Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах - Леопольд фон Захер-Мазох

Когда подали громадную парную щуку, Наталья вдруг с вызывающим жестом обратилась к сидевшему напротив Сергею.

— Господин Ботушан, — проговорила она, словно отшлифовывая каждое слово на точильном камне, — вы ошиблись, это моя нога.

— Ошибка вполне объяснимая, милая барышня, — спокойно возразил Сергей, — но смею вас заверить, что вовсе не я тот храбрец, который коснулся вашей ноги.

— Как вы можете это знать?

— Потому что вообще не имею привычки обмениваться мыслями с чужими ногами.

Наталья покраснела как маков цвет, ее губы искривились в болезненной гримасе.

На стол подали пудинг, дымящийся, точно кратер Везувия; затем подоспели мадьярские пироги с яблоками, всевозможные мазурки, ромовые бабы, булки с фруктовой начинкой и золотое токайское вино — венгерские lacrimae Christi.[53]

Внезапно Зиновия положила на камчатую скатерть перед Сергеем три шарика, которые она слепила из пшеничного рождественского хлеба, и с очаровательной улыбкой сказала:

— Это три дамы, которых я загадала. Ответьте, пожалуйста, что вы хотели бы сделать с ними или какие чувства вы к ним испытываете, а потом я назову их имена.

Сергей недоверчиво поглядел в большие, сверкающие глаза соседки.

— Я не замышляю ничего недоброго, — весело добавила та. — Можете быть спокойны. Итак?

— Первую мне бы хотелось поцеловать, — проговорил Сергей после короткого размышления. — Со второй я бы охотно лунной зимней ночью промчался в санях. Что же касается третьей, то я хочу, чтобы она любила меня.

Все разговоры за столом мигом стихли, и каждый с напряженным вниманием уставился на хлебные оракулы.

— В таком случае слушайте, — сказала Зиновия, дотрагиваясь пальцем до первого мякиша. — Вы хотели бы поцеловать Алену, прокатиться в санях со мной и быть любимым Натальей.

Сергей закусил губу, тогда как Наталья гордо и раздосадованно отвернулась. Однако щеки ее предательски зарделись милым густым румянцем.

— Мелкие пророки злобны: все они в конечном счете — замаскированные дьяволята.

— А вы разве еще не в курсе, что я пользуюсь услугами преисподней? — промолвила в ответ Зиновия. — С сатаной следует быть на такой же дружеской ноге, как и с Господом Богом.

Когда все встали из-за стола, господа и дамы закурили папиросы; общество разбилось на небольшие группы, соответственно разным вкусам и интересам. Аспазия, разодетая с экзотической помпезностью индийского кумира, принимала знаки поклонения от Лепернира; Менев, священник, Февадия и Карол играли в вист; двоюродная бабушка задремала в глубоком кресле. Винтерлих изучал иллюстрированный журнал. Лидия, точно самка паука, поймавшая в свои тенета сразу двух мух, блаженно покоилась на диване между Данилой и Василием.

Наталья и Алена уселись за шашечную доску. За их игрой наблюдали Феофан и майор, облокотившийся о спинку стула Натальи. Зиновия, взявшая в плен Сергея, уединилась с ним на маленькой софе.

— Что вы скажете теперь? — чуть слышно спросил он. — Вы все еще верите в мою победу в этой игре?

— Сейчас больше, чем когда-либо.

— Вы заблуждаетесь, Зиновия: то, что сверкает в голубых глазах Натальи, — не просто девичье упрямство. Это враждебность ко мне.

— Вы слепы.

Игра завершилась, и Наталья поднялась на ноги.

— Позвольте, барышня, пригласить вас сыграть одну партию со мной, — произнес Сергей.

— Сыграйте-ка лучше с Аленой, — насмешливо ответила Наталья, — она и без того задолжала вам поцелуй.

— Вы правы, — весело откликнулся Сергей, — давайте поглядим, можно ли верить оракулу. Итак, дорогая Алена, мы играем на поцелуй!

— Ничего не выйдет.

— Еще как выйдет, — вмешалась Зиновия. — Но что мы сделаем с вами, Сергей, в случае вашего проигрыша?

— Пусть господин Ботушан, если проиграет, весь вечер будет моим слугой, — определила Наталья.

— Вашим рабом, если вы не против, — быстро возразил Сергей.

— Даю слово, — продолжала Наталья, — что я никоим образом не облегчу его жребий.

— Вам при любом исходе можно лишь позавидовать, — буркнул майор.

