Адские гнезда: Дуэт Гильденстерна и Родригеса (СИ) - Бреусенко-Кузнецов Александр Анатольевич

— Ой, да ну! — не поверил Маданес. И охота ему была спорить, сгибаясь под весом пирамиды.

— Бредни теологические, — возразил и Диас.

— Парни, вы взгляните с другой стороны. Верхнее звено в пирамиде питания на огромнейшей территории — во всех Присодомских лесах. Быстро бегает, пробегает за ночь больше, чем два вездехода. Каждой ночью при этом жрёт ведь, как не в себя… Долго ли выдержит здешняя местность, если Адских Собачин окажется две или три?

— Тю! Да ты ведь сам ксенозоолог, Бенито!

— Нет, но умею толково общаться со знающими людьми. С Гильденстерном, с Альваресом. Вот Гринчестера не застал.

— Помоги лучше знающим людям унести пирамиду! — посоветовал Диас.

— Я бы рад, но теряюсь в догадках, что она есть, из чего построена и как она здесь оказалась. А ещё — чей она трофей: только ваш, или может, и мой отчасти? — озабоченно так произёс. Они промолчали.

Да, ребята, Бенито совсем не дурак подносить хоть кому посторонние артефакты. А в особенности тем «знающим людям», что и сами толком не знают, что такое они несут. И кому — Бастинде? Даже даром не возьмёт, а пуще того за молот. Ибо молота, сказать по секрету у неё никакого нет.

— Тяжелее металла, да? Ну тогда, похоже, этой штукой вам надо будет торговать на вес. Если кто-то решит, что знает, зачем оно нужно.

— Не пустыми же возвращаться, — кряхтя, ответствовал Диас. — А зачем оно, можно спросить учёных.

За разговорами подошли и к выходу из пещеры. Бенито уж думал окликнуть оставленного там Рамиреса, но вот незадача: старый приятель и сам уж возник в проёме, почему-то в неудобном прыжке спиною вперёд и зачем-то истошно крича вместо разъясненья словами.

Что это? Вернулась Собачина?

7

Да, вернулась — кто же, как не она. И Рамиреса уже отшвырнула вглубь пещеры резким тычком лапы. Он бы мог взлететь и повыше, да впечатался в свод и оттуда грянулся вниз, на троих соучастников.

Так случилось, что Бенито шёл впереди, в самом узком месте. На него в основном и пришёлся удар телом Рамиреса, ну а Диаса и Маданеса, что тащили следом за ним пирамидку, раскидало слегка растопыренными в полёте руками. Плюс к тому всех троих обдало чем-то таким липким. Когти на лапе, пославшей в полёт Рамиреса, были остры, как бритвы.

Всю пещеру заполнил рык и зловонное дыханье из пасти Собачины, по сравнению с каковым, верно, всякий из очевидцев склонился бы к выводу, что в её на редкость опрятном логове до сих пор пахло пусть и не слишком свежо, но притом очень даже сносно.

Адская Собачина очень-преочень быстрая, вспомнил Бенито, сам на ходу огорчаясь медлительности собственных мыслей, вяло текущих подобно патоке, вязнущих в липком страхе. Как бы ты ни спешил, а она быстрей, эту страшную скорость надо хоть чем-нибудь уравновесить, думал дальше он столь же замедленно, а ведь как ты это сумеешь сделать, если она всё равно намного быстрей, пусть тебя собралось хоть четверо? Нет, числом не задавишь, не захлестнёшь, даже если ты выставишь сразу всех четверых против неё одной, вчетверо более ловкой! Разве что бластеры, только они одни должны отработать, если не они, то тогда и вообще ничего, но не где-нибудь там, в чистом поле да частом лесу, где вертлявость спасает бестий, а лишь в узком-преузком горлышке, куда бестии надо протиснуться, а увернуться от выстрелов она никак не сумеет...

А потом снизошло осознание, до какого слова не особенно успевали, осознание то, что Бенито Родригес — вот повезло — и находится в узеньком горлышке той гигантской бутылки, куда Адской Собачине затруднительно прыгнуть, а придётся, пожалуй, протискиваться, исходя из её размеров. На одно движение, на одно скольжение, но проклятой твари придётся сейчас замедлиться, и раз так, то один Бенито, лишь один, а не все вчетвером, если только достанет вовремя бластер, ой, да здесь он, в его руке, снятый с предохранителя, то, пожалуй, тогда и выгорит дело, и грохнется адская тварь.

