Немецкая машина футбола - Рафаэль Хонигстейн

Первое появление в финале этого турнира со времен успеха на «Уэмбли» в 1996-м стало бы поводом устроить праздник во многих других странах – и манншафт по возвращении домой действительно встретили полмиллиона восторженных болельщиков у Бранденбургских ворот, которые были явно настроены кутить и веселиться в это очередное волшебное лето.

Но эхо, расходившееся по газетам, пабам и барам, и близко не было таким позитивным. Германия Лёва ехала на турнир в Австрии/Швейцарии в статусе одного из фаворитов и претендентов на победу, но Испания показала в финале высший класс, которому немцы не соответствовали, да и выход в венский финал им удался в условиях хаоса и беспорядка в обороне, царивших в победном матче с Турцией (3:2) в полуфинале. Успехом это достижение не выглядело.

Германия, несколько лет жившая в австрийской шкуре – в плане своего положения на международной арене, – вновь стала сама собой: достаточно зрелой, чтобы смириться с поражением на эмоциональном уровне, но не способной рационально объяснить себе и простить своим представителям на футбольном поле неидеальное – иными словами, некомпетентное – выступление, когда это было нужно.

В дни, предшествовавшие игре с Францией, из Санто Андре шли депеши с ожиданиями грядущего конца эры Лёва в сборной. Les Bleus возрождались под руководством Дидье Дешама, но пока что единственным их достижением оставался выход в четвертьфинал. В случае провала национальной сборной и невыхода ее в следующую стадию сотрудничество Лёва с Немецким футбольным союзом было бы окончено, это вне сомнений. Вероятно, он более не беспокоился об этом, решив покинуть свой пост независимо от итогов турнира в Бразилии. Бундестренер надел маску отстраненного интроверта по ходу этого мундиаля, подступиться к которому представителям (печатной) прессы стало куда сложнее, чем по ходу предыдущих кампаний на крупных турнирах.

Прежнего Лёва критиковали за неспособность принимать решения в трудных ситуациях и излишне мягкое отношение к игрокам. Новый, бразильский, Лёв предстал упрямым, зацикленным на стремлении доказать миллионам экспертов на родине и за ее пределами, что его способ – отсутствие крайних защитников в схеме, Лам в полузащите – лучший способ достигнуть цели. Можно было бы поспорить с ним относительно тактики, сказав, что он попросту осторожничает, отказываясь от своих возвышенных принципов красивого футбола, поступая как раз так, как требовали от него его многочисленные оппоненты последнюю пару лет.

Но футбольные болельщики и люди в целом очень подозрительно относятся к переменам, а потому естественной реакцией было обвинить в неспособности Германии показать свои сильные стороны (относительно) новую позицию Лама на поле, а также озадачивавшие многих до некоторой степени непримиримость и упрямство Лёва. (И наоборот, тренеров, проигрывающих с хорошо проверенной, изношенной формулой, по привычке обвиняют в отсутствии «Плана Б» или в недостаточной тактической гибкости. Так работает человеческий разум.) То, как манншафт удалось возвратить себе контроль над игрой в матче с Алжиром после возвращения капитана на привычную для себя позицию на фланге обороны, в глазах многих стало лишним подтверждением безрассудной глупости генерального плана Лёва. После ничьей 4:4 со Швецией и поражения 1:2 от Италии на Евро-2012 эта игра стала еще одним доказательством того, что тренеру попросту нельзя доверять, ибо он не способен выжать максимум из той когорты талантливых игроков, что имелась в его распоряжении.

Даже его сторонники в СМИ осознали, что очевидное отсутствие доверия к его выбору со стороны общественности породило дилемму нового порядка. Лёв застрял между следованием стратегии, которая выглядела дискредитированной, и перспективой прогнуться под всеобщим давлением, став слабым в глазах людей.

«Знаешь ли ты, что значит быть лидером, Лорд Сноу? – спрашивает мастер над оружием Ночного дозора Алиссер Торн из телевизионного блокбастера «Игра престолов». – Это значит, что в решениях лидера будет сомневаться любой умник, у которого есть рот. А что, если сам лидер начнет в себе сомневаться? Это будет конец; для него, для умника, для всех».

В отличие от Торна Лёву не нужно было сражаться с армией кровожадных одичалых у форта «Маракана» 4 июля, только с французами. Критика в его адрес не шла ни от его помощников, ни от кого бы то ни было внутри лагеря сборной, но Лёв, должно быть, хорошо понимал эту фундаментальную проблему, которую Торн озвучил так красноречиво. Все хотят, чтобы их лидер сомневался в своих решениях. Но никому не нужен лидер, который будет и правда сомневаться в себе.

