Япония : история страны - Ричард Теймс

В канун 1946 года был выпущен императорский указ, осуждавший «ложную идею о божественности императора и о превосходстве японского народа над другими расами и его призвании повелевать миром...» Вместо этого указ призывал народ «создать новую Японию, мирную, а официальных лиц и обычных граждан — содействовать обогащению культуры и улучшению стандартов жизни». Тем не менее указ не отрицал происхождение императора от богини солнца и не лишал его права исполнять синтоистские церемонии.

Можно спорить, было ли подобное «отречение от божественности» сделано специально для Запада или же для самих японцев. Действительно, детей в школах учили тому, что император является арахитогами — духом-коми в человеческом облике, — но лишь горстка националистических идеологов верила в него как в бога. Иностранцам же казалось, что японцы верят в божественность императора так сильно, что выраженное самим «богом» отрицание способно отвратить их от подобной ошибки. На деле указ означал, что масса японцев больше не чувствовала страха перед малочисленными фанатиками, не воспринимая в качестве буквальной истины нечто, не являющееся таковым. В любом случае, возвышение человека до статуса коми не подразумевало возведения его в ранг создателя вселенной. Так японцы по традиции отдавали дань тем людям, которые своей жизнью или делами имели выдающиеся заслуги в глазах нации: например, поэту и ученому Сугавара-но Митидзанэ, объединителю нации Токугава Иэясу и командующему флотом Того Хейхати-ро — всем им посвящались различные святилища.

Шестого марта 1946 года Макартур объявил, что Японии нужна новая конституция. Ее составили всего за неделю, и не представители японской стороны, а американские юристы, служившие оккупационным силам, и на английском языке. По иронии, во вступлении к новому набору политических правил триумфально провозглашался присущий японскому народу суверенитет. Но, как и предшествовавшая ей «феодальная» конституция 1889 года, конституция Сева тоже была подарком от власть предержащих.

Среди приоритетов конституции Макартура были:

1. ограждение от агрессивного милитаризма;

2. определение позиции императора как чисто символической;

3. отмена наследственной и иной законодательно закрепленной дискриминации.

Новая конституция вступила в силу 3 мая 1947 года. Примечательно, что первая глава была посвящена не правам народа, но роли императора как «символа государства и единства народа», причем в четвертой статье этой главы говорилось, что он «не наделен полномочиями, связанными с осуществлением государственной власти».

Вторая глава состояла из единственной девятой статьи, уникального пункта, который не встречается ни в одной другой конституции мира:

Искренне стремясь к международному миру, основанному на справедливости и порядке, японский народ на вечные времена отказывается от войны как суверенного права нации, а также от угрозы или применения вооруженной силы как средства разрешения международных споров.

Для достижения цели, указанной в предыдущем абзаце, никогда впредь не будут создаваться сухопутные, морские и военно-воздушные силы, равно как и другие средства войны. Право на ведение государством войны не признается.

Глава третья провозглашала «Права и обязанности народа» и была самой длинной. Вторя американской Декларации независимости, она в возвышенных тонах объявляла «право на жизнь, свободу и на стремление к счастью...» и, подобно первым десяти поправкам к американской конституции, гарантировала фундаментальные гражданские свободы. Утверждение в статье тринадцатой, что «все люди должны уважаться как личности», относилось к подразумеваемой отмене ранее действовавшего законодательства, которое предоставляло неравные права мужьям по сравнению с женами и главам семейств по отношению к остальным домочадцам. Статья двадцатая не только провозглашала свободу вероисповедания, но и меняла систему синтоистского государства, заявляя, что «ни одна из религиозных организаций не должна получать от государства никаких привилегий и не может пользоваться политической властью», и запрещая государству проводить «религиозное обучение и какую-либо религиозную деятельность».

Остальные главы описывали полномочия и функции различных органов правительства, объявляли о главенстве законодательной власти, независимости судов и о правах местного управления по отношению к центру.

