Япония : история страны - Ричард Теймс

В 1960 году Икэда Хаято, известный финансист, стал премьер-министром и обнародовал план удвоения национального дохода всего за десять лет. Западные комментаторы высмеяли подобную идею. Хаято достиг цели за семь лет. План Хаято, составленный при помощи будущего министра иностранных дел Окита Сабуро, намечал пять основных приоритетов:

1) улучшение инфраструктуры — дорог, портовых сооружений, систем водоснабжения и водоочистки и т. п. Наряду со строительством недорогих домов это должно было стимулировать сталелитейную отрасль и производство стройматериалов, а также подтолкнуть к дальнейшему росту «проблемные зоны» экономики;

2) поощрение тяжелой промышленности, особенно химической отрасли и машиностроения, прогресс которых необходим для целого ряда «вторичных» отраслей с потенциалом роста, типа производства транспортных средств;

3) поддержка экспорта и укрепление связей с развивающимися странами, особенно с богатой ресурсами Юго-Восточной Азией;

4) повышение «человеческого потенциала» Японии благодаря увеличению количества ученых, расходов на исследования и разработки и профессиональное обучение;

5) уменьшение разрыва между модернизированными и традиционными отраслями и между процветающими и менее развитыми регионами.

Шестнадцатого августа 1945 года, на следующий день после заявления императора о капитуляции, «мозговой центр» Японии, называвший себя Комитетом по послевоенным проблемам, собрался в Токио в штаб-квартире Южно-Маньчжурской железнодорожной компании. Секретарем комитета был Окита Сабуро.

Стремительный экономический рост почти неизбежно означал неравномерность экономического развития. Сельский социолог Фукутакэ Тадаси в 1961 году обращал внимание на увеличивающийся разрыв в темпах изменений города и деревни. Действительно, механизация проходила быстро: в 1939 году во всем фермерском секторе использовалось 90 000 единиц электротехники, а через двадцать лет это число составляло уже 2 500 000 единиц. Уровень фермерского потребления между 1951 и 1956 годами вырос более чем на одну пятую, но мелкие фермеры не могли обеспечить адекватными доходами свои семьи, а ведь их количество составляло 41% населения. И если в 1952 году на один заработанный городским рабочим доллар средний фермер располагал суммой в 83 цента, то к 1956 году эта пропорция снизилась до 67 центов и продолжала сокращаться. Фукутакэ зловеще предупреждал о политических последствиях подобного тренда: «Народ не может развивать демократию в собственном обществе, если ему приходится бороться с бедностью». Единственным решением, по мнению социолога, было «сократить хроническое популяционное давление и создать современные отрасли, куда пошли бы те крестьяне, которые заняты сезонной работой... Это необходимо для обеспечения больших возможностей для экономической независимости сельскохозяйственных семей».

Так более или менее и случилось. Сельская местность давала все больше хорошо образованных работников, которые могли включаться в стремительно расширяющиеся новые отрасли, а новым отраслям не надо было переманивать к себе посредством более высоких зарплат людей из «старых». В период активного роста 1960-х годов это обеспечивало критически важный актив, помогая держать издержки под контролем и в то же время не затормаживать выпуск. Вместе с тем продолжавшие заниматься фермерством получали выгоду от щедрых субсидий, поддерживавших высокие цены на рис и другие культуры. На деле им платили налогоплательщики и домохозяйки. Но, оглядываясь на голодные дни после войны, люди полагали, что дело того стоит.

В 1950 году один из двух японцев был занят фермерством, рыболовством или лесоводством; к 1960 году это соотношение составляло один к трем; к 1985 году — один к десяти.

Опубликование плана Хаято не означало, что Япония превратилась к командную экономику в коммунистическом духе. Отношения правительства и промышленности напоминали, скорее, французскую модель косвенного планирования, при которой правительственные технократы вырабатывают «видение» общего направления, куда они хотели бы повести экономику, и используют для «помощи» в реализации такие инструменты как государственные инвестиционные программы, «налоговые каникулы» и протекционистские тарифы. Вместо «командования» власти «предлагали», а промышленность следовала выбранным курсом.

Желание японского правительства строить национальные приоритеты вокруг принципа «на первом месте экономика, производство и экспорт» не было хорошей новостью для окружающей среды, но это стало заметно лишь постепенно. В итоге все вылилось в стремление к росту как к таковому и как к средству завоевания международного престижа.

