Апокалипсис: р. от о.л. - Даниил Аксенов

  Все, крошка тает. Что ни говори, а я помню о долге, поэтому применяю экспресс-метод. К кабинету главного врача мы подходим вместе, я придерживаю девушку за ручку так старательно и нежно, словно несу ящик гранат с испорченными предохранителями.

  Перед дверью мы останавливаемся и я требую клятву верности хотя бы на десять минут. Крошка соглашается. В ближайшие десять минуть она не рассчитывает встретить никого лучше меня, поэтому я спокоен насчет будущего.

  Распахиваю массивную белую дверь, открываю рот, чтобы громко поздороваться и... вижу, что за столом главного врача сидит один из свиты Претендента. И не последний человек - самый что ни на есть приближенный!

  Что же, ситуация типичная - я знаю его, но он-то не знает меня. Тепло улыбаюсь, показываю удостоверение и прошу подождать, пока сделаю телефонный звонок. Зачем мне этот звонок? Сообщить своим, что напал на целое гнездо. Подумайте сами - этот роддом уже был замешан в неприятном деле, а его нынешний главный врач состоит в свите. Любой конспиролог тут же скажет, что нужно весь персонал больницы расстрелять, пациентов посадить, а проведывающих сослать на Колыму. Но я сторонник точечных ударов.

  Быстро нажимаю на кнопку сотового:

  - Алло, шеф? Я в роддоме. Код два-три.

  Два означает, что обнаружен член свиты, а три - 'нужна поддержка, но танки просьба не присылать'.

  Теперь все внимание - доктору. Это гордый обладатель коричневой мочалки, которая растет на месте бороды. Его глаза смотрят цепко и оценивающе, привычно пытаясь определить жизненный уровень посетителя. Я уже встречал главных врачей с таким взглядом. У них трехэтажная дача в личном пользовании, а в подвале больницы - текущие трубы и мокрые гнилые матрасы, в которых размножаются комары.

  - Чем могу служить? - интересуется хозяин кабинета. Он пытается подражать как минимум Пирогову, но у Пирогова не было комаров в подвале.

  - Мне нужны личные дела всех сотрудников, - сначала я хотел прямо спросить, кто работал тут двадцать два года назад и продолжает работать, но принадлежность главрача к свите Претендента изменила мои планы.

  - А нельзя ли поинтересоваться, зачем они вам? - церемонность собеседника напоминает обходительность потомственного шахтера, выряженного в золотую ливрею.

  - Расследую дело о криминальных абортах, - меня очень трудно застать врасплох.

  Графин с водой на столе главврача вздрогнул и мелко задрожал. Где-то был толчок.

  - Сейчас не совсем удачное время, - вздохнул хозяин боязливого графина, - завтра мы эвакуируемся.

  - Наше правосудие на землетрясения не обращает внимание, - гордо сказал я. - Меня в ваш кабинет провела Елизавета, медсестра. Очень расторопная девушка. Пусть она мне все покажет.

  - Пусть, - собеседник понимающе улыбнулся. - Она здесь работает по зову души. На полставки. А каждый день после работы ее встречает жених - крупный бизнесмен.

  - Каждый день? - удивляюсь я. - Тогда обязательно проверю и его на причастность к криминальным абортам.

  Выхожу в коридор и по телефону уточняю инструкции: за главным врачом нужно установить слежку, а его телефоны - на прослушку. Ищу Елизавету и быстро нахожу: она выслушивает комплименты от какого-то врача в белом халате. Теперь я понимаю, что такое 'зов души'.

   Беру девушку под руку и мы идем в отдел кадров. Говорить о делах с крошкой не хочется, но все-таки спрашиваю:

  - У вас есть тут местные ветераны борьбы за здоровых младенцев? Те, кто принял их уже столько, что хватило бы укомплектовать целый полк?

  - Местные? - крошка непонимающе вскидывает темные брови, что делает ее похожей на Джульетту, обнаружившую смерть Ромео (очень удобный момент для улаживания личных дел любого мужчины - Ромео уже нет, а Джульетта еще есть). - У нас работает Олег Павлович, ему почти семьдесят, но сюда он пришел лишь лет десять назад. А еще есть Ирина Викторовна, сестра-хозяйка, мы недавно отмечали ее юбилей - четверть века в нашем роддоме!

  Я испытываю непреодолимое желание тоже поздравить Ирину Викторовну с таким праздником. Отправляю крошку в отдел кадров, чтобы она составила список всех сотрудников с указанием года рождения, должности и времени работы здесь, а сам иду к сестре-хозяйке.

  Толкаю старинную, обшитую черным дермантином дверь, и оказываюсь... как бы это назвать?... перед лицом явного нарушения физических законов, которые гласят, что в собачью конуру нельзя поместить белье и одеяла для всей больницы, и сделать это так, чтобы там осталось место еще для стола и двух стульев. В этой самой конуре при скудном свете настольной лампы, подаренной Лениным своей жене на первую годовщину совместной жизни, сидит старушка. Если бы мне кто-нибудь сказал, что она продавала билеты на последний спектакль Столыпина, то я бы нисколько не удивился. Ирина Викторовна наверняка застала в живых царя, его дядей, отца и даже прадедушек.

