Претендент - Гарольд Хоук

— Это что такое?! — заревел он, глядя на бузотёров. — Я же велел никого не впускать!

Кунц отпустил охранника, встал, стряхивая пыль с одежды.

— Камрад Штольц, я по срочному делу, — сказал он, пялясь на проступавшую сквозь прорехи ткани обнажённую грудь девушки.

— Ма-а-алчать! Вон отсюда!

Часовой захлопнул рот и мигом выскочил из палатки.

— Зигмунд…

— Тебе два раза повторять? Жди меня за порогом, идиот! Ну!

Кунц сверкнул глазами, криво ухмыльнулся, но всё-таки вышел.

Штольц повернулся к любовнице:

— Не волнуйся, дорогая, я всё улажу.

— Уладишь ты, как же, — Либби держалась на грани истерики. — Если Гуано узнает, он нас живьём скормит лесным муравьям. Свяжет голыми лицом друг к другу и бросит в муравейник. Я зна-а-а-ю, — она размазала по щекам покатившиеся слёзы, — он так казнил бывшую жену-у-у. Она ему с каким-то ефрейтором изменила-а-а.

Либби громко разрыдалась и закрыла лицо руками. Простынь упала, открывая взору начальника штаба красивую грудь с задорно торчащими сосками.

— Детка, ну что ты? Успокойся, — Штольц обнял девушку за вздрагивающие плечи, покосился на прелести. — Я обещаю, всё будет хорошо. Ты мне веришь? — он толкнул вверх мокрый подбородок, заглянул в глаза. Красавица кивнула, шмыгая аккуратным носиком. — Вот и славно!

Зигмунд чмокнул любовницу в щёчку, хлопнул по упругой попке. Либби взвизгнула, поджала губки, легонько шлёпнула его по рукам.

— Одевайся и спусти матрас, — сказал Штольц, прыгая на одной ноге и вдевая вторую в штанину. — Жди меня здесь и никуда не уходи, я тебя выведу. Если кто-нибудь зайдёт в моё отсутствие, веди себя, как ни в чём не бывало. Поняла?

Либби снова кивнула, закинула длинные волосы за уши.

— Ух ты, моя козочка! — причмокнул губами Зигмунд, затягивая шнурки на ботинках. — Ну всё, я скоро. Он натянул кепи, послал любовнице воздушный поцелуй и вышел из палатки.

Недавние враги стояли друг напротив друга. Кунц разминал помятую охранником шею, а тот шипел и морщился от боли, дотрагиваясь до фингала.

— Ну, имбецилы, какого вас в палатку понесло? — накинулся на них Штольц. — Я непонятно выразился, когда велел никого не впускать?

Часовой показал на ухмыляющегося соседа:

— Это он во всём виноват!

— У тебя с ней было, да? — осклабился Головастик.

— Не твоего ума дело! — огрызнулся Штольц, заложив за ремень большие пальцы рук. — Чего припёрся?

Охранник ошалело перевёл взгляд с одного на другого.

— Значит, было, — расплылся Кунц в довольной улыбке. — Ну, держись! Че тебе точно оторвёт.

— Заткнись, придурок, — зашипел Штольц. — Мне ничего не надо, забирай мою долю, только заткнись.

— А никакой доли нет, — Кунц покрутил рукой в воздухе. — Кораблик-то пропал.

— Как пропал?

— А так! Это засада была. Мы дождались дредноут, пошли в атаку, почти прижали, а ему на помощь виверы подоспели. А поскольку осталось всего шесть кораблей — мы дали дёру. Жить-то охота.

— Сколько осталось? — удивился Зигмунд. — Шесть из тридцати шести? А где остальные?

— Сам догадаешься или подсказать? — нахально улыбнулся Кунц.

Часовому надоело вертеть головой по сторонам, он осторожно кашлянул в кулак.

— Я это, камрады, пойду, пожалуй. Он сделал шаг в сторону.

— Стоять! — рявкнул Штольц. — Где твоё оружие, солдат?

— Вот! — охранник протянул заблаговременно поднятый с земли автомат. — Я твёрдо запомнил слова команданте Фиделя: «Береги винтовку как жизнь свою, она не раз поможет тебе в бою!»

— Молодец! — начальник штаба указал на Кунца: — Взять этого под арест.

Боец растянул губы в злобной ухмылке.

— Это мы с превеликим удовольствием. Он передёрнул затвор и ткнул стволом под рёбра Головастику.

— За что? — воскликнул тот, отмахиваясь от конвоира.

— За уничтожение революционного имущества, путём вовлечения его в засаду противника, — сказал Штольц. — Увести его в карцер.

— Это ты мстишь за Либби! — закричал Дик, отпихивая охранника. — Боишься, что я…

Автоматный приклад со всей силы врезал по лицу. В глазах покраснело, кровь выступила на губах. Дик выплюнул выбитые зубы, провёл языком по острым обломкам, горными пиками торчащими из дёсен.

