Она была такая хорошая - Филип Рот

— Мама, — Люси повернулась к ней. — Когда?

Но мать только трясла головой. Люси вылезла из постели.

— Когда он тебя заставил?

— Он не заставлял.

— Ох, мама, — сказала Люси, останавливаясь перед ней. — Ох, мама-мама.

— Люси, это случилось во время депрессии. Ты была еще совсем маленькой. Вот как давно. И все это забыто, Люси. Папа Уилл и бабушка ничего не знают, — прошептала она, — и не должны знать…

— Но депрессия кончилась, когда мне было три, ну, четыре.

— Что? — закричал отец. — Ты смеешься? — Он повернулся к жене. — Она смеется.

— Люси, — проговорила мать, — мы пошли на это ради тебя.

— Конечно, — отозвалась она, опять залезая в постель, — ради меня, все только ради меня.

— Люси, мы не могли завести еще одного ребенка, — сказала мать. — Ведь мы тогда еще только пытались встать на ноги…

— Если бы он занялся своим делом! Если бы он перестал быть тряпкой!

— Слушай, — сказал он гневно, подступая к Люси, — ты не представляешь, что такое депрессия, даже не знаешь, когда она была, — поэтому думай, что говоришь!

— Прекрасно знаю!

— Вся страна оказалась за флагом, не только я! Если уж ты ругаешь меня, лучше крой сразу Соединенные Штаты!

— Скажи еще — весь мир.

— Ты что, вообще не знаешь истории? — крикнул он. — Ты что, ничего не знаешь?

— Я знаю, что ты заставил ее пойти на это, ты!

— Нет, — воскликнула мать, — я сама!

— Слышишь? — выкрикнул он. — Слышишь, что твоя мать тебе говорит?

— Но ведь ты — мужчина!

— Я к тому же еще и человек!

— Это не оправдание!

— А-а, да что с тобой спорить: ты в жизни ни бе ни ме не понимаешь и никогда не поймешь! Где уж тебе разбираться в делах взрослых!

Молчание.

— Слышишь, мама? Слышишь своего мужа? — спросила Люси. — Нет, ты слышала, что он сейчас сказал? Прямо в открытую!

— Ты пойми, что я хочу сказать! — крикнул он.

— Нет, ты уже сказал…

— Один черт! Перестань ловить меня на слове! Я пришел, чтобы предложить выход, но что я могу сделать, когда мне не дают рта раскрыть? Закрыть и то не дают. Тебе приятно подлавливать меня на слове, а еще бы лучше прямо в тюрьму старика! Вот чего ты хочешь! Тебе бы только унизить меня перед всем городом, выставить городским шутом!

— Городским пьяницей!

— Пьяницей? — повторил он. — Городским пьяницей? Стоило бы тебе хоть раз увидеть городского пьяницу, и ты бы сто раз подумала, прежде чем сказала такое отцу. Нет, ты не знаешь, что такое городской пьяница. Ты вообще ничего не знаешь! Ты… Тебе бы просто-напросто засадить меня за решетку — вот о чем ты мечтаешь и всегда мечтала!

— Вовсе нет.

— Да!!

— Но ведь с этим давно покончено! — крикнула Майра.

— Ну конечно, конечно, — отозвался Уайти, — люди давно забыли, как дочка засадила в тюрьму своего собственного отца. Конечно же, люди не болтают об этом у тебя за спиной. Люди не судачат о тебе нет, нет! Люди дают тебе шанс исправиться и встать на ноги. Ну конечно, какую же мораль можно извлечь из этого скандала? Ясно, моя дочь хочет, чтобы я снова стал человеком, и готов спорить, так оно, верно, и будет. Вот какая она, ваша дочка, ваша умница, ваша так называемая студентка. Ну, продолжай, так называемая дочка, тебе ведь все на свете известно — а вот устрой-ка теперь свою собственную жизнь! Ведь я недостаточно хорош для тебя, и всегда был нехорош. Да кто я такой для нее? Городской пьяница!

Он распахнул дверь и шумно сбежал по лестнице. Они слышали, как он бушует в гостиной.

— Теперь ваш черед, мистер Кэррол. Она только вам позволит помочь ей. Ваша очередь, незаменимый папа Уилл. Я тут не ко двору — мое дело бить баклуши, как всем известно!

— Крик нам не поможет, Дуайн…

— Вы правы, совершенно правы, Берта. Нам ничего не поможет.

— Уиллард, — возмутилась Берта, — скажи этому человеку…

— Что стряслось, Дуайн? Что за шум?

— О нет, ничего, не беспокойтесь, Уиллард. Просто вы настоящий отец, а я — так, между прочим.

— Уиллард, спроси, куда это он собрался? Обед готов.

— Дуайн, куда ты?

— Не знаю. Может быть, схожу в город, повидаю старого Тома Уиппера.

— А кто это?

— Городской пьяница, Уиллард. Том Уиппер — вот кто городской пьяница, черт побери!

Хлопнула дверь, и дом затих, только снизу доносился шепот.