И Бенито Родригес почувствовал, что готов, прямо так, в позиции лёжа, прямо там, поперёк пещерного горла, из-под тела Рамиреса, исполосованного бритвенными когтями, упираясь левым плечом в тяжелющую пирамиду, что несли Маданес и Диас, но, однако, не донесли, он готов, он откроет огонь, он сделает это вовремя, лишь запаздывает злая Собачина, ну а так всё на месте, всё почти уже хорошо...

В этот миг Маданес и Диас, будто парни зелёные, не мастера боя, стали тупо стрелять из бластеров, и фактически никуда — в тёмный проём выхода из пещеры, за которым стояла лишь чёрная ночь, средь которой до этого фонарём ничего-ничего не высветили. Расстреляют обоймы, подумал Бенито, все как есть заряды истратят, а как станут перезаряжать, Адская Собачина тут как тут...

Писк разрядов умолк. Не сговариваясь, и Маданес, и Диас поняли, что напрасно поддались панике. Догадались о том же, что и Бенито, только он мгновенье назад: вот просадят обоймы, а дальше. Но затишье, в котором телохранители Рабена соображают, прикидывая риск неудачи, и насколько тот риск возрос от поспешной стрельбы — это затишье срабатывает точно так же, как последствия полноценных паник от просаженных с шиком обойм.

Собачина войдёт, Собачина ворвётся на доступном пределе скорости. Ни Маданес, ни Диас не среагируют, когда её крысиный оскал над собачьей грудью высветится фонарём в проёме входа в логовище, ведь фонари это уже высветят, а они ещё будут додумывать мысли о том, о своём, да прикидывать шансы, да напряжённо гадать о будущем.

И так и есть, крысопёс уже показался, но реакции ноль, полный ничтожный ноль. Кто лупил из бластера в точку, куда не пришла Собачина, тот с особенным тщанием выяснит, в точности ли пришла. А пришла, вошла, вплыла постепенно, медленно явилась, вторглась под свет фонарей. Голова крысиная, только большая, телосложенье собачье, как у гончей, но крепкой такой гончей, с бойцовской грудной коробкой, ну а когти — кинжальные когти. Их не подожмёшь, но остры, точно бритвы, ну ни дать, ни взять — самозатачиваются на собачьем бегу во время ночных погонь.

Мысли пасутся в прошлом и хвалятся в будущем, но в настоящем их нет. Одни действия, чувства, работа простых механизмов. Потому в тот момент, как Собачина возникает, у Родригеса прекращается внутренний диалог. Происходит лишь встреча пальца с клавишей спуска. Встреча Адской Собачины с узким проходом в логово. И, конечно же, встреча Адской Собачины с хитрой и быстрой смертью, когда бластер Бенито весело плюётся разрушительными энергиями прямо в собачье брюхо.

8

— Это он её ухайдокал, — медленно сказал Маданес, тупо глядя в развороченное брюхо Собачины.

— Ну Бенито даёт! — так же медленно отозвался Диас. — Я не знал, что у парня такая реакция.

С той же тягучей медлительностью шли и мысли Бенито Родригеса. Мол, ну да, сами Маданес и Диас, хоть и открыли огонь, да стреляли совсем бестолково. Тупо метили в самую подвижную часть Адской Собачины — в её голову на мощнейшей шее, в оскаленную морду, в острозубую крысиную пасть. Хоть бы один из их выстрелов достиг цели, да, кажется, нет.

Только Бенито Родригес бил так, чтобы твари не увернуться. Потому-то теперь к его быстрой реакции и приковано столько восхищённого внимания. Типа того: и где он тренировался?

Между тем тело Собачины, продолжая жить остаточной мышечной жизнью, загребало гравий передними лапами с острыми когтями кинжального вида. Тварь в агонии прорыла изрядную яму прямо в полу пещеры, кстати, в том самом месте, откуда первоначально стрелял Бенито.

Ловко-увёртливая от выстрелов спереди, крысопсина была готова проскочить между Диасом и Маданесом, чтобы, затем, играючи, подойти к ним с тыла. Но упрямая очередь снизу, вскрывшая брюхо, заставила монстра попятиться. Опознав намечающийся возвратный характер движения, Родригес и сам поспешил уйти от когтистой лапы, и Рамиреса оттащил — парень был плох, окровавлен, но всё-таки дышать продолжал.