг на друга. Потом Эдик закурил сигарету, глухо сказал Нартаю:

– Я всякий раз пытаюсь понять причины – почему я уехал… И всякий раз, когда об этом задумываюсь, мне становится не по себе. А вдруг я ошибся? Вдруг за этими обидными мелочами не заметил главного, настоящего? Ради которого стоило… Ну, в общем, ты понимаешь. А эти мелочи все громоздятся и громоздятся и вырастают в какую-то огромную, непробиваемую стену, за которой уже ничего не видно – ни главного, ни настоящего. И ты сам под этой стеной становишься таким маленьким, таким беззащитным…

Эдик нервно затянулся, показал глазами на дверь консульства:

– Вот эта стена еще на один метр выросла…

– Тут я тебя, пожалуй, понимаю, – сказал Нартай. – А знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется?

– Знаю. Оказаться в Алма-Ате.

– Нет, Эдька!!! – В узких глазах Нартая сверкнули бешеные огоньки. – Сейчас больше всего на свете мне хотелось бы подогнать сюда мою «шестьдесят вторую», да как жахнуть по ихнему черному стеклу из пушки БК-четвертым кумулятивным снарядом, чтобы хоть на секунду увидеть рыло того мудака, который сейчас с нами разговаривал!..

Эдик взял Нартая за руку, повел его за угол, на Карлштрассе:

– Развоевался… Господи! Да разве в этом дело, Нартайчик?!

Однако, чтобы не компрометировать свое государство, еще на обратном пути в «Китцингер-хоф», в электричке, было решено сказать старикам Китцингерам, что в консульстве приняли их хорошо, отнеслись с пониманием и сочувствием, обещали в самое ближайшее время все выяснить и помочь танку вернуться на родину. К сожалению (и все дипломаты были этим очень огорчены!), у них в Советском консульстве крайне мало места и пока негде разместить ни Нартая, ни его танк. И, если можно, некоторое время Нартай с танком побудут в «Китцингер-хофе». Спать Нартай может или в танке, или в комнатке у Эдика. А за пользование сараем как укрытием для танка они, конечно, заплатят столько, сколько скажут фрау и герр Китцингеры. Тут – никаких проблем!