Визит с того света, или Деньги решают не все - Марина Крамер

Когда баня достаточно прогрелась, Женька, преодолевая сопротивление, подхватил жену на одну руку, сгреб полотенца и понес Марину через двор на глазах изумленной вороновской охраны. Те только рты раскрыли, глядя, с какой легкостью он держит ее на согнутом локте, как будто девочку.

– Здоровый бычара, – протянул кто-то, – руки вроде калечные, а сильный.

– Так то ж просто ожоги, – возразили ему в ответ, – говорят, «синьки» сводил в какой-то клинике, всю кожу азотом жидким пожгли.

– Так он что – сидевший? – спросил молодой парень, работавший у Ворона всего пару месяцев.

– Не просто сидевший. Ты утром глянь ради любопытства, какие у него на груди и руках наколки – такие не каждому полагаются.

– Что мне – в душ к нему ломиться?

– Да он бегает по утрам, как скаженный, – заржали охранники. – Такую бабу иметь – надо постоянно в форме быть!

– Что языки распустили?! – рявкнул с крыльца вышедший на громкие разговоры Леон. – Делать нечего? Или кто-то хочет попробовать, как у Джека искалеченные кулаки работают? Так нормально, это я вам говорю. Лучше бы во дворе прибрались, балаболки.

Стихийный митинг был мгновенно превращен в субботник…

– …жарко…

Марина лежала на самой высокой ступеньке, почти под потолком парной, и тяжело дышала. Хохол отбросил веник, которым только что молотил ее по спине и ногам, и взял ковш с холодной водой:

– Потерпишь?

– Давай, а то умру, аж сердце заходится…

Холодная вода привела в чувство, и стало совсем легко и хорошо. Марина сползла вниз, на ступеньку у пола – здесь дышалось в разы легче:

– Ты парься сам, я тут полежу.

– Может, в предбанник пойдешь? Я сейчас еще парку поддам, совсем как в аду станет, – предупредил Женька, снова берясь за ковш.

– Ой, мы и так в аду все время, – отмахнулась она, закрывая глаза, – мне просто жалко от тебя уходить почему-то.

Женька отставил ковш, сел рядом с Мариной и вдруг, поддавшись какому-то нахлынувшему чувству, сгреб ее за волосы и подтянул к себе:

– Поцелуй меня.

Она приникла к его губам долгим поцелуем, чувствуя, что сейчас Хохлу не удастся попариться. Женька поднял ее, усадил себе на бедра и понес в предбанник, на ходу покрывая поцелуями шею и грудь.

– …когда ты устанешь от меня? – поинтересовалась Марина, поглаживая уткнувшегося ей в живот лицом Хохла. Он все еще тяжело дышал, и от его горячего дыхания по коже Марины бежали мурашки.

– Не говори ерунды. Я никогда не устану, это невозможно.

– Я на это очень рассчитываю, – сказала она серьезно.

– А ты? – вдруг спросил он, переворачиваясь на бок и подпирая голову кулаком. – Ты когда опять устанешь от меня настолько, что снова сбежишь к какому-нибудь мажору, а, Маринка?

Она задумчиво погладила его по щеке, улыбнулась загадочно:

– Все-то ты хочешь знать… а может быть, я сама этого не знаю, а? И потом – я не от тебя бегаю, неужели ты за столько лет еще не понял? Я от тебя не уйду и не ухожу, меня просто изнутри что-то толкает. Наверное, мне хочется видеть, что я интересна пока еще кому-то…

– Тебе никогда не будет достаточно меня одного?

– Вот как раз тебя мне иной раз даже многовато, – рассмеялась она, демонстрируя свежий синяк на груди.

– Ну, перестарался, как всегда, – хмыкнул Женька, дотрагиваясь до него пальцами, – правда, ты не особенно возражала. Могла бы остановить, если больно.

Марина обняла его и поцеловала в мокрую макушку:

– Ты сошел с ума. Как мне может быть больно, когда это твои руки, твои губы, а? Ты самый лучший, Женька. Я тебя очень люблю.

– Тогда – в ноги! – негромко приказал Хохол, и Марина вздрогнула – она так любила его таким, жестким, волевым и подчиняющим ее. Ей и в голову не приходило воспротивиться или отказаться, напротив – в такие моменты она готова была на все, только чтобы ему было хорошо.

Когда Хохол не смог сдержать рвущегося из груди крика и двумя руками вцепился ей в волосы, Коваль вдруг подумала, что на самом деле абсолютно счастлива с ним. Так, как мало кто бывает счастлив, наверное. И самое ужасное будет потерять это чувство, это ощущение.

– Ты удивительная, Маринка, – подняв ее с колен и усадив к себе, пробормотал Хохол, – я никогда не видел женщины лучше.

– Ты вообще мало что видел, родной. Но, может, оно и к лучшему, а? Сравнить не с чем, – улыбнулась она, прижимаясь к его широкой груди и замирая от какого-то острого чувства внутри себя. Ей казалось, что в этот момент они с Женькой стали еще ближе, если такое вообще возможно. Ей было невыразимо хорошо рядом с ним, спокойно и надежно. Эти изуродованные кисти умели не только ласкать, они могли защитить ее от любой опасности.

