Воспоминания о русской службе - Альфред Кейзерлинг

В ТАРАНТАСЕ ПО ЗАБАЙКАЛЬЮ

Меж тем я получил от барона Корфа задание снестись с главою бурятского духовенства бандидо-хамбо-ламой{40} и выяснить, нельзя ли устроить так, чтобы в большом ламаистском монастыре Агинский дацан, расположенном возле военного тракта, престолонаследнику показали Цам. Цесаревич хотел увидеть его еще в Индии, но из этого ничего не вышло. Цам — большой религиозный праздник ламаистов, в котором участвуют сотни лам в масках и особых костюмах, однако по причине дороговизны проводится он редко, как, например, и мистерии в Обераммергау. Ламаисты Сибири почитали престолонаследника, потомка Екатерины II, как бога. В Екатерине же они видели воплощение Майдары, матери Будды.[3] Именно в царствование Екатерины Забайкальская область вошла в состав России, причем не вследствие завоевания, а добровольно, поскольку правители области — независимые монгольские князья — признали верховную власть Екатерины, чему способствовала, прежде всего, вера в божественность российской императрицы. Собственно говоря, Забайкалье и не включилось в состав России, а было преподнесено Екатерине как дар, в личное владение. За это она на все времена гарантировала князьям неприкосновенность их границ и вассальную независимость; действие российских законов на эти территории не распространялось.

Времени на подготовку Цама было в обрез, но ламы хотели исполнить желание цесаревича; монгольские ламы и ургинский духовный иерарх, Живой Господь Будда, тоже делали все от них зависящее, чтобы с блеском провести этот праздник. Россия тогда стремилась поддерживать с Монголией дружественные отношения, чтобы российская торговля могла освоить эти территории.

В Сретенске престолонаследника принимали с таким же восторгом, как и во Владивостоке; в Хабаровске, в Благовещенске и вообще всюду, где побывал цесаревич, его неизменно встречали бурными изъявлениями любви и преданности.

Около 4000 верст от Сретенска до Томска цесаревичу предстояло проехать в экипаже, а для этого требовалось 36 экипажей и более сотни упряжных лошадей. Ведь его сопровождали свита и лейб-гвардия, слуги и повара; вдобавок нельзя забывать и о багаже, о множестве ящиков и ящичков с подарками для всех, кто подносил престолонаследнику хлеб-соль или принимал его как гостя в своем доме, а также для казенных чиновников, которых следовало наградить.

Через каждые пятнадцать верст кортеж ожидала подстава — сто с лишним свежих лошадей. Поскольку же за день нужно было покрыть расстояние в двести верст, то лошадей ежедневно требовалось свыше двух тысяч. Выезжали в восемь утра, в восемь вечера останавливались на ночлег; продолжительных остановок за день было только две: на два часа в обеденное время и на час ближе к вечеру. Эти остановки предназначались для трапез и для приема депутаций. За вычетом пяти минут, отведенных на запряганье и распряганье, в час надлежало проехать около 25 верст, т. е. без малого 30 километров. Такое возможно, разумеется, лишь при наличии отборных лошадей. О выносливости и резвости забайкальских лошадок свидетельствует тот факт, что во время нашего «марш-броска» пало их очень немного. На обратном пути я, помнится, видел на обочине только двух павших лошадей. А один из энтузиастов — восьмидесятилетний коневод — не отказал себе в удовольствии проскакать на своем маленьком вороном иноходце целых сто верст бок о бок с экипажем престолонаследника. Засим он подарил эту лошадку цесаревичу, и та благополучно добралась до петербургской конюшни.

Чтобы за пять минут переменить лошадей, через каждые пятнадцать верст возле дороги были установлены 36 пронумерованных столбов; каждый экипаж — тоже пронумерованный — останавливался у своего столба, причем кучер с козел не слезал, а вожжи держал в руке; коней мигом перепрягали — и вперед, в том же темпе. Самих кучеров меняли трижды в день. Для чаевых, которые престолонаследник раздавал на пути через Сибирь, была отчеканена особая золотая монетка достоинством в три рубля; ее получали и ямщики, везшие цесаревича.

Сопровождали нас два повара и две кухни, из коих одна опережала кортеж на двенадцать часов, так что, куда бы мы ни прибыли, нас везде ожидали накрытые столы. В городах и больших поселках цесаревич пользовался гостеприимством градоначальника, купцов или золотопромышленников. В иных же случаях ставили большие палатки, где днем происходили трапезы; ночевал престолонаследник всегда в каком-нибудь доме, а свита его и обоз — нередко под открытым небом, прямо в экипажах, поскольку квартир хватало далеко не везде. Порой на месте ночлега и для цесаревича не было подходящего дома. Тогда специально для этой цели сооружали сруб, где имелось все необходимое в сельской усадьбе, чтобы устроить почетному гостю прием в национальном русском стиле. На пороге высокого гостя обязательно встречала хозяйка в народном костюме и на вышитом рушнике подносила ему хлеб-соль.

ИДИЛЛИЯ В ТАЙГЕ. ДЕПУТАЦИЯ МОЛОКАН

На участке меж Читой и финском, где большой тракт пересекает Яблоновый хребет — водораздел Амура и Лены, — в прелестной долине для престолонаследника поставили на берегу речки русскую избушку. Снаружи она была вся резная, ярко раскрашенная, внутри же устроена по русскому национальному обычаю. На крыльце престолонаследника встретила хлебом-солью очаровательная юная девушка в нарядном крестьянском сарафане и в кокошнике. Это была барышня Татьяна А., дочка окружного начальника, недавно закончившая в Петербурге один из императорских институтов для благородных девиц. Девушка изображала хозяйку этого приветливого домика. Стройная фигурка, свежее личико, большие красивые карие глаза под длинными ресницами, улыбающийся алый рот — она была совершенно подстать и дому, и девственно прелестному здешнему пейзажу. Престолонаследник заметно обрадовался, что его встречает этакая хозяйка.

За ужином, во время которого она и цесаревич играли роль хозяев, потчуя немногочисленное застолье едою и питьем, первоначальная робость, выказанная юной девушкой при встрече, сменилась безмятежно-радостным настроением. Престолонаследник пригласил ее сесть рядом с ним, и можно было наблюдать, что эти двое молодых людей — ей было восемнадцать, ему двадцать два — прекрасно понимают друг друга. Когда через час старый камердинер, латыш Ратцинг{41}, напомнил престолонаследнику, что ему пора отдыхать, молодые люди расстались с трудом. Старый слуга, который как нянька заботился о престолонаследнике, был совершенно прав, ведь на следующий день спозаранку предстояло принимать депутации, а в восемь продолжить путь. Барышню Татьяну ее отец проводил на ночлег в палатку, разбитую неподалеку.