Русские на Мариенплац - Владимир Кунин

К счастью, это был последний, завершающий акт их ночной прогулки, и они вскоре уехали.

Отдуваясь от пережитого, Нартай завел двигатель и танк въехал на мост. Эдик вернулся в башню на место заряжающего.

Чтобы как-то скрыть смущение, Нартай нервно хихикнул:

– Надо было врубить громкую связь, да как гаркнуть на них! У него, наверное, месяца два потом не стоял бы…

– Да, кстати, – сказал Эдик. – Я помню по Афгану, что у наших танков никакой громкой связи не было. А теперь это на всех танках?

– Как же, «на всех»!.. – тщеславно рассмеялся Нартай. – Мне эту громкую связь за две бутылки водки наши радисты заделали, а когда генерал узнал, то всем своим шавкам сказал: «У вас есть еще такой второй Сапаргалиев? Нет? Вот и оставьте его в покое!!..» Ну, я под это дело еще и дистанционные электропуски пулеметов провел – уже бесплатно. Где ты слышал, чтоб танковый механик-водитель мог на ходу стрелять из пулеметов? А я могу! Ты сам видел… Не очень-то прицельно, но могу. Но знаешь, Эдик, в чем наше с тобой спасение? В том, что я будто бы знал, что ты меня украдешь!

– Ну, ты даешь, Нартай!.. Я этого сам не знал.

– Точно, точно, Эдик… Ведь как крепится танк на платформе? С внешней стороны, спереди и сзади – клиновидные стопора под гусеницы, а с внутренней – распоры между ведущими колесами. И тут ты хоть усрись со своим двигателем, хоть дотла его сожги, а танк с места даже не сдвинется!.. А я еще при погрузке на всякий случай эти распоры кувалдой вышиб, чтоб не терять власть над машиной. Словно знал, что мне за Советской властью придется в Мюнхен ехать!

Через некоторое время Нартай выкатился на какую-то совершенно пустынную проселочную дорогу, воткнул пятую передачу, включил мощную фару и откинул свой верхний люк.

Теперь он мог не пользоваться прибором ночного видения и в свете прожектора, безжалостно рассекающего темноту германской ночи, обдуваемый притоком прохладного воздуха, врывающегося в танк через открытый люк, без передышки гнал свою машину вперед почти с максимальной скоростью – километров пятьдесят в час.

Казалось, что выносливости этого маленького и тщедушного человечка в шлемофоне в уже испачканном детском тренировочном костюме и кроссовках не было предела!

Эдика нещадно мотало по всему боевому отделению башни. Изнуряющая волна тошноты неумолимо поднималась к горлу, он судорожно цеплялся за какие-то кронштейны и выступы и молился, чтобы Нартай хоть немного сбросил скорость…

– Куда ты гонишь?! Куда ты так гонишь, чертова кукла?!. – наконец простонал Эдик в ларингофоны.

– Ладно, заткнись! – зло ответил ему Нартай. – Тебе этого не понять!.. Ты слинял из своего дома – тебе торопиться некуда. А я линять не собираюсь! Меня, знаешь, сколько людей в Алма-Ате ждут?

В пять часов сорок пять минут утра, когда в танковых баках не осталось и капли горючего, Нартай выключил двигатель в семнадцати километрах от столицы Баварии – Мюнхена, у проволочного ограждения дальней стороны огромного оленьего загона, в трехстах метрах от «Китцингер-хофа»…

– Здесь? – сиплым от усталости голосом спросил Нартай и стащил с мокрой головы шлемофон.

– Да, – ответил ему Эдик.

Еле живые они вылезли из танка. Ноги не держали, руки одеревенели. Потрескивание остывающего двигателя в утренней хуторской тишине казалось неестественно громким.

Стайка китцингеровских оленей увидела Эдика и наперегонки бросилась к нему. Тянулись влажными бархатистыми мордочками через проволочное ограждение к Эдику. От Нартая пугливо отскакивали в сторону и снова тянулись к Эдику.

– Узнали тебя, что ли? – спросил Нартай.

– Я же кормлю их.

– Какие маленькие!.. Я думал, олени – большие.

– Это порода такая.

– Как я, – криво усмехнулся Нартай.

Эдик обнял Нартая за плечи, на мгновение притянул его к себе, но ничего не сказал.

Подошел вплотную к ограждению загона и погладил по морде самого маленького олененка, который бесстрашно тыкался носом в его ладони.

– Извини меня, Эдька, – тихо сказал ему в спину Нартай. – Я не хотел тебя обидеть. Мне, действительно, очень, очень нужно домой. Ты даже себе не представляешь – как нужно!..