Синкансен — символ возрождения Японии

В то же время поразительный успех Японии был признан: в 1964 году ее приняли в «клуб» богатых наций — Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Теперь годовой выпуск Японии составлял столько же, сколько выпуск остальных стран Азии вместе взятых. В том же году страна насладилась непривычным, но, несомненно, приятным для нее вниманием мировых масс-медиа, поскольку талантливо и эффективно провела у себя Олимпийские игры и заняла на них общее четвертое место в турнирной таблице. Преисполненные благоговейным страхом, гости страны перемещались между Токио и Киото на скоростном поезде, разгонявшемся до 130 миль/час и специально сконструированном под мероприятие. Немногие могли отрицать, что — буквально восстав из собственного пепла — Япония воистину является «Азиатским фениксом». Чтобы подчеркнуть это, для зажжения Олимпийского огня японцы выбрали девятнадцатилетнего Сакаи Есинори — юношу, родившегося в тот день, когда на Хиросиму сбросили атомную бомбу.

С осени 1965 года и до лета 1970 года Япония переживала период непрерывного экономического бума, ежегодный уровень роста в среднем составлял 11%. В 1955 году Япония выпустила первый в мире транзисторный портативный приемник; в 1965 году производилось уже 454 миллиона портативных приемников, а к 1970 году — 1813 миллионов штук. За этот же промежуток выпуск телевизоров вырос с 98 000 до 6 400 000 штук, а автомобилей — с 696 000 до 3 178 000 экземпляров. Мировая торговля росла на восемь процентов в год, а японский экспорт — примерно в два раза быстрее. В 1967 году Япония опередила Западную Германию и стала второй крупнейшей экономикой вне коммунистического блока. В 1968 году сальдо торгового баланса Японии впервые оказалось положительным — и осталось таковым. В 1969 году японские резервы в иностранной валюте составляли $ 3,5 млрд, к 1971 году эта цифра достигла $ 15,2 млрд. Значительно изменилась структура национальной внешней торговли: от экспорта игрушек и текстиля страна перешла к экспорту судов, стали и автомобилей; импорт же теперь состоял практически целиком из нефти, минералов, целлюлозы и, все больше, из такого продовольствия как мясо и соевые бобы. С учетом роста уровня заработной платы на 15% в год и пересечения в 1967 году населением отметки в сто миллионов человек, обширный внутренний рынок также подпитывал рост и позволял производителям существенно сэкономить на масштабах до того, как отправлять товары на экспорт.

Создатели чуда?

Для каждого «чуда» необходимо немного магии. Предприниматели, которые обеспечили японское чудо, отрицали бы его сверхъестественное происхождение. Скорее, они воспевали бы «викторианские добродетели»: старание, терпение и открытость идеям. Глава корпорации «Мицубиси» Фудзино Тидзиро кратко обобщил ситуацию так: «Мы, промышленность и страна, обладали правильной комбинацией — трудом, ноу-хау, доступным зарубежным сырьем и способностью продавать. Очень важным был и энтузиазм. Мы тяжело работали».

Похожую точку зрения выразил и Хонда Соитиро, сказав, что «единственным крупнейшим фактором успеха нашей компании и успеха Японии является наш новаторский дух». Ибука Масару, президент компании «Сони», в отличие от прочих утверждал необходимость «избегать следовать за другими... Новые товары сами производят рынки, особенно — если они не делают того, что хочет мир». Ибука узнал о транзисторах в ходе учебного визита в США в 1952 году; когда он заявил американцам, что собирается применить их для производства радио, ему ответили — «это технически невозможно». К 1958 году он экспортировал «невозможное» радио в Америку.

Эпический успех Хонды Соитиро (1906-1991) демонстрирует, как в условиях доминирования в экономике огромных корпораций и засилья бюрократии личные усилия одного-единственного предпринимателя по-прежнему способны привести к созданию производителя-гиганта. Хонда был сыном кузнеца и начал собственный бизнес в возрасте 22 лет, сначала управлял ремонтной мастерской, а затем делал поршневые кольца для «Тойоты». В годы войны его компания была обязана работать на военные поставки, и этот опыт привел его к убеждению в том, что «командная экономика» ведет к провалу: негибкие стандарты, фиксированные цены и отсутствие конкуренции убивают стимулы для улучшений.