Лёв не выглядел готовым прогибаться. «Я избавил самого себя от критики», – сказал он. За день до поездки в Рио Die Zeit выпустила интервью с ним, в котором он вновь озвучил свою позицию. «Я уже принял свое решение в отношении роли Филиппа Лама на поле, – сказал он, – и я буду стоять на нем до конца». Само интервью с тренером случилось до едва не ставшей фатальной встречи тет-а-тет с Алжиром, но DFB одобрил его публикацию только утром следующего за матчем дня. Пришлось признать, что оно по-прежнему точно отражало мысли Лёва.

Тебя проклянут за то, что ты сделаешь, и проклянут, если ничего делать не будешь. Эта поговорка была так же актуальна и для команды, которая победила своего рода «грязным», неэффектным способом, хотя никто и не думал, что она способна на такое, но победила лишь для того, чтобы быть раскритикованной за то, что «не играла, как балерина», как сказал слегка раздраженный Томас Мюллер. «О матче с Алжиром все говорили так, словно это был конец света, но если бы итальянцы одержали такую победу, все бы сказали: какие толковые ребята, молодцы. Если мы побеждаем, демонстрируя большую силу воли, кажется, что мы должны извиняться за это». Его команда не играла ради громких «заголовков», добавлял Мюллер. «Я не хочу выигрывать Чемпионат мира, я хочу только стоять перед журналистами после матча и извиняться за то, что мы победили лишь в один мяч».

Бирхофф верно подметил, что матчи сборной на турнирах порой подвергались излишне долгим обсуждениям и толкованиям: «Это обычная работа механизма: хорошие матчи переоцениваются, а после менее удачных игр всех охватывает паника». Он также был прав, говоря о том, что выход Германии в четвертьфинал мундиаля в пятый раз подряд говорил о завидной стабильности, которой другие команды такого ранга по праву гордились бы. Но все это не делало перспективу поражения от французов более приятной. «Перед тем матчем я больше всего сомневался, что нам не удастся победить», – признался он несколькими месяцами позже.

Из всех переоцененных игр крупных футбольных турниров, за исключением финала, четвертьфинальные матчи Чемпионата мира несут на себе самую большую нагрузку ожиданий и надежд, а все по причине структуры турнира. Четвертьфинал – это аналог Т-образного перекрестка, он отсеивает по-настоящему сильные команды от везунчиков и вечных неудачников. Проигравшие отправляются домой с ощущением того, что они не были готовы совладать с превосходящим их соперником, и больше ничего.

Победители четвертьфиналов, с другой стороны, могут считать себя реальными претендентами, поскольку входят в число последних оставшихся четырех команд. И что более важно, они гарантированно дойдут до конца кампании, даже в статусе команды, борющейся за третье место, если случится так, что они проиграют в полуфинале. Так или иначе, они могут смело ехать домой с осознанием того, что солидно отыграли турнир. Поражение в полуфинале, соперником по которому, по всей вероятности, будет Бразилия, станет вполне простительным сценарием.

«Ни одно решение не высекается в камне, – сказал Лёв на предматчевой пресс-конференции в Рио, когда ему задали самый важный «вопрос о Ламе», а потом бундестренер озорно добавил: – Вам легко будет разобраться, где он будет играть».

Немного позже команду проинформировали, что перестановка действительно будет иметь место. Клозе сыграет центрального нападающего, Хедира вернется в полузащиту, а Лам… вновь сыграет на своей привычной позиции на правом краю обороны. Боатенг в результате перейдет в центр защиты, а Мертезакер в состав не попадет.

«Я не спал всю ночь», – откровенничал защитник «Арсенала» после финального свистка на следующий день. Алжирские контратаки таили в себе угрозу для высокого и не слишком-то быстрого центрального защитника, но решение Лёва было в меньшей степени продиктовано соображениями о его игре, скорее тренер почувствовал нужду усилить атакующее присутствие Германии на флангах. «Я хотел придать команде новый импульс», – объяснял позднее бундестренер. Предматчевый анализ, сделанный скаутами, показал, что французские крайние защитники играли очень узко и не получали должного прикрытия от игроков, игравших впереди. Это оставляло немцам солидные 40-метровые свободные зоны на обоих флангах. Но полузащита Германии не могла бы без поддержки проходить это пространство. Нужно было, чтобы по меньшей мере один фланговый защитник ходил в атаку.