Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем

обозу и двинулась вслед за армией Ганнибала, ее не интересовал конечный результат войны. Она шла за мужчинами, но не собиралась прислуживать им. Это была еще одна военная кампания, в которой каждая из сторон могла снабдить ее хламом для продажи. Она хранила свои сокровища в мешочке, который носила, как талисман, на цепочке вокруг шеи. В нем содержались кости орленка, взятые из яйца; часто заменяемые зубчики чеснока, источавшего сильный запах; прядь волос, срезанная с головы давно убитой Клитемнестры1; и крохотная статуя Артемиды, вырезанная из китового уса. Кроме того, внутри звенело несколько монет — начало небольшого состояния, необходимого ей для приобретения участка земли в далекой и родной стране, которой она никогда не видела. Эрадна мечтала о доме, но не заботилась о собственной судьбе. Вот почему она шла в обозе следом за армией Ганнибала.

* * *

До начала войны с Ганнибалом юный Публий Сципион ничем не отличался от других молодых патрициев Рима. Его стройное тело не имело впечатляющей мускулатуры, и светло-коричневые волосы не вились в той небрежной манере, которая нравилась женщинам. Тем не менее друзья часто шутили, что профиль Публия был столь красивым, что его следовало бы выбить на монетах. Но в ту пору никто из них не мог представить повода для подобной чеканки. Его отец взял в жены дочь популярного сенатора Эмилия Павла. Это был верный знак, что звезда их семьи сияла ярко. Публий намеревался еще больше возвысить свой род: через служение в Сенате, через приобретение богатств и щедрые пожертвования, на волне выдающихся боевых побед и проявленного благородства. Лелея подобные надежды, он живо интересовался новостями о конфликте с Карфагеном. Публий с детства понимал, что человек может сделать себе имя только упорным трудом и непрерывной борьбой с врагами отчизны. Для себя он выбрал именно борьбу.

Публий верил — насколько это было возможно для энергичного юноши, формирующего свой взгляд на мир, — что его отец превосходил других людей во всех вопросах. Корнелия Сципиона избрали консулом в решающий момент, когда римский Сенат готовился к войне. Таким образом жители Рима продемонстрировали ему свое доверие. Когда он предложил войну на два фронта, взяв на себя Иберию и отдав Карфаген другому консулу, Семпронию Лонгу, Публий не сомневался, что это будет быстрая и успешная кампания. Даже когда грозное восстание среди бойев и инсабров задержало их в долине Пада, юный воин считал, что отсрочка не имела большого значения. Выходка варваров нуждалась в наказании. История гласила, что подобная смута однажды привела к захвату их великого города. Но тогда были иные времена и другой Рим. Их легионы демонстрировали это галлам постоянными репрессиями.

Они жгли деревни, забирали животных и скарб, сражались в стычках с варварами и бесстрастно наблюдали, как бунтовщики находят мучительную смерть на деревянных крестах. Римляне несли небольшие потери, но, даже чувствуя кипящую ненависть в голубых глазах каждого галла, они никогда не встречали организованного сопротивления. Юный Сципион позже вспоминал галльскую девушку, с которой он переспал после вечернего пира. Выползая из его палатки, она что-то прошептала, и он уловил имя Ганнибала. В ту пору этот факт не имел никакого смысла. Его значение открылось лишь позже, став запоздало понятым проклятием.

Корнелий, убежденный в том, что потенциальный мятеж нужно подавлять до того, как он начнется, высадился на побережье к западу от Альп и привел свои легионы в Масси-лию. Он страдал от сильной простуды, лихорадки и жаловался, что его ноги никогда не перестанут болеть в гнилостной влажности этой весны. Консул отправил сына на встречу с магистратами города, а сам предался неге и комфорту в своих роскошных покоях. Здесь Публий и нашел его вечером в компании брата.

Отец сидел на низкой кушетке, закинув одну ногу на деревянный стол. Тога высоко задралась на обнаженных бедрах. Даже в мгновения досуга он не терял внешнего достоинства. Его сухопарая фигура и вытянутое лицо служили моделью для скульптурных черт сына. Перед ним на коленях стоял слуга и массировал больную ногу консула. Он держал ее перед лицом, словно обнюхивал пятку. Его сильные руки разминали стопы хозяина, мякоть и фаланги согнутых пальцев.

Заметив сына, Корнелий усмехнулся.

— Только не думай, что я превратился в дряхлого старца, — сказал он. — Просто мои ноги скоро доведут меня до изнеможения. Я покалечил их годы назад, но боль пробуждается каждую весну. У этого юноши прекрасные руки. Он снимает судороги и успокаивает приступы. Я даже получаю удовольствие от его массажа, хотя вроде и не грек.

Публий кивнул, приветствуя дядю, который стоял у задней стены и созерцал окрестности через узкое окно. Его рука сжимала кубок, наполненный вином. При среднем росте Гней Сципион был широкоплеч и коренаст и имел длинные сильные руки, которые больше подошли бы кузнецу. Он сильно отличался от старшего брата. Одинаковыми были только голоса: их речь казалась почти неотличимой для близких людей.

— Я не могу сказать о греках ничего плохого, — ответил Публий.

— Естественно. Я забыл, что в минуты досуга ты ведешь себя так же, как многие из них. Но если тебя не затруднит, мы займемся делами. Итак, какие новости?

— Я принес тебе донесение от правителя города, — ответил Публий. — Скажу сразу, что этот отчет не вызывает у меня доверия. Некоторые вольки утверждают, что Ганнибал пересекает Пиренеи и направляется к Роне.

Гней резко повернул голову к племяннику и пролил на тогу несколько капель вина.

— Этого не может быть!

Корнелий принял новость более спокойно, но скептически поджал губы.

— Откуда у Мариуса такие сведения?

— Он говорит, что получил их от надежного информатора и что они были переданы ему по поручению нескольких важных племенных вождей, у которых нет причин вводить нас в заблуждение. Мариус доверяет им. С тех пор как его назначили правителем Массалии, они ни разу не враждовали с ним. Похоже, вольков не нужно настраивать против Ганнибала. Вероятно, у них имеется свой повод для ненависти к Карфагену. Следует отметить, что эти слухи подтверждаются докладами из Каталонии.

— Каталония слишком далека от долины Роны, — напомнил Гней. — Откуда там такая информация?

— Я просто обобщаю услышанное. Если Ганнибал пересечет Пиренеи...

— Все это возможно, но зачем ему совершать подобные маневры? — возразил Корнелий. — Наши шпионы сообщают, что Ганнибал намерен сражаться в Иберии, где его позиции сильны. Насколько я понимаю его, он с самого начала планировал вести оборонительную войну.