С утра Марина решила, что пора заниматься делами. После бани вчера она мгновенно уснула, и Хохол категорически запретил ее будить, когда приехал человек, добывший нужную ей информацию. Ворон, лежа в своей спальне, попробовал было возразить, но Женька уперся:

– Ты, Мишка, только о себе печешься. А она, между прочим, тоже головой хорошо приложилась, когда твоя курица взрыв в кафе организовала. Доктор вообще велел лежать, а она вон – катается, проблемы твои решает. Имей совесть, до утра ничего не прокиснет.

И Ворон, поворчав, согласился. Он понимал, что если Наковальня сляжет сейчас, а с ее прошлыми ранениями это запросто, то ему будет очень затруднительно вот так, лежа в постели, в одиночку разгребать проблемы.

Выспавшись и чувствуя себя совершенно отдохнувшей, Марина поднялась в спальню к Ворону и постучала.

– Входи, не заперто, – раздался Мишкин голос.

Он уже успел позавтракать, о чем свидетельствовал поднос на тумбочке и чашка кофе в здоровой руке.

– Ну что, как оно? – садясь в кресло, поинтересовалась Марина.

– Да как… зудит все, сил нет, – пожаловался Мишка, отставляя чашку. – Сама-то как?

– Ой, я тебя умоляю! – засмеялась она, перекидывая ногу на ногу. – Как старик со старухой – ну чего, где ломит, как давление? Противно.

– Ты не темни, – посуровел Ворон, – Хохол сказал – ты головой вложилась, сотрясение.

– Что – первое или последнее? Переживу как-нибудь, – отмахнулась Марина, – ты лучше скажи, чего твой гонец вчера принес? Есть что дельное?

– Есть. Обшарили они весь город, чуть не в канализацию лазили, но нашли что-то похожее. Пацан молодой, с каким-то футляром, остановился в гостинице «Уют» – знаешь, где это?

– Откуда? Тут все так поменялось, что я уже улиц не узнаю, а ты хочешь, чтобы отели по названиям помнила.

– Ну, не суть – Леон в курсе, покажет. Думаю, что это тот, кто нам нужен. Живет там уже дней пять, все время один, и пару раз выходил из гостиницы с этим футляром. Мы там горничную прикормили, она обещала помочь.

– Быстро ты обернулся, молодец. Тогда я сегодня туда и наведаюсь, пожалуй.

– Одна не вздумай – Леона возьми и еще кого из пацанов, пусть он решит.

– Да разберемся, – фыркнула Марина, доставая сигареты, – я ж не маленькая – в одну калитку переться туда, где снайпер засел.

– Ну да, ну да, – согласно кивнул Мишка, – да и Хохол присмотрит. Слушай, ну он у тебя кремень. Вчера говорю – буди, приехал человек, а он ни в какую – мол, до завтра не прокиснет то, что человек твой привез. Бережет.

– Я у него одна, – с усмешкой бросила Коваль, – если меня не беречь – вообще никого не останется. Да и привык он за столько лет, что меня с моим характером иной раз притормаживать нужно.

– И чего – получается?

– Ну, как видишь.

– Стареешь ты, Наковальня. Раньше-то хрен тебе по деревне, что Хохол сказал, а теперь…

– А теперь и ты моложе не сделался. Даже вон телка твоя и то на тебя же поперла, – ехидно заметила Марина, и Мишка пригорюнился:

– И не говори! И чего ей, стерве, не хватало? Блямбы в паспорте? Дура! Что это меняет?

– Да в принципе ничего. Но ей, видно, статуса хотелось – в такие годы и все любовница, а замуж не берут.

– Ну, теперь и этого не увидит.

– Не боишься?

– Чего? Я таких еще пучок надергаю, а то и лучше. А ей уже и билет купили – в один конец.

Марина с интересом уставилась на Ворона. Она не сомневалась, что он накажет Ксению, но вот как? Вряд ли станет марать руки ее кровью, но что-то мерзкое однозначно выкинет, она его неплохо знала. В ответ на застывший в ее глазах вопрос Мишка хмуро улыбнулся:

– Ты не думай, я ее мочить не стану – на фиг? Рожу вот попортили ей пацаны, это да. И поедет в Воркуту жить, я ей там квартиру куплю. Пока будет поездом трястись, там уж все приготовят – живи и радуйся, что вообще живешь.

– Злой ты, Мишаня, – вздохнула Марина.

– Ну, ты у нас ангел с крылышками! – отрезал он. – Не будет такого, чтобы мной баба командовала! И этой урок на всю жизнь.

– Учитель нашелся…

– Ладно, заканчивай, – жестко велел Мишка, которому этот разговор явно перестал нравиться, – не твое это дело. Я ж тебе советов не даю.

– Так и я вроде как не советую, – улыбнулась она примирительно и встала. – Все, Мишаня, поехали мы, пока утро. Раньше сядешь… и все такое.