Лила, Лила - Мартин Сутер

Пошел к телефону, набрал номер Джекки. Господин Штоккер уже ушел, сообщила телефонистка. Что ему передать?

Давид попросил передать, чтобы Джекки, если вернется до трех, позвонил ему на мобильник. Прошел в ванную, побрился, принял душ, растерся полотенцем, освежил лицо гелем после бритья, провел деодорантом под мышками, причесался, оделся. Проделал все эти будничные дела, словно и не принял только что решения, чреватого серьезнейшими последствиями.

В ожидании звонка Джекки Давид прогулялся по бюро путешествий. Собрал проспекты всех мест, обозначенных в их каникулярном списке.

В два часа с двумя сумками проспектов он вернулся домой. Джекки до сих пор не позвонил, но это отнюдь не означало, что он не возвращался в гостиницу. Вполне возможно, ему все передали, а он просто не хотел звонить.

Однако звонок в гостиницу подтвердил, что Джекки пока не вернулся. Что-нибудь передать? Нет, только то, о чем он уже просил, ответил Давид.

День по-прежнему в самый раз для балкона. Хотя уже назавтра синоптики сулили вторжение холодного воздуха. Надолго ли, Давид не понял.

В три часа он снова позвонил в гостиницу. Господин Штоккер может перезвонить ему до четырех, сказал он телефонистке.

В пять Джекки все еще не объявлялся. Давид позвонил в гостиницу и попросил администратора аннулировать сообщения г-ну Штоккеру от Давида Керна. В них больше нет нужды.

Он положил трубку и глубоко вздохнул. И только теперь почувствовал, в каком напряжении находился последние несколько часов.

В шесть пришла Мари. Увидела туристические проспекты, которые Давид разложил по всей квартире.

– Ты отменил?

– Как обещал.

43

Лила, дорогая моя!

Девятнадцать месяцев одиннадцать дней девять часов тридцать две минуты и пятнадцать, шестнадцать, семнадцать секунд минуло с тех пор, когда мне пришлось выпустить твою руку и смотреть, как ты еще раз оглянулась у киоска на Кельтенплац, помахала мне и навсегда исчезла за афишной тумбой.

Иногда я хожу к этому киоску и представляю себе, как ты опять появляешься из-за этой афишной тумбы. Неожиданно возникаешь передо мною с той улыбкой, какую приберегаешь для сюрпризов.

Джекки потянулся к бокалу с вином на ночном столике, отпил глоток и поперхнулся. Когда он прокашлялся, Тамара велела:

– Дальше.

Она лежала на животе, голая, подперев голову рукой. В другой руке у нее была перепачканная губной помадой сигарета. Джекки положил ладонь на ее пышную ягодицу и стал читать дальше:

Иногда я захожу в кондитерскую «Штаубер» и заказываю двух «мавров» – по одному для тебя и для меня, как всегда.

– Два «шоко», – поправила Тамара, – «мавр» больше не говорят.

– Действие происходит в пятидесятые годы, тогда эти пирожные назывались так.

– Вон оно что. Читай дальше.

В обеденный перерыв я иногда хожу в Олений парк и съедаю на нашей скамейке бутерброд с ветчиной. А в минувшее воскресенье снова побывал в зоопарке. Гана, детеныш шимпанзе, отпраздновал свой второй день рождения и шлет тебе привет. Он тоже ждет не дождется, когда ты вернешься домой.

– Какая прелесть.

Ах, Лила, в такие дни, как нынче, мне кажется, я не выдержу.

Люблю тебя.

P.S. Получила ли ты три моих последних письма?

Тамара вздохнула.

– Насчет детеныша шимпанзе было лучше всего. Ну и что, она их получила?

– Кого?

– Три письма?

– Да. Но оставила без ответа.

– Почему? – Тамара затушила сигарету в пепельнице, которая стояла на подушке.

– Она его разлюбила.

– Вот дрянь.

Джекки отложил книгу, взял бокал и допил вино. Встал, в нижнем белье подошел к креслу, где лежал халат. Надев его, отыскал бутылку с бургундским и налил себе еще.

– Э-эй! – окликнула с кровати Тамара, протягивая ему пустой бокал от шампанского.

Он забрал у нее бокал, подошел к ведерку со льдом и налил шампанского из маленькой бутылки «Тэттинжера». Большую бутылку Джекки посчитал излишней роскошью, сам-то он пил красное.

Был серый, дождливый день в начале декабря. Один из тех, какие он совсем не так давно, зябко поеживаясь, начинал «кофе-шнапсом» у закусочного киоска на Главном вокзале, сразу после завтрака в «Санкт-Йозефе».