Могла ли Япония стать демократической посредством приказа? Новая конституция была очевидно чужеродным документом, утверждавшим чуждые понятия и составленным на чужом языке теми людьми, которых японские пропагандисты долгое время изображали одновременно как демонических и недоразвитых. Растущая инфляция, жизнь на грани голода, рост преступности и серия приносящих убыток забастовок привели японцев в растерянность, их угнетало глубокое чувство «неверного» устройства собственного общества, чей порядок долгое время был главным источником национальной гордости.

С другой стороны, в стране имелась традиция парламентского правительства, пускай некорректная, но понятная. Неграмотность фактически отсутствовала, а пресса была сильно развита. В Японии были либералы и социалисты, которые пережили преследования и могли сформировать ядро новой политической элиты. Кроме того, факт свершившейся катастрофы и позор поражения полностью дискредитировали милитаристов. Более того, в надзоре за тем, как исполняется его новый закон, Макар-тур пользовался непререкаемым авторитетом; в отличие от Германии, здесь не было необходимости договариваться с партнерами по союзу, контролирующими различные зоны. Япония была эффективно отрезана от остального мира, поскольку оккупационные власти сами решали, какие из иностранцев имеют право въехать в страну и кто из японцев может ее покинуть.

Журналист Йосида Кэнити, сын послевоенного премьер-министра Йосида Сигэру, обобщил политический эффект американской победы и оккупации следующим образом:

Это покончило... с армией, основанной на устаревших принципах, и соответствовавшей им устаревшей ментальностью... Это обнаружило коммунистов... и теперь мы могли бороться с ними, не опасаясь, что за ними придет полиция и превратит их в мучеников... Император снова стал императором народа... Эти перемены... нельзя было ожидать до войны, и, что более важно, если бы мы ее не проиграли. Вот чем мы действительно и искренне обязаны американцам: они победили нас так, что не оставили места сомнениям в том, кто должен был выиграть.

В переходе Японии к демократии не было ничего странного. То, что новая политическая структура сохраняла критически важные элементы прошлого, а также направляла нацию на новый курс, объяснялось идеализмом и самоуверенностью американцев, плюс гибкостью и умом японцев. С момента своего принятия конституция Сева не изменялась.

В планы Макартура не входило добиться экономического чуда. Официальная точка зрения гласила, что «бедственное положение Японии явилось прямым следствием ее собственного поведения, и союзники не будут брать на себя бремя восстановления». Приказы Макартура подчеркивали, что «не следует нести какую-либо ответственность за экономическую реабилитацию Японии или за укрепление японской экономики».

Первоначально оккупационные власти склонялись к «деиндустриализации» Японии с целью гарантировать, что она больше не сможет произвести что-либо более агрессивное, чем велосипед. Особое внимание было уделено прекращению существования «большой четверки» конгломератов, которые контролировали треть японской промышленности и половину ее финансов: Мицуи, Мицубиси, Сумитомо и Ясуда. Согласно официальной позиции, «относительно не важно, подстрекали ли к войне отдельные дзайбацу или нет; важно, что система дзайбацу обеспечивала благоприятную среду для милитаристской агрессии». Кроме того, утверждалось, что дзайбацу сдерживали заработную плату, душили мелкий бизнес и были враждебно настроены по отношению к свободным профсоюзам, поэтому их разрушение отвечает интересам демократизации.

Первые годы после войны ознаменовались дефицитом, повышением цен и процветающим черным рынком. Многие японцы жили в прямом смысле в руинах. В 1946 году промышленное производство составляло менее трети от уровня десятилетней давности. Для борьбы с голодом требовалась продовольственная помощь Америки и Австралии, а продовольственные карточки не отменили даже после оккупации. Но, хотя война многое уничтожила, она имела и позитивную сторону. Служба в армии познакомила миллионы крестьян с чудесами вроде грузовиков, радио и телефона. Производившиеся для военных камеры и мотоциклы могли быть приспособлены для гражданского рынка. Там, где фабрики и транспортная система оказались разрушены бомбежками, их замещали новые технологии. На протяжении всей своей истории Япония демонстрировала замечательное упорство перед лицом катастроф, будь то пожар, землетрясение или тайфун.