Мед и яд любви - Юрий Рюриков

Теория эмоций П. В. Симонова — это, по-моему, очень крупный вклад в психологию чувств, хотя с ней и не соглашается кое-кто из психологов. У эмоции, говорит эта теория, как бы два родителя, причем это родители-соперники: один усиливает ее, другой ослабляет, один служит для нее мотором, другой — тормозом.

Чем сильнее наша потребность в чем-нибудь, чем больше нам не хватает чего-то, тем сильнее и эмоция — желание, достичь этого чего-то, влечение к нему, тяга. Потребность — это главный родитель эмоции, родитель-мотор.

Но чем больше мы знаем, как насытить эту потребность, тем меньше нашей энергии идет в эмоцию и больше — в действие или в мысль. И наоборот, чем меньше мы знаем, как насытить свою потребность, тем сильнее звучит в нас эмоция. Эмоция нужна человеку как усилитель его энергии: она пробуждает его скрытые силы, вводит в строй резервы. Но если достичь цели просто, то резервы не требуются, и эмоция может быть слабой.

Информация о насыщении своей нужды — неосознанная или осознанная — второй родитель эмоции, родитель-тормоз. И накал эмоции, ее сила — это равнодействие обоих родителей, их силы[50].

В теории П. В. Симонова речь идет о чувствах-откликах, а не о чувствах-состояниях, о сиюминутных эмоциях, а не о долгоиграющих чувствах. (Если говорить точно, это теория не чувств, а именно эмоций, не психологическая теория чувств-состояний, а психофизиологическая теория чувств-откликов). И она, по-моему, хорошо объясняет важные механизмы нынешней рационализации людей.

Вспомним: взрыв контактов у современных горожан — это в основном взрыв поверхностных, внешних контактов. Люди участвуют в них внешними, типовыми слоями души, ведут себя в них полуобезличенно, а то и совсем обезличенно. И в делах у нас — домашних, рабочих — много шаблона, информационной ясности. Будущие действия известны, расчислены, и это приглушает наши чувства-отклики, тренирует их на полголоса, шепот.

В личной жизни — то есть в малолюдном, не массовом общении — противостоять такому приглушению чувств и проще, и сложнее. Чем моложе люди, тем больше в них нового, неизвестного друг для друга; в них царит «информационный голод» друг по другу — и в то же время сильна потребность друг в друге. Оба эти родителя эмоций обостряют, а не притупляют чувства.

Но чем старше люди, чем однообразнее их жизнь, тем больше в ней информационной сытости и тем приглушеннее их чувства-отклики, тем стесаннее их ощущения-аккомпанементы. А вместе с чувствами-откликами слабеют и чувства-отношения — любовь, влюбленность, симпатия…

Информационная теория эмоций раскрывает вечный механизм чувствований: она позволяет тем самым понять еще одну глубинную причину нынешнего обеднения чувств. Но она не вытесняет других объяснений, о других причинах, а дополняет их, встает в их строй.

Вытеснит ли мысль эмоцию?

Вернемся еще раз к записке. Верно ли, что чем больше образованность, тем больше человек думает и меньше чувствует? И чем больше будет у людей знаний, тем больше будут угасать чувства?

По-моему, это не так. Число мыслей не состоит в обратной пропорции с числом ощущений, чувств. По своей глубинной природе человек — существо больше чувствующее, чем размышляющее; он больше homo sensualis (человек чувствующий), чем homo rationalis (человек думающий).

Эмоция — более властная, более автоматическая основа человеческой природы. Она глубже, чем мысль, укоренена в биопсихологии человека, в самых глубинных органических устоях его жизни. Да и у нашей мысли (кроме мысли механической, серийной) всегда есть эмоциональный шлейф: мысль чаще всего сопровождается эмоциями, вызывает их, рождается из них.

Влияет друг на друга не количество эмоций и мыслей, а их качество. Чем тусклее мысль, тем тусклее и ее шлейф — эмоция, чем она ярче, глубже — тем глубже и колокольнее голос эмоций. И наоборот, только глубокие эмоции ведут к глубоким мыслям, а стертые эмоции рождают и стертые мысли.

Кроме того, знания — то есть мыслительная, логическая информация, — это только часть того потока информации, в котором мы живем. Главная часть этого нестихающего потока — образная и чувственная информация — зрительные и слуховые впечатления, двигательные и осязательные сигналы… То есть большинство информации, которую получает (и, видимо, будет получать) человек, — это информация эмоциональная, а не рациональная.

