Убийство вне статистики - Виктор С. Качмарик

белой фате. Это ещё более вносит траур, скорбь и ужас в мою душу. Почему такая традиция? Украинский народ за тысячелетия испытал на себе много горя. Это бесчисленные войны, искусственные и неискусственные голодовки, набеги соседних народов, смертельные эпидемии, сталинский террор. Во время набегов крымских татар брали в рабство мужчин, продавали их для изнурительной работы. Пленённых украинок продавали на невольничьих рынках Кафы и Стамбула для богатых сладострастцев. Эти вечные катаклизмы наложили печаль на украинские народные песни и ментальность украинского народа.

С тех семи вскрытий, на которых я присутствовал в студенческие годы, я запомнил все, но одно запомнилось мне больше других — вскрытие ребёнка. Вскрывали тело десятилетней девочки, умершей от порока сердца. Девочка была симпатичная, с роскошными косами. Внутренние органы были маленьких размеров, в сравнении со взрослыми. Ведь это был ещё ребёнок. Мой одногруппник взял расчёску и расчесал волосы покойной девочки. Это была очень трогательная картина.

Я уверен, что при судебном вскрытии тела Марты её матку не вскрыли и плод до сих пор находится в могиле под двумя метрами земли. В инструкции № 54 для судебных медиков сказано: «Матку вскрывают, если матка окажется в состоянии беременности, достигшей второй половины». Значит, судебный медик матку Марты не вскрывал — её беременность была всего одиннадцать недель, то есть не достигла второй половины. Если беременность достигла второй половины, разрез рекомендуют сделать по передней стенке тела матки, продольно, по средней линии, и извлечь плод, отметив его положение в матке, количество и свойство околоплодной жидкости, окружность его головки, вес, описывают признаки зрелости и гнилости и всякие отклонения от норм развития. Но такую полную процедуру из этой инструкции мне не придётся делать, ибо в случае с Мартой беременность не достигла второй половины и плод длиной не более пяти сантиметров. Матка в таких случаях практически не увеличена. При вскрытии матки, уже вне кладбища, я использую только одно наставление из инструкции: «разрез рекомендуют сделать по передней стенке тела матки, продольно, по средней линии».

* * *

Надо сейчас же звонить Арсену. Из-за его плохого здоровья дорог каждый час.

— Алло, здравствуйте, Арсен. Можно с вами встретиться на десять минут? Хорошо, я вас жду возле фонтана, где мы последний раз встретились. Я буду через двадцать минут.

И снова встреча в онкодиспансере. Это здание нагнетает печаль. Я сел на скамейку возле фонтана под плакучими ивами. Говорить ли Арсену, что Марта умерла беременной? Всё-таки я ему расскажу правду. Пусть знает всё. Он же отец. Пусть хоть перед своей смертью он узнает правду. Ему уже ничто не ухудшит состояние здоровья, после удара от смерти его дочери. Какая-то мистика: здесь во дворе онкодиспансера растут плакучие ивы, могила Марты находится под плакучими ивами и лавка в парке возле городского озера, где я люблю сидеть, тоже находится под плакучими ивами.

— Здравствуйте, Сергей.

— Добрый день, Арсен. У мня к вам очень серьёзное дело.

Я посмотрел на Арсена и увидел, что ещё больше он стал ослабленным и истощённым от рака.

— Да, я вас слушаю.

— Я решил провести эксгумацию тела Марты, — после моих слов повисла тяжелая пауза.

— Вы можете делать то, что считаете нужным, — здесь уже паузу сделал Арсен.

— Есть некоторые неприятные моменты. Эксгумация будет незаконной, так как нет и не будет постановления прокуратуры на её проведение.

Лицо Арсена слегка озаботилось, но оно не выражало ни страдания, ни удивления. Его лицо просто истощилось и показывало, что ему надоело жить и страдать от мук, телесного истощения и преждевременной смерти дочери.

Возле фонтана стоит мужчина весь в чёрной одежде. К нему подошёл доктор и дал какой-то лист бумаги.

— Этот мужчина — отец пятилетней девочки, которую вы, возможно, видели, когда она здесь гуляла. Она сегодня ночью умерла.

Мне стало очень тяжело на душе. Маленькое безобидное тело этой девочки сегодня предстало перед другим миром. Рак сделал свое чёрное дело. Болезнь не пожалела маленькую девочку. Она больше не будет играть своими игрушками.

Что я мог сказать Арсену? Я даже не хотел что-то утешительное и философское говорить ему. Какая может быть здесь философия? Я решил договорить, все что хотел, до конца.

— Арсен, я экспертизу буду проводить лично, ночью.

На лице Арсена не отражалось никаких эмоций. Он только смотрел вдаль, хотя перед ним были не бескрайние поля, а пейзаж суетливого города.

— Но это ещё не всё. Я хочу, чтобы на эксгумации присутствовали вы.

Теперь его лицо приобрело озабоченность.

— Я не могу смотреть на свою дочь в гробу, я с ней уже попрощался, я две недели тому назад её похоронил. Сжальтесь надо мной, Сергей.

— Вы свою дочь не будете видеть. Вы только будете на стрёме, будете смотреть на поверхности земли и немного мне помогать. Я ведь буду сам раскапывать могилу, гроб не вытяну на поверхность — ведь для этого нужно помощники, а нам не нужны лишние свидетели. Кроме алкоголиков я не найду желающих для такой работы. Когда я открою гроб, вы отойдёте на пять метров и можете смотреть совсем в другую сторону.

— Хорошо, делайте так, как считаете нужным. Когда вы намерены это произвести?

— Завтра ночью, начало в полночь. Вам лучше ночевать завтра дома, я подъеду в 23:30 и наберу вас по мобилке.

— Хорошо, Сергей.

Арсен уныло побрёл к центральному входу. У меня сложилось впечатление, что я что-то забыл ему сказать. Но что? Ах да, я забыл сказать, что Марта умерла беременной.

Я догнал его у двери.

— Арсен, Марта умерла на одиннадцатом месяце беременности.

Арсен на меня молча посмотрел, из его глаз потекли скупые слёзы. Его зелёно-жёлтое лицо, истощённое раком, уже не страдало, а было готово принять любую новость о преждевременной смерти Марты. Он медленно зашёл внутрь этого неприятного здания, полного людей с онкологическими заболеваниями. Скоро и на него врач выпишет справку о смерти.

О Боже, Иисусе, зачем Ты послал мне такую страшную миссию?

* * *

Можно эксгумацию было провести сегодня, но от этой идеи, от размышлений о том, как это сделать, и от