Погода и воспоминания о тех днях привели его в такое уныние, что после обеда он позвонил Тамаре. Она не была настоящей девушкой по вызову, держала салон – индивидуальное женское предприятие, как она говорила, – неподалеку от гостиницы «Каравелла». В тамошнем баре Джекки с ней и познакомился в один из тех дней, когда дела шли из рук вон плохо. С той поры он иной раз вызывал ее, если чувствовал себя одиноко. Она здорово умела себя показать, и он с удовольствием за нею наблюдал.

Теперь он редко выходил из гостиницы среди дня. Близилось Рождество, и, на его взгляд, кругом шастало слишком много народу из Армии спасения. А они напоминали ему о тех временах, когда он сам был клиентом бесплатных столовых. Вдобавок кое-кто из них мог узнать его да еще и разговор затеять.

Он передал Тамаре бокал, чокнулся с нею.

– Вот бы с ним познакомиться! – сказала Тамара.

– С кем?

– С тем, кто написал эту книжку.

Джекки едва не брякнул: «Ты уже с ним знакома». В последнее время сей соблазн донимал его все чаще. Но ответил он иначе:

– Что ж, это можно устроить.

– Ты его знаешь? – Поверх бокала Тамара с изумлением посмотрела на него.

– Знаю, и даже очень хорошо.

– Тогда познакомь нас.

Идея пришлась Джекки по вкусу: Давид и Тамара. В первую очередь из-за этой цацы Мари. Да, он непременно их познакомит. Вызовет Давида сюда, они решат деловые вопросы, а через часок явится Тамара, и Джекки деликатно удалится. Поглядим, что тогда будет.

– Согласен, познакомлю.

44

В раннем детстве у Давида был друг. Звали его Марк, и больше всего Давида привлекала к нему модель железной дороги. Поезда ходили среди ландшафта из папье-маше и крашеных опилок – с вокзалами, крестьянскими усадьбами, замками, автомобилями у закрытых шлагбаумов и озером с настоящей водой.

Вообще-то Марку разрешали играть железной дорогой только в присутствии отца. Но однажды он таки привел Давида на огромный чердак, где она помещалась. Рядом, на полу, Марк соорудил свою собственную линию, состоявшую из одного-единственного прямого пути протяженностью не меньше шести метров. В обоих концах стояло по локомотиву.

Давид сел возле путей на лавку Швейцарских железных дорог, а Марк повернул тумблер трансформатора в позицию «один» и сел рядом. Оба смотрели, как локомотивы неумолимо сближаются, и, затаив дыхание, ждали столкновения.

После столкновения они возвращали локомотивы на исходные позиции, и Марк переключал трансформатор на следующую позицию. В эту игру мальчики играли, пока один из локомотивов не приказал долго жить. Заменив его новым, они продолжили игру и играли все утро, пока наконец среди двадцати двух локомотивов в депо не выявился абсолютный чемпион. Готтардский локомотив, с гербом города Санкт-Галлен. Давид и сейчас его помнил.

Вскоре родители Марка развелись, и Марк с мамой уехали. Давид забыл куда. Но по сей день помнил восторг, с каким следил за мчащимися навстречу друг другу локомотивами. Неизбежность столкновения, которое Марк или он сам мог предотвратить простым поворотом тумблера. И наслаждение оттого, что дал свершиться катастрофе, хотя и мог ее предупредить.

Примерно так же Давид чувствовал себя в эти дни. Они с Мари остановили выбор на Мальдивах. Курорт Лотос-айленд, пляжное бунгало, восемь тысяч двести шестьдесят франков, две недели, все включено, вылет двадцатого декабря.

На другом конце путей стоял Бад-Вальдбах, парадный прием с чтениями, в сопровождении Вольфганг-квартета, гонорар две тысячи франков плюс четырехдневное пребывание в отеле на две персоны, полный пансион, молодежные апартаменты, окнами в парк, заезд двадцать шестого декабря.

Оба события неумолимо мчались навстречу друг другу, и Давид, как загипнотизированный, ждал столкновения. Был только один способ предотвратить его.

Одетый, он лежал на кровати претенциозной загородной гостиницы на Боденском озере. Комната обставлена стильной крестьянской мебелью, в углу – колыбель с большой куклой, на стене – серп, деревянные грабли и пожароопасный пересохший сноп ржи. Весь дом пропах фритюром, в котором жарили несчетные порции картофеля, крокеты, рыбное филе в кляре и яблоки в тесте.

Он находился в Восточной Швейцарии, на чтениях, которые Карин Колер включила в программу еще до прорыва «Лилы, Лилы». Организовал их маленький провинциальный книжный магазин, и гонорар – к досаде Джекки – был весьма скромным.

Владелица магазина «Штоцер», г-жа Тальбах, встретила Давида на вокзале и сразу же сообщила, что от желающих послушать отбою нет и ей пришлось перенести мероприятие из магазина в муниципальный зал. У вокзала ожидал ее муж в фургончике с надписью «ТВ Тальбах» и красной наклейкой «Акция «Спутниковая тарелка»! Только до Рождества!»