  Ее шея не поворачивается и сестра-хозяйка вынуждена двигать стул, чтобы узнать, кто к ней пришел. Стул скрипит, но поддается. Он потерял ножку при бомбежке гитлеровской авиацией, но она была заменена алюминиевой трубкой с 'кукурузника'.

  - Э... кто вы? - вопрошает старушка бодрым голосом глубоководной рыбы (да-да, я знаю, что рыбы не разговаривают).

  Мои уши работают на полную мощность и, кажется, шевелятся.

  - Я из милиции! - ору как можно громче. - Из милиции!

  - Не надо кричать, - строго говорит старушка. - Я тогда вообще ничего не слышу.

  - А как надо? - интересуюсь тоном пониже. Я, не пасующий ни перед чем, впервые готов отказаться от допроса свидетеля!

  - Говорите нормально и помогайте себе жестами, - следует то ли ответ, то ли продолжение предыдущей фразы. - Мой левый глаз еще неплохо видит. Присаживайтесь!

  Я смотрю на второй стул. Охренеть! На нем сидел еще Наполеон, потому что этот стул - единственный, который сохранился после пожара в Москве. Он обгорел совсем чуть-чуть.

  - Спасибо, постою, - я скромный человек и никогда бы не воспользовался сидением императора Франции.

  - Э... а кто вы? - некоторые вопросы ставят меня в тупик, но я беру себя в руки.

  - Я из милиции. Понимаете? ЧК, ГПУ, КГБ, ФСБ...

  - А, ГПУ, - взволнованно говорит старушка. - Вы недавно забрали моего соседа! Что с ним?

  - Расстреляли, - отвечаю, помогая себя жестами. - Он рыл подкоп в Китай вдоль Кремлевской стены.

  - Э, тогда поделом, - Ирина Викторовна успокаивается и роняет монокль на кипу желтой бумаги. - Но я его совсем не знаю!

  - Я по другому вопросу, - решаю, что попытка не пытка. - Двадцать лет назад здесь было совершено убийство женщины. Вам что-нибудь известно?

  - Может быть убийца - дворецкий? - предполагает старушка.

  Я горжусь своими профессиональными навыками и только вера в них не позволяет мне прекратить допрос.

  - Здесь, - показываю рукой на пол, - женщину, - показываю округлости на груди, - застрелили, - прикладываю пальцы и виску и делаю 'пиф-паф'.

  - Э, - догадывается старушка, - так это было еще при Илье Петровиче. Он был в курсе, но ничего никому не рассказывал!

  - При каком Илье Петровиче? - спрашиваю я без особой надежды на успех.

  - Которого сменил Олег Аркадьевич, но скоропостижно умер, его место занял Борис Иванович, но тоже недолго продержался...

  В течение пары минут следует перечисление ничего не говорящих мне имен, и я терпеливо жду, чтобы не сбить собеседницу с канвы повествования.

  - Что за Илья Петрович? - наконец осведомляюсь я, не представляя себе, как этот вопрос показать жестами.

  Но старушка реагирует бодро:

  - Главный врач. Он пошел на повышение в горздравотдел.

  Своему успеху я радуюсь как ребенок.

  - А где он жил, знаете? - спрашиваю для проформы.

  - Рашмановский три квартира четыре, - тут же отвечает Ирина Викторовна.

  Моей радости нет предела.

  - Спасибо! - говорю и уже собираюсь покинуть гостеприимную конуру, как старушка останавливает меня.

  - Э, подождите! Если вы встретите Илью Петровича, то передайте ему, чтобы он вернул простыню и две наволочки, которые брал в день траура по Брежневу. У меня до сих пор эта недостача!

  Мои слова иссякают, и я больше ничего не говорю. Иду по белому коридору, чтобы встретиться с Елизаветой и похвалить ее за уже почти ненужные труды, но внезапно сотовый стучится в грудь. Достаю телефон из-за пазухи, подношу к уху и информация льется рекой.

  - Главный врач связался со своим Претендентом и сообщил о твоем приходе, - докладывает оператор. - Мы проследили звонок и даже записали разговор. Претендент живет на Воробьевых горах, в пентхаусе.

  Что ж, старичок Илья Петрович может подождать. Претендент - прежде всего.

  Миша по-прежнему сидит в засаде, и я по телефону формирую группу захвата. Обычно когда нападаю на горячий след, дамочки выветриваются из моей головы, но Елизавета держится крепко, чтобы ее выдуть, требуется ураган. Я вынужден забежать в отдел кадров, чтобы узнать номер телефона крошки, имя ее электронного ящика и название фитнесс-клуба, который она посещает. Если ничего не изменится в лучшую сторону, то от фитнесс-клуба действительно останется лишь название, но я сохраняю оптимистичный настрой. Моя записная книжка уже распухла от женских имен, которые забывались благодаря другим женским именам... хотя кажется, что Лизе это не грозит.