Фригорист - Иван Беляев

– Ты че, придурок, охамел что ли?! – он затряс здоровенной головой на бычьей шее и схватил Спирягина за лацканы пиджака.

– В чем, собственно, дело? – возопил Спирягин, не ожидавший таких действий с его стороны. Профессор даже не понял, что Толян только что схлопотал по лбу.

– Щас ты поймешь!

Толян, держа одной рукой Спирягина за грудки, другой размахнулся для удара. Этого как раз и ждал Петрович.

Когда-то занимавшийся борьбой и немного боксом, он перехватил руку Толяна, вывернул ее за спину и толкнул верзилу вперед и вниз, сопроводив толчок сильнейшим пинком под зад. Хорошего пинка, впрочем, не получилось, так как Стрелков все еще не приспособился как следует рассчитывать свои движения, не видя конечностей. Тем не менее, и того, что было сделано, хватило, чтобы Толян упал на асфальт, пропахав его головой и мощной грудью. Он едва не сбил с ног профессора, но тому удалось удержаться на ногах.

Водитель, не понимая, что творится с его приятелем, но видя, что тот как-то странно себя ведет, бросился ему на помощь.

На этот раз Петрович рассчитал все точно. Водитель с разбега нарвался на подножку и тяжело свалился на землю, снова увлекая за собой поднявшегося было на ноги Толяна.

Жильцы дома, разбуженные непонятной возней на улице, стали включать свет в квартирах и выглядывать в открытые окна.

Во двор медленно вкатилась серая «девятка», фары которой осветили стоявшего истуканом, не знавшего что ему предпринять Спирягина.

– В машину, быстро, – скомандовал ему Стрелков, бросившись к «Линкольну».

Но тут он увидел, что из въехавшей во двор «девятки» выскочили двое и направили пистолеты с глушителями на профессора. Стрелков сразу же узнал их, хотя свет падал на них со спины. Он толкнул Спирягина в бок, повалив его на землю, и как раз во время. Несколько пуль впились в стену дома, разбрызгивая осколки кирпича. Телохранители Азарова, которые к тому моменту уже сидели на земле, увидев, что их подопечному угрожает опасность, выхватили свои стволы и открыли беглый огонь по нападавшим. Дудин и Макс принялись палить в ответ, вернее, стрелял только Игорь Васильевич, так как Макс замертво свалился наземь словно подкошенный. Дудин стрелял лучше охранников Азарова. Он завалил водителя с первого выстрела, а Толяна ранил в правое плечо, из которого фонтаном брызнула черная кровь. Игорь Васильевич даже не оглянулся на поверженного Макса, которому пуля Толяна попала в голову, а двинулся к лежавшему Спирягину, ставшему теперь его мишенью. Он почти уже праздновал победу, когда услышал позади незнакомый голос.

– Стоять, брось оружие, спецслужба.

Не глядя выстрелив несколько раз в сторону этого неприятного голоса, Дудин кинулся к арке с противоположной стороны двора. Два человека в бронежилетах и касках, с короткоствольными автоматами бросились следом за ним, но у него было преимущество – он был налегке. Два других спецназовца, одетые точно также, направились к охранникам Азарова, а к Спирягину подошел Мячиков со своим помощником.

– Вставайте, профессор, – произнес Мячиков, защелкивая на нем наручники, – поедете с нами. И вам, Стрелков, – Петр Сидорович повысил голос, обращаясь куда-то в пустоту, – предлагаю сделать тоже самое. Вы меня слышите?

Петрович ничего не ответил. С такой кучей народа ему не справиться, даже в невидимом состоянии. Не убивать же их всех в конце-то концов! Хотя и это у него вряд ли бы получилось. Оставив профессора с Мячиковым, он быстренько ретировался через арку, в которую выбежал Игорь Васильевич. Спецназовцы, попавшиеся ему навстречу, были одни, и он понял, что Дудину удалось от них скрыться. Не попытавшись даже уехать на своей машине, подозревая, что успевший вызвать подкрепление Мячиков мог и там устроить какую-нибудь ловушку, Стрелков вынул из карманов туфли, обул их, отряхнув носки от пыли, и устало поплелся по ночному городу, который только на первый взгляд казался в этот час таким тихим и спокойным.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Потягивая пиво, Данилыч тупо пялился в телевизор. Рядом с ним, в одних трусах, сидела мясистая молодая особа с курчавящимися светлыми волосами и непроницаемым коровьим взглядом. Она зевала, чесала комариный укус меж гигантских обмякших грудей и тоже рассеянно следила за экраном. Данилыч уже поведал Сашке о приключившемся со Стрелковым. Она вначале не могла поверить, потом перестала думать об этом, как-будто свыклась. На самом деле она не утруждала себя размышлениями на незнакомые сызмальства для ее сознания темы. Сашка обладала крепкой нервной системой и напоминала Данилычу спокойное жвачное животное. То, что могло бы оттолкнуть другого мужчину – отсутствие женственности, тупость и равнодушие к жизни, за исключением чисто животных и хозяйских надобностей, наоборот, восхищало Данилыча. Сашка была в его глазах совершенством, ибо на свой лад воплощала его идеал женщины – тихой покорной рабыни, услаждающей своего господина. Несмотря на свою раннюю тучность и дрябловатость Сашка лихо кувыркалась в постели, чем окончательно сразила Данилыча.

За пивом и в постели они посмеялись над новым качеством Стрелкова с точки зрения сексуальной жизни, разбирая вопрос «как же это он теперь трахаться будет?» и это событие – превращение нормального человека в невидимку – добавило огонька в их ласки, послужило острой приправой к раз и навсегда заведенному распорядку еженедельных встреч.

После седьмой бутылки пива Данилыч откинулся на подушку и задремал, экран под его взглядом сначала расплылся в светлое искрящееся пятно, потом и вовсе перестал существовать. Он погрузился в самую сладкую стадию забытья – стадию засыпания, когда человеку кажется, что он все еще бодр и действует в реальной жизни, а на самом деле уже тихо и неуклонно проваливается в мягкую вату сна. И тут, выгоняя его сонную мысль на поверхность, в доме зазвучала острая, как комариное жужжание, жалоба дверного звонка.

– Твою мать! – выругался Данилыч, метнув беспокойный взгляд своих осоловелых глаз на Сашку.

Та тоже напряглась, машинально схватила желтую футболку и, быстро напялив ее, подобрала под себя свои слоновьи ноги.

– Кто это? – спросила она, особенно не испугавшись – она знала, что муж на дежурстве.

– Сиди тихо, – скомандовал поднимающийся Данилыч, – я гостя спроважу.

Он немного нервничал, обратясь мысленно к жене. Но потом отбросил эту мысль, его Люська в такое время уже спала. Да если бы она и застукала его здесь сейчас, чтобы она сделала? Он ухмыльнулся, представив напускную растерянность жены. Она наверняка догадывалась, что он порой коротает вечера в своей лаборатории с бабами, но, приведись ей увидеть воочию мужнину измену, стала бы поначалу удивляться, дуться, ругаться – этого требуют приличия. Устроила бы, может быть, скандал, но дальше этого дело бы не пошло. Он кормил все семейство, а потому никто из его домашних не стал бы резко осуждать его, не стал бы вообще показывать, что ему что-либо известно об его шашнях на стороне. «Он свое отработал, оттрубил, так дайте, – восклицал мысленно Данилыч, подходя к входной двери, – спокойно пожить под старость!»