— Пшёл давай, вражья морда! — скомандовал охранник. — Руки за спину! Иди, не оглядывайся! А то как дам. Он ещё раз замахнулся автоматом.

Дик покачал головой, сплюнул под ноги Штольцу, сцепил ладони на пояснице и поплёлся к бревенчатой тюрьме.

Зигмунд ждал у входа, пока парочка не скрылась за штабелями ящиков с оружием. Мимо прошла группа мятежников, они о чём-то весело разговаривали, начальник штаба ответил на приветствие, дождался, когда и они скроются из виду и лишь тогда вошёл в палатку.

Либби уже сдула матрас, скрутила в тугой рулон, застегнула специальным ремешком с дырочками, припаянным к днищу и поставила в угол. После оделась в мешковатую форму, которая скрывала все соблазнительные изгибы молодого тела, села за стол. Штольц застал её за перелистыванием каких-то бумаг.

Услышав шуршание полога, девушка быстро захлопнула папку и улыбнулась.

— Всё в порядке, милый?

— Да. Территория свободна, можешь уходить. А что ты там делаешь? — подозрительно спросил Зигмунд.

— Хотела узнать, чем ты занимаешься, — Либби томно прикрыла глаза длинными ресницами, накрутила на палец рыжий локон. — Думала выхлопотать у Че денег для тебя. Она провела кончиком язычка по приоткрытым губам.

— А-а-а, ну, это, понятно, — Штольц дёрнул кадыком. — И как? Что-нибудь узнала?

— Да-а, — выдохнула Либби, стреляя глазками. — Я узнала жуткую вещь.

— К-какую, — побледнел Штольц. Ему стало страшно от одной мысли, что подружка Че прознала о сговоре с Кунцем. Гуано ненавидел предателей и сам исполнял расстрельные приговоры, когда бдительные камрады доносили ему о выявленных мерзавцах.

— Я узнала, что женщины ничего не смыслят в мужских делах и годны только для одного занятия… Она двинулась к нему. Пока девушка приближалась, соблазнительно виляя бёдрами, Зигмунд пытался справиться с сильным сердцебиением.

«Вот ведь, стерва, как напугала. Уйдёт — забью косячок, нервишки успокою».

Либби поравнялась с любовником, прижалась всем телом, провела узкой ладошкой по ширинке, ощутила готовность партнёра и слегка сжала тонкие пальчики.

— Не сейчас, дорогой, наберись терпения. Она чмокнула его в щёку и выпорхнула из палатки.

44

Зигмунд остался наедине со смятенными чувствами. Сердце грозило выскочить из груди, в горле пересохло, а в ушах стоял такой шум, будто рядом разорвался крупнокалиберный снаряд. Ватные ноги плохо держали, низ живота наливался тяжестью, нереализованная страсть требовала выхода.

Он подошёл к столу, достал из тумбочки стакан и кувшин с водой. Немного подумал, вернул стакан на полку, припал к горлышку и стал пить большими глотками. Вода стекала к подбородку, капала на грудь, расплывалась тёмным пятном по френчу.

Штольц вылил остатки на голову, утёр ладонью мокрое лицо. Сел на место, подпёр голову рукой и погрузился в сексуальные мечты.

Через сорок минут, когда форма высохла, а телу и разуму вернулось прежнее состояние, Зигмунд отправился на доклад к Че Гуано.

На улице сгущались сумерки, мятежники разожгли костры и сидели вокруг потрескивающего огня, рассказывая друг другу байки. Стоило Штольцу подойти к местам привала, посторонние разговоры стихали, камрады вскидывали руки и громко кричали: «Но пасаран». Начальнику штаба надоело каждый раз отвечать на приветствие, поэтому остаток пути он прошёл с поднятым кулаком.

На входе в дом главаря повстанцев Зигмунд нос к носу столкнулся с ординарцем.

— Назначено? — привычно спросил тот.

— Нет, но у меня срочное дело, — ответил Штольц.

— У всех срочное, — вестовой сделал вид, что внимательно изучает потолок. — Встань в очередь!

— В какую? Здесь никого нет.

— Неважно! Таков порядок — каждый посетитель должен встать в очередь.

Штольц притопнул ногами на месте.

— Ну, встал, дальше что?

— Ничего. Посетители обязаны находиться за белой линией и не пересекать её до вызова к командиру.

— Какой линией?! — вспылил начштаба. — У тебя от безделья совсем голова с катушек съехала?

— Вы её не видите? — участливо спросил ординарец.

— Не-е-т, — опешил Зигмунд. — Не вижу. Он посмотрел на пол, на всякий случай протёр глаза, вдруг да появится эта загадочная черта.

— Так вот же она, — боец вынул мел из кармана, наклонился и прочертил длинную линию возле ботинок посетителя.

Штольц, обомлев от подобной наглости, на несколько секунд потерял дар речи. Отойдя от шока, сузил глаза и зашипел:

— Я тебя в порошок сотру, с-сука, на фронт к дрифтерам отправлю, там будешь рисовать. Он сжал кулаки, сделал шаг вперёд.