Поэтому вряд ли стоит опасаться, что всеобщая образованность приведет к отмиранию эмоций и человек будущего станет двуногим мозгом. Впрочем, нынешнее образование, сухо логическое, явно вредит нашим эмоциям. Оно, как уже говорилось, имеет дело в основном с левым полушарием мозга, грубо отсекает знания от эмоций и этим гасит эмоции, делает десятки миллионов людей рассудочными рационалами.

Научно-психологическая революция, наверно, создаст в корне новое образование, которое будет отвечать природе человека: оно будет углублять его знания и его чувства, помогать, а не иссушать жизнь эмоций. Это, во всяком случае, одно из коренных стратегических требований к новому образованию, и на него, видимо, со временем будет опираться вся образовательная реформа.

Полнокровнее и малокровнее.

«Непонятно, с ростом нервных перегрузок, урбанизации и т. д. чувства стали глубже или примитивнее? Неужели любовь «среднего человека» средних веков была сильней, чем у нашего современника?» (Московский институт электронной техники, Зеленоград, октябрь, 1980.)

Пока шла речь только про обедняющие перемены в нынешней психологии. Но в ней есть и обогащающие перемены — их рождает социальный, научно-технический и культурный прогресс. Прогресс делается сейчас все сложнее, он как бы пропитывает соками сложности все больше клеток социального организма, все больше нитей обыденной жизни.

Эти стратегические перемены исподволь, из глубины повышают требования к человеку, к его уму, нравственности, психологии. Человеческая психология медленно перестраивается во всех своих звеньях, от вершин до подножия, и вся ее ткань начинает делаться другой.

Углубляет человека и известная всем сильная сторона НТР — рост образования, культуры, творческих слоев в поисковых видах труда. Так же действует и ощущение ценности своего «я», которое нарастает в людях (впрочем, нередко до чрезмерности), и тяга к самовыявлению, саморазвитию.

Все эти пружины будней утончают и углубляют в человеке личность, у многих людей нарастает своеобразие в сознании и подсознании, в чувствах и интересах, в привычках и в поведении. Идет, говоря языком психологии, не только обезличивание, но и индивидуализация человека, появляется все больше людей-личностей, людей с усложненной и обогащенной психологией.

Впрочем, и сама личность у многих, видимо, меняется — делается более рассудочной, рациональной, менее сердечной, эмоциональной. Возникают как бы «полу-личности» — люди, у которых развит ум, но приглушены, обезличены чувства.

Борьба личностного и обезличенного пронизывает всего нынешнего человека: возможно, это главная борьба, которая идет в его психике. Все сильнее делается потребность человека развивать свое «я», но сильнее делаются и глушители личности.

В современном человеке как бы нарастают оба эти полюса: быстро идет не только его индивидуализация, но и стандартизация многих слоев души. Развитие человека драматизируется, поляризуется — и это, возможно, общий закон XX века, закон обострения полюсов. Во многих зонах жизни видна эта поляризация, по многим линиям драматизируется — то есть революционизируется — мировое развитие.

Эти двоякие перемены в человеческой психологии рождают и двоякие перемены в мире человеческих чувств. Любовь тоже как бы поляризуется, и перемены в ней, говоря упрощенно, идут по двум руслам.

У одних людей она внутренне обогащается и усложняется, становится объемнее и полнокровнее (об этом — чуть позже). У других — это больше бросается в глаза, потому что лежит на поверхности, — она делается малокровнее, любовные отношения беднеют, упрощаются.

«Я думаю, любовь сейчас немного израсходовала себя. Вы правильно отметили о скоростях нашего века. Мне надо успеть сходить с девчонкой в кино или в театр, отдохнуть после этого, побыть с ней в постели и не опоздать из увольнения. А если в институте я буду вздыхать о ней подобно средневековому рыцарю, то вылечу в первом же семестре.

Далее. Когда-то был не матриархат, а то, что до него, когда любовь = секс. Постепенно, с развитием человека, развивался его ум, обогащались его чувства, ну а секс, несмотря на получаемое от него удовольствие, он выглядит довольно грубо. Поэтому возникла необходимость украсить половой акт, появилась любовь, которую возвели в культ. В общем, писать можно много, но у меня нет времени, надо учить китайский.