Золото Арктики - Николай Владимирович Зайцев

Наталья Акинфеевна разжала объятия, уступая дорогу сыну и проводив его взглядом.

Тот же широким шагом почти взбежал по крыльцу. Иван Михайлович развел в стороны свои крепкие руки и обнял сына, вложив в это объятие все свои отцовские чувства.

– Раздавишь сына, – шутливо сказала Наталья Акинфеевна.

– Ничего! – отозвался довольно Иван Михайлович. – Глянь, каким крепким казаком стал! Такого раздавишь!

Михась, слыша эти слова, напрягся всем телом и попытался приподнять батьку. С большим трудом, но у него это получилось.

– Ну давай, сынку, померимся, – Иван Михайлович сгреб сына крепкими руками и почти без труда поднял его. Михась попытался освободиться, но у него ничего не вышло.

– Все, батько, сдаюсь! – смеясь, крикнул он.

– Добрый казак! – похлопав по плечу, сказал Иван Михайлович. – Наш род! Билых! И дале роду нашему казачьему жить в веках! Постараешься, надеюсь!

– Так вместе будем стараться, – ответил Михась, – Микола да я, а там вон и Димитрий, а, батько?!

Иван Михайлович не успел ответить, на крыльцо, радостно крича, выбежал малой Димитрий:

– Здорово живешь, дядько Михась!

– Слава Богу, племяш! – приветствовал его Михась, подхватывая на руки. – Какой большой стал! И ликом копия Микола, батько твой!

И, повернув голову к Ивану Михайловичу, добавил:

– Вот они, Билые! Ты, Микола, я да Димитрий! Плоть от плоти!

– А где батько мой? – с серьезным взглядом глядя на родного дядьку, спросил Димитрий.

Марфа, услышав имя мужа из уст сына, вопросительно посмотрела на Михася.

Тот поймал на себе такие же взгляды и отца с матерью.

– Жив Микола! Вот вам крест, – Михась истово осенил себя крестным знамением. – Виделись мы с ним в столице.

– Давайте у хату, – по-хозяйски распорядилась Наталья Акинфеевна. – Неча соседям лишний повод для пересудов давать, да и завтрак уже готов.

– И вправду, – поддержала Марфа. В голосе слышались нотки волнения. – Что на улице стоять?!

Суетливо спустилась к кабыце, взяла широкое блюдо с оладьями, принесенный с погреба каймак и снова поднялась на крыльцо.

– Жив! Жив! – в глазах у свекрови искрилась радость. – Слава Богу!

– Ой, мамо! – волнение охватило Марфу. Только и смогла вымолвить.

Наталья Акинфеевна сделала шаг назад, пропуская Марфу с посудой, и, глянув на улицу, не видит ли кто, закрыла дверь.

– Надолго-то? – спросил Иван Михайлович, когда после молитвы все дружно расселись за столом завтракать.

– На недельку, – отрапортовал Михась и, видя поникший взгляд матери, добавил: – Без учета дороги.

Марфа, подкладывая Михасю очередную порцию оладьей, глазами спрашивала то, о чем не решалась спросить словами. Знала, что раньше времени не стоит. Жив – уже хорошо. А что с ним? Где он? Почему вместе с братом не приехал?

– Ох и вкусные оладьи! – наминая завтрак, нахваливал Михась. – Давно не ел домашнего! Да еще и с каймаком!

– И как столица?! Сияет куполами? – спросил Иван Михайлович, как бы между прочим. Вроде и строг лицом, а в глазах смешинки – не может сыном налюбоваться. Оголодал юнкер, соскучился по мамкиной еде.

– Еще как сияет! – Михась, жуя, вкратце рассказал и о столичной жизни, и об учебе.

И мать с отцом, как и сноха, слушали, хотя мысли были о другом. Все трое молчаливо говорили взглядом: «Не томи! Расскажи за Миколу!»

Малой Димитрий недоуменно, по-детски, смотрел на взрослых, не понимая, почему они молчат, а говорит только дядько Михась. О какой-то столице, которая очень далеко отсюда. О церквах, что больше станичной в несколько раз. О реке со странным названием Нева, которая намного шире и глубже Марты, и о многом другом, что его детское сознание еще не могло вместить.

Наконец Иван Михайлович, видя пытливый взгляд Марфы, спросил:

– С Миколой, говоришь, виделся?

Михась осекся. Посмотрел на батьку, мамку, Марфу, подмигнул Димитрию, смотревшему на него своими чистыми, сине-серыми глазами.

– Было дело, батько, – сделал вид, что поперхнулся, откашлялся, хотя в том не было необходимости. – За день до отъезда.

Михась снова замолчал. Иван Михайлович хотя и был рад приезду младшего сына, но понемногу терял терпение. Хотелось самому знать, что со старшим, Миколой.

– Не тяни резину, – в голосе отца прозвучали металлические нотки.

Михась, зная, что не стоит испытывать характер отца, который порой мог быть довольно крут, продолжил:

– На улице виделись. Случайно встретились. Побалакали. Звал его с собой, мол, давно родыну не бачил. Сказал, что еще не срок. Что дело у него какое-то важное, чуть ли не государственное. С ним еще мужчина был. Одетый с иголочки. На богатого барина похож. Я еще подивился тогда, столичный франт и Микола, разница-то сразу в глаза бросается, а ведут себя как кунаки лучшие. Странное знакомство.

– «На барина», – проворчал Иван Михайлович. – Не было у казаков отродясь ни барина, ни хозяина. Это лапотники все без барина жить не могут. А Микола наш у самого императора в конвойцах! Это почет-то какой! Вот и прибился небось какой-то столичный прощелыга.

– Не наговаривай на сына! – тут же сердито встряла мамка. – Микола в людях не хуже тебя разбирается. Сам учил! Давай, сынку, дальше.

– И то верно, – с этим согласился, кряхтя, Иван Михайлович и испытывающее глянул на младшего. Тот проворно, под тяжелым взглядом отца, почти не глотая, справился с оладьей.

Всем присутствующим, кроме малого Димитрия, было понятно поведение главы семейства. Переживал дуже Иван Михайлович за Миколу. Хоть и не верил он в то, что написано было в анонимном письме, доставленным тогда вестовым, но все же червячок сомнения вкрался в его мозг и сверлил недобрыми мыслями сознание.

– Так вот я и говорю, – продолжил Михась. – Попрощались мы с Миколой, он в автомобиль к тому ба…

Осекся Михась, посмотрел на батьку своего и продолжил:

– К тому столичному проще… франту, и поехали они. Куда – не сказал.

– В автомобиль, говоришь. Это что ж, в столице теперь только на этих железяках на колесах передвигается добрый народ? А кони как же?

– Нет, батько. Автомобиль – то дюже большая редкость. Только у государя императора имеется да у редких подданных его.

– Стало быть, тот, с кем Микола уехал, при государе состоит? – Иван Михайлович слегка откинулся на скамейке, внимательно продолжая слушать. Сейчас каждое слово важно. Не пропустить бы.

– Не знаю, батько. За то Микола не сказал. Только просил баул со станции забрать с подарками. Вроде как накупил для вас и для некоторых станичников, хотел сам приехать, привезти, да это дело подвернулось.

– Сам привезти. Дело. – Иван Михайлович задумался. – Вроде и сказал ты, сынку, много, а с другой стороны, вопросов стало еще больше, чем ответов.

– За что купил, как говорят, за то и…

– Значит, выходит,