Партия началась. Тесный кружок, обступивший шашечную доску, с крайним напряжением следил за ходом игры. Наталья затаила дыхание, глаза ее горели странным огнем. Когда после четвертого хода стало ясно, что Алена заметно уступает своему противнику, ладони, на которые Наталья оперла разгоряченное лицо, задрожали. Сергей выиграл партию единым натиском, и, пока Алена еще с изумлением взирала на доску, он уже вскочил на ноги и крепко поцеловал ее в сочные губы.

— Складывается впечатление, что вы меня испугались, — проговорила Наталья. — В противном случае вы бы проявили галантность и уступили даме.

— У вас по-прежнему есть возможность подвергнуть испытанию мою храбрость.

— О, разумеется! — ответила Наталья. — Я знаю, что вы будете моим рабом, стоит мне только захотеть, но я не хочу.

— Не бросаете ли вы вызов оракулу? — с улыбкой заметил Сергей.

— Что касается меня, — вмешалась Зиновия, — то, поскольку Алена отдала вам поцелуй, я тоже намерена исполнить повеление оракула и прокатиться с вами в санях. Идемте. Подайте мне, пожалуйста, шубу. Я просто сгораю от желания немного проветриться на морозе. Вы только поглядите, какая чудесная ночь. Поехали!

С этими словами она взяла его под руку и увела.

Через некоторое время со двора послышались звон бубенцов и пощелкиванье кнута, постепенно затихшие вдали.

Наталья играла с майором в шашки. Внезапно она резким движением смешала на доске фишки, поднялась и подошла к окну. Майор с удивлением поглядел ей вслед. А она прижалась разгоряченным лицом к стылым стеклам и смотрела на сверкающий под лунным сиянием снег. Деревья стояли в отдалении, точно гении края в затканных серебром одеяниях, и в воздухе разносилось утешительное, как хор ангелов, пение: «Благословен будь Господь в небесах и мир на земле!»

Будто по-матерински ласковая рука коснулась сейчас ее молодого беспокойного сердца, в котором никак не хотел воцариться мир и от которого счастье, казалось, было столь же далеко, сколь и приглушенно мерцающий наверху диск луны.

В этот момент Наталья почувствовала, что начинает ненавидеть Зиновию. По ее пылающим щекам потекли тихие слезы, но она не хотела плакать, а потому вытерла глаза и, быстро решившись, снова вернулась к обществу.

Когда Зиновия под руку с Ботушаном воротилась с прогулки, ее красивое лицо, обрамленное меховым воротником, лучилось счастьем и свежестью. Наталья, сидевшая за шашечной доской, старательно делала вид, будто не замечает ее, однако Зиновия положила ей руку на плечо и, улыбнувшись, шепнула на ухо:

— Теперь твоя очередь, Наталья, привести в исполнение прорицание оракула.

— Никогда, — ответила девушка вполголоса, но так, чтобы Сергей мог разобрать каждое слово. — Я не донашиваю одежды с чужого плеча, и подержанного возлюбленного мне тоже не надо.

— Вздор.

Наталья презрительно пожала плечами и продолжала игру. Зиновия, когда Сергей помогал ей освободиться от шубы, едва слышно сказала ему:

— Ну, что вы думаете по поводу своего ангела, у него очень милые коготки, не так ли?

— Признаюсь, я уже и не знаю, что думать.

— Это оттого, что вы, как все влюбленные мужчины, видите в своей даме идеал, — возразила Зиновия. — Однако удивляться тут нечему, потому что каждый человек по своей природе — злой. И только образование делает нас милосердными и сострадательными.

— Звучит парадоксально.

— Но по сути, это не парадокс. Присмотритесь внимательно, и вы увидите, как в любом человеке, который вроде бы наделен самыми лучшими качествами, вдруг в какой-то момент, совершенно нежданно, обнаруживается зло.

В эту минуту Винтерлих встал со стула, торжественно вышел на середину комнаты, откашлялся и попросил присутствующих разрешить ему прочитать вслух стихотворение.

— А вот вам и пример, — со смехом воскликнула Зиновия, — разве я не права? Кто бы подумал, что добродушный Винтерлих, который выглядит так, будто и комара не обидит, способен на подобное зверство?

— «Солдатская вдова», — объявил Винтерлих. И после того как заглавие произвело на слушателей должный эффект, с пафосом, уместным лишь в похоронных речах, продолжил. Он метал стихи в потолок или цедил их сквозь зубы, будто третьего не дано, и походил на Ирода, приказывающего истребить всех вифлеемских детей. Когда по окончании выступления его наградили аплодисментами, он польщенно отвесил поклон и был столь великодушен, что тут же начал декламировать второе стихотворение. Оно называлось «Фальшивомонетчик» и состояло из тридцати строф.

Уже на седьмой строфе с Зиновией случился припадок истерического смеха, и она, зажав рот носовым платком, выбежала из комнаты. Благополучно завершив декламацию, Винтерлих произнес: