ПЕНРОД - Бус Таркинтон

– Да, нравитесь! – уверенно повторила она. И, подойдя к нему ближе, она с улыбкой добавила:

– У вас красивые волосы.

Ее взгляд еще больше смутил Пенрода. Но если речи, которые предшествовали ее взгляду, раздражали его, то сейчас он испытывал весьма приятное замешательство. Детям не свойственно долго смотреть друг другу в глаза. Вот почему поведение Фаншон стало для Пенрода подлинным открытием. Он не имел ничего против того, чтобы она смотрела на него так как можно дольше, и лишь удивлялся, почему до сих пор не посмотрел в глаза Марджори Джонс.

Несмотря на все муки, которые приносило ему вероломство Марджори, несмотря на все происки коварного Мориса Леви, Пенрод по-прежнему хранил постоянство. Марджори до сих пор оставалась для него самой красивой девочкой на свете, и он верил, что сумеет завоевать ее сердце. Да и сейчас, под тешащим самолюбие взглядом Фаншон, Пенрод все-таки думал, что Марджори красивее ее. Однако одновременно его постигла некая коварная мысль, суть которой сводилась к тому, что красота – это еще не все.

– Да! – нежно прошептала Фаншон.

Вдруг Пенрод понял, что перед ним необычная девочка. И как же он раньше не рассмотрел! Это было существо из какого-то другого мира, и взгляд ее был чарующ, а слова вызывали в душе ликование.

И Пенрод был сражен. Он шумно глотнул, прокашлялся, почесал спину и, наконец, с трудом произнес:

– Ну… мне все равно… если вы так говорите, я не против.

– Когда я приду к тебе, мы будем танцевать вместе.

– Вообще-то я не против.

– Ты что, не хочешь со мной танцевать, Пенрод?

– Да нет, я не против.

– Нет, ты скажи, что хочешь!

– Ну…

Тут его нога якорем вонзилась в грунт. Он отвел взгляд от Фаншон и тупо уставился на рукав куртки, словно его вдруг чрезвычайно заинтересовала форма пришитой там пуговицы. В этот момент на крыльце показалась его мать.

Обернувшись, она еще раз попрощалась со стоявшей в дверях миссис Гелбрейт.

– Скажи, Пенрод! – шептала Фаншон.

– Ну, я предпочитаю с тобой, – выдавил из себя Пенрод.

Быть может, Фаншон ждала несколько другого, но и такой ответ вполне ее удовлетворил.

Глава XXX

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Когда Пенрод с матерью вернулись домой, во дворе уже был готов настил для танцев и рабочие натягивали над ним тент в красную и белую полоску, предназначавшийся для защиты гостей от солнца. Рабочими руководила Маргарет, и эти последние приготовления, и суета передались Пенроду. Сердце его забилось в предвкушении праздника, и он снова с восторгом подумал, как это здорово, что ему сегодня двенадцать и весь мир словно раскинулся у его ног!

После ленча, Пенрода обрекли на тщательное переодевание. Раньше эта процедура вызывала у него ярый протест, но сегодня он даже не пикнул. Впервые в жизни ему доставляла удовольствие мысль, что он появится перед гостями не каким-то там замухрышкой, а в полном блеске. И он покорно дал отскрести себя, а когда его одели, он тщательно рассмотрел себя в зеркало. Сейчас он с надеждой подумал, что, кажется, тетя Сара не совсем права, и он не столь уж разительно похож на отца.

Пенроду казалось, что белоснежные перчатки на его руках замечательно пахнут. А спускаясь вниз по лестнице, он залюбовался зеркальным блеском своих новых бальных туфель. Чтобы насладиться сполна, он останавливался на каждой ступеньке и, глядя под ноги, одновременно нюхал перчатки. Словом, у Пенрода вдруг стал проявляться вкус к светской жизни, и если еще совсем недавно трудно было даже вообразить его изящно ведущим партнершу в танце, то теперь появилась надежда, что, возможно, он когда-нибудь справится с этой ролью.

Со двора донеслись звуки оркестра. Музыканты настраивали инструменты, и, услышав эти скрипки, виолончели и ксилофоны, Пенрод даже побледнел от волнения.

Уже собирались гости, и от застенчивости Пенрод не знал, куда девать себя. Он стоял рядом с матерью у входа в гостиную, встречал гостей, и пот лил с него градом. И тех, кого он почти не знал и ближайших своих соратников он встречал одинаково холодным приветствием, которое бормотал к тому же совершенно неестественным тоном.

– Рад вас видеть! – то и дело выдавливал он из себя, и с каждым таким напутствием замешательство, которое всегда свойственно началу детских праздников, возрастало.

Торжественность обстановки настолько подавляла Пенрода, что он умудрился поразить своим поведением даже Марджори Джонс. А произошло вот что. Пожилой добродушный пастор Троуп подошел к Пенроду и поздравил с днем рождения. Потом он отошел, и его место заняла Марджори, которая была следующей в череде гостей. Она окинула его взглядом, в котором он сразу должен был прочесть прощение, и вежливо сказала:

– Желаю тебе многих лет счастья, Пенрод!

– Благодарю вас, сэр! – откликнулся он; в это время он провожал остановившимся взглядом пастора Троупа и пребывал в состоянии столь скованном, что попросту не узнал Марджори. Затем, когда, вслед за Марджори к нему подошел Морис Леви, он сказал:

– Рад вас видеть!

Пораженная Марджори повернулась и, встав рядом с Пенродом, решила проследить, что последует дальше. Его пренебрежение совершенно выбило ее из колеи. Нельзя сказать, чтобы она очень ценила Пенрода. Она воспринимала его как нечто среднее между дикарем и революционером, но все же пребывала в полной уверенности, что это плохо управляемое существо принадлежит ей и только ей. И вот, казалось, в их отношениях что-то изменилось. Не веря самой себе, она внимательно смотрела на виновника торжества, а тот, не переставая, мотал вверх и вниз головой, как того требовал приветственный поклон, который все они усвоили в танцевальной школе. Затем до нее донесся голос кого-то из взрослых:

– Какое очаровательное дитя!

Марджори к такому уже привыкла. Все же она подняла голову. Голос принадлежал матери Сэма Уильямса, которая беседовала с миссис Бассет. Обе женщины, как могли, помогали миссис Скофилд, чтобы праздник удался наславу.

– Да, очаровательное! – подхватила миссис Бассет.

И тут Марджори испытала новое потрясение. Обе женщины говорили не о ней! Ласково улыбаясь, они смотрели на девочку, которой Марджори никогда раньше не видела. Эта темноволосая девочка была очень хорошо одета и держалась скромно, но чрезвычайно самоуверенно. Она только что вошла в гостиную и, как того требовали правила хорошего тона, стояла, робко потупив взор, однако все ее жесты свидетельствовали, что, на самом деле, она совершенно не смущается. Она была худа, изящна, а ее наряд был подлинной трагедией для остальных девочек, ибо изысканность и броскость в нем как бы слились воедино. На мочке левого уха Фаншон остались следы пудры, а тот, кто внимательно присмотрелся бы к ее глазам, мог бы заметить, что они подведены жженой спичкой.

Марджори взирала на незнакомку широко раскрытыми глазами и, быть может, впервые в жизни познавала то, что называется ненавистью с первого взгляда. Марджори вдруг показалась сама себе нескладной. А потом она с горечью подумала, что за последнее время слишком растолстела.

А тем временем Фаншон низко склонилась к Пенроду и прошептала:

– Не забудьте!

Пенрод покраснел.

Марджори это заметила. Ее прекрасные глаза еще шире раскрылись, и в них засветилось негодование.

Родерик Мэгсуорт Битс-младший подошел к Фаншон в тот момент, когда она приветствовала реверансом миссис Скофилд.

– Какие у вас красивые волосы, Родерик! Не забудьте, что вы вчера обещали!

– Родерик тоже покраснел.

Морису Леви незнакомка тоже очень понравилась. Подойдя к Родерику вплотную, он шепнул:

– Познакомь меня с ней, Родди!

Когда же Родди то ли не захотел, то ли постеснялся исполнить этот ритуал, Фаншон завладела инициативой. Морис Леви произвел на нее самое благоприятное впечатление, ибо выяснилось, что папа покупает ему галстуки у Скуна. Выяснив это, она конфиденциально поставила Мориса в известность по поводу красоты его кудрявых волос и договорилась, что будет с ним танцевать. Вскоре выяснилось, что в вопросе волос Фаншон исповедует исключительную широту взглядов. Ей представлялись равно прекрасными шевелюры вьющиеся, прямые, темные и светлые, и вскоре все мальчики, начиная с Пенрода и кончая Сэмом Уильямсом, получили от нее причитающуюся им долю комплиментов. Вот почему к тому времени, как оркестр грянул марш и миссис Скофилд подвела Пенрода к Фаншон, чтобы он пригласил ее танцевать, эффектная гостья уже стояла в толпе восхищенных мальчиков.

Пенрод первый пригласил ее и, взяв за руку, повел на танцевальный настил. Остальные дети срочно подыскивали партнеров и устремлялись в том же направлении. Выйдя из парадной двери дома, они увидели яркий навес. С одной стороны от него на траве расположились музыканты, с другой, под деревом, красовалась внушительная емкость с лимонадом. Пары одна за другой изящно вспорхнули на помост, и начались танцы.