Эдик ласково щелкнул по носу олененка и повернулся к Нартаю:

– Не волнуйся, Нартай. Мы сегодня же будем в нашем консульстве. Только необходимо пока куда-нибудь припрятать твою машину. А для этого нужны мои старики…

То, что я пишу сейчас – практически, никакого отношения к литературе не имеет. Это всего лишь запись событий, о которых я узнал уже тогда, когда они совершились. Может быть, когда-нибудь, если у меня хватит сил и времени, я попытаюсь сделать из этого киносценарий. В конце концов, это моя профессия.

Хотя боюсь, что к моменту окончания этой истории, ее привлекательность начисто померкнет под воздействием нового витка событий, уже сегодня волнующих мир значительно сильнее, чем частные судьбы отдельных персонажей. И уж тогда ни один продюсер не рискнет вложить деньги в такой фильм…

К чести стариков Китцингеров нужно сказать, что появление абсолютно советского танка на своем очень западногерманском хуторе они восприняли достаточно мужественно и тактично. Только Наташа слегка растерянно спросила:

– Боже мой, Эдик! Ты же хотел купить себе недорогой автомобиль. Зачем тебе танк? Да еще и вместе с этим китайцем?!

А Петер, с видом знатока, обошел танк вокруг, словно добрую кобылу, похлопал его по лобовой броне и заметил:

– Мне очень жаль, но боюсь, что полиция не разрешит тебе ездить на нем в Мюнхен… Хотя здесь, в хозяйстве, эта машина могла бы и очень пригодиться! Если, предположим, снять с него башню, пушку и пулеметы…

– Нет, – сказал Эдик. – Этого делать нельзя.

И, как мог, рассказал Наташе и Петеру заранее, еще прошлой ночью сфабрикованную историю о том, как по пути домой, в Россию, этот бедный и несчастный танк отстал от своих, заблудился, но на свое счастье встретил возвращавшегося из гостей Эдика и попросил его показать дорогу на Мюнхен, где есть Генеральное консульство Советского Союза, которое уже сегодня же примет все меры по отправке этого танка и его водителя – никакого не китайца, а обыкновенного советского казаха старшего сержанта Нартая Сапаргалиева обратно на Родину.

Так что, если можно, неплохо было бы пока поставить танк в какое-нибудь укрытие, а они с Нартаем помоются, часок отдохнут и на электричке поедут в Мюнхен, в Советское консульство…

Из китцингеровского трактора сцедили два ведра дизельного топлива, и на этом скудном, но спасительном рационе Нартай мягко и элегантно, без каких-либо лишних торможений, поправок и разворотов загнал свой танк под крышу огромного сарая с сельскохозяйственной техникой, внутри которого было пристроено и жилище Эдика.

Нартай снайперски втиснул танк между трактором и электротранспортером, и от этого соседства громадный транспортер и внушительный трактор сразу стали казаться маленькими и беззащитными.

– Прима! – сказал Петер Наташе и Эдику и восхищенно добавил чудовищное русское ругательство. – Вельтмайстер!.. Даже я не мог бы этого сделать лучше! Мы должны с ним немедленно выпить!..

Но тут, опередив Наташу, Эдик первым восстал против предложения Петера, заявив, что советским дипломатам вряд ли понравится, если Нартай будет дышать на них парами алкоголя.

– Хорошо, – тут же согласился Петер. – Мы это сделаем вечером, когда вы вернетесь из Мюнхена!

– Надеюсь, что к вечеру его здесь уже не будет, – шепнула Наташа Петеру.

– Не надейся, – тихо ответил ей Петер. – Дипломаты никогда ничего быстро не делают. Вспомни Париж, когда нас обчистили во время нашего первого отпуска и мы обратились за помощью к своим дипломатам…

– О, Боже! Сколько лет тому назад это было?!

– Ты думаешь, с тех пор что-нибудь изменилось?..

На тусклой медной доске, укрепленной на стене дома номер двадцать восемь по Зайдельбергштрассе, черными вдавленными буквами было написано: «Генеральное консульство Союза Советских Социалистических Республик в Мюнхене».

С правой стороны наглухо запертой входной двери – небольшое переговорное устройство с двумя кнопками – красной и черной.

– На какую кнопку давить? – спросил Нартай у Эдика.

– А черт его знает… Я тут впервые. Дави на красную. Все-таки у нас – экстренный случай!

Нартай сильно нажал на красную кнопку.

– Слушаю вас, – раздалось из переговорного устройства.

– С консулом надо поговорить, – сказал в микрофон Нартай.

– О чем? – спросило переговорное устройство.

– Откройте дверь, не бойтесь, – сказал Нартай. – Мы русские…

– Я вижу. Представьтесь.

– Старший сержант Сапаргалиев. Войсковая часть сто пятьдесят шесть двести пятьдесят четыре. А это мой друг – артист цирка Эдуард Петров.

– Если вы русские, то могли бы прочитать на дверях, что у нас сегодня неприемный день. Там на двух языках написано.