Люси вытянулась на кровати и так и застыла.

Мать плакала.

— Мама, как, как он заставил тебя пойти на это?

— Я сделала то, что должна была сделать, — глухо сказала мать.

— Нет! Ты позволила ему растоптать твое достоинство! Ты была для него половой тряпкой! Рабыней!

— Люси, я сделала то, что необходимо, — рыдала мать.

— Необходимо — еще не значит правильно, а ты должна была поступить правильно!

— Так надо было. — Мать говорила будто во сне. — Так надо было…

— Нет! Тебе это было не нужно! Мама, он унижает тебя, а ты молчишь! И так всегда! Всю жизнь!

— Ах, Люси, ты отказываешься от всего, что бы мы тебе ни предлагали.

— Да, отказываюсь! Отказываюсь жить твоей жизнью, мама, вот от чего я отказываюсь!

Шафером Роя был Джой Витстоун, который приехал из Алабамского университета, где играл в команде младшекурсников; он уже успел забить девять голов и набрать двадцать три очка. А подружкой невесты была Элинор Сауэрби. Не успела она расстаться с Джоем, как влюбилась в парня из своего колледжа, и ей просто не терпелось сообщить об этом Люси, хоть она и взяла с нее обещание не говорить никому — даже Рою. Конечно же, она вскоре напишет Джою обо всем, но сейчас, на каникулах, ей не хочется думать ни о чем таком. Хватит и того, что ей вообще придется переживать по этому поводу.

То ли Элли простила Люси, что та назвала ее кретинкой в День Благодарения, то ли решила забыть об этом на время свадьбы, но на протяжении всей церемонии слезы ручьями стекали по ее прелестному личику, а губы, когда Люси произнесла «да», шепнули что-то свое.

Выйдя из церкви, папа Уилл сказал, что такой красивой невесты, как Люси, он не видел с тех пор, как венчалась ее мать. «Такой и должна быть новобрачная, — то и дело говорил он, — правда, Берта?» — «Прими мои поздравления, — сказала бабушка. — Ты выглядела как и полагается новобрачной». Больше она ничего не прибавила: ей уже было известно, что Люси стошнило в кухонную раковину вовсе не из-за гриппа.

Джулиан Сауэрби опять поцеловал ее.

— Ну, — сказал он, — надеюсь, теперь мне это частенько придется делать.

— Наверно, все-таки мне чаще, — поправил его Рой.

— Повезло тебе, мой мальчик. Она у тебя милашка что надо, — отозвался Джулиан, будто это не он четыре часа подряд стращал Роя в баре отеля «Томас Кин».

Да и Айрин Сауэрби ничем не показывала, будто считает Люси бесчувственной. «Желаю счастья», — сказала она новобрачной и прикоснулась губами к ее щеке. Затем взяла Роя за руку и очень долго держала, словно собиралась что-то сказать. Но так ничего и не сказала.

Затем настала очередь родителей Люси. «Доченька» — вот и все, что он шепнул ей на ухо. Заметил, видно, что Люси очень не по себе в его объятиях, и не решился ничего добавить. «О Люси, — произнесла мама, и ее мокрые ресницы коснулись лица дочери, — будь счастлива. Если ты постараешься, так и будет. Ты была такой счастливой девочкой…»

Засим к ней подступили родители Роя, какой-то момент они уступали друг другу дорогу, а потом разом ринулись к новобрачной. Возникшая из этого путаница рук и лиц наконец-то дала присутствующим повод хоть немного посмеяться.

В конце концов, именно Ллойд Бассарт встал горой за юную пару и поддержал ее в желании пожениться на рождество, а то и до рождества, если это возможно. И переменил он свою позицию в начале декабря, после того как вечером Рой внезапно позвонил домой и сказал родителям, чтобы они прекратили на него наседать. «Не могу я больше ждать! — закричал он тогда со слезами в голосе. — Перестаньте! Перестаньте! Люси беременна!»

«Хорошо. Хорошо» — вот и все, что он услышал в ответ. Если дело действительно обстоит так, как говорит Рой, тогда отец не видит иного выхода: ему остается лишь взять на себя ответственность за свои поступки. Насколько мистер Бассарт понимает — нельзя выбирать, быть тебе порядочным мужчиной или непорядочным. Рой сквозь слезы сказал, что примерно так он и сам думал. «Очень хочу надеяться, что так оно и есть», — ответил отец, и тем дело и кончилось.

Часть третья

Она переехала к нему в комнату. К миссис Блоджет, которая назвала ее бесстыдницей. К миссис Блоджет, которая обругала Роя прощелыгой. К миссис Блоджет с ее бесконечными мелочными придирками и предписаниями.

Но Люси молчала. В первые месяцы после свадьбы она изо всех сил старалась делать все в точности, как ей говорилось. Если сомневаться в каждом слове и поступке, вряд ли будешь счастливой, да и с тобой никто не будет особо счастлив. Теперь они муж и жена. Она должна доверять ему. Иначе какая же тут жизнь?