На острове Колибрия - Реджинальд Кофмен

Митрополит смотрел мимо него на дверь. Там раздался чей-то жалобный голос, и с растерянным видом вошла Ксения Полоц.

– Ваше величество, принцесса увидела в окне американца, – взволнованно заговорила она. – Принцесса думает, что он в опасности. Она требует, чтобы я привела ее сюда. Что мне делать?

Крестьянка говорила на местном языке. Билли понимал ее, но Доббинс вопросительно переводил взгляд с нее на короля.

– Вы говорите по-французски? – спросил он крестьянку.

– Qui, monsieur. – Она сделала реверанс – В швейцарской резиденции, monsieur, покойного герцога Во…

– Что вы там говорите про принцессу? – закричал король. – Я позабочусь об этом сам!

Не удостоив никого из присутствующих взглядом, он покинул комнату.

Копперсвейт рванулся за ним, но Доббинс удержал его, обняв рукой своего крестника.

– Что она сказала? Билли перевел ему.

– Тогда, – сказал Доббинс, – я прошу тебя не ходить в сад.

– Я пойду!

– Если ты пойдешь, ты… ты… только попадешь опять под замок.

– Не все ли мне равно?

– Тогда я не смогу защитить тебя.

– Защищать меня! А вы меня раньше защищали?

– Барон, – кротко сказал Доббинс, – не угодно ли вам пройти за его величеством и посмотреть, чтобы не случилось чего-нибудь с ее высочеством?

Барон улыбнулся.

– Что же могло бы с ней случиться?

– Я прошу этого, – объяснил Доббинс, – как гарантии за благополучие мистера Копперсвейта.

– Вы думаете, что я поверю ему? – спросил Билли.

– Барон даст мне свое слово. Если он его не сдержит, я буду действовать официально и открыто.

Раслов пожал плечами.

– Это в высшей мере смешно, но если это поможет окончить этот нелепый спор…

– Поможет, – тотчас подтвердил Доббинс. Знакомая загадочная улыбка Раслова заиграла на лице премьера. Он как будто хотел сказать: «Чего не сделаешь, чтобы ублажить сумасшедшего!» Он вышел вслед за своим господином.

Доббинс мгновенно преобразился. Он уже не крутил свои нафабренные усы, не поглаживал крашеные волосы – все эти манеры были оставлены. Он резко заговорил:

– Билли, Загос, будьте добры отвести миссис Миклош, – быть может, мне следует сказать графине Иваници – на минуту в переднюю. Ваше преосвященство, окажите мне честь, оставшись здесь.

Глава XXVI. Пределы преданности

– Его величество, – объявил барон, – гуляет, чтобы успокоиться, в парке; он, конечно, немного взволнован. Ее высочество осталась в саду. Надеюсь, что я не заставил вас слишком долго ждать.

Входя, премьер проявил некоторое удивление. В передней он видел Загоса с норвежкой, а в башне застал только митрополита и Доббинса.

– Не слишком долго, барон, – заверил его последний и закрыл дверь. – Король Павел, – в его тоне звучало вежливое одобрение, – является, как я вижу, обладателем превосходных портретов. Это, если не ошибаюсь, покойная герцогиня Водена?

– О да.

– Сходство велико?

– Весьма.

– Гм! – Доббинс внимательно рассматривал холст. – Скажите… гм… вы когда-нибудь сравнивали этот портрет с чертами короля Павла?

Митрополит опять стоял спиной к разговаривавшим перед иконой святой Ариадны. Раслов с трудом сохранял вежливый вид при последних, казалось, так мало уместных вопросах Доббинса.

– Право, мне кажется…

– Я сравнивал. И результат очень интересен. Проявите минуту терпения к теории, которую я разрабатывал всю жизнь. Взгляните на нос герцогини: "ненормально длинный носовой хрящ, короткая верхняя челюсть и маленькие крылья носа. Этой даме трудно было бы улыбаться.

– Герцогиня, – сказал Раслов с явным раздражением, – отличалась очень любезным характером.

– Совершенно верно. Длинный нос; он во всех отношениях составляет противоположность носу короля Павла.

– У короля нос такой же, как у герцога.

– Такой же, как у среднего типа современных колибрийцев, и не такой, как у древних Стратилатосов.

Брови барона нахмурились.

– Герцог был Миклош.

– А герцогиня из Саксен-Гессен-Нассауского дома. – Доббинс подошел к премьеру. – Барон, могу вам сказать, что дети мужского пола наследуют нос матери – не всегда в точности, но всегда в существенных анатомических чертах. Заметьте: всегда и неизменно! Я знаю это, потому что сам открыл это правило. Тут есть тонкие подробности, которых вы не поймете, но таков закон природы. – Он всунул руки в карманы брюк и, не моргая, уставился на Раслова. – Король Павел не сын герцогини Водены.

Если американец не моргал, зато островитянин заморгал весьма усиленно. Потом ему на выручку пришла его улыбка, и он кончил тем, что громко рассмеялся:

– Дорогой сэр! Вы высказываете такое компрометирующее утверждение на основании пустой фантазии.

Доббинс сдвинул свои черные брови.

– Не нападайте на науку, которой я посвятил себя! Отцом этого человека тоже не был герцог. Он родился простолюдином, и его брак с Эльгой Хольберг действителен.

– Нос! – благодушно смеялся Раслов. – Да я приведу вам тысячу случаев, когда у сына не было…

Он подчеркивал свои слова, тыча толстым указательным пальцем в рукав своего слушателя. Доббинс, как мы уже говорили, терпеть не мог физического прикосновения. Его негодование, вызванное легкомысленным отношением барона к его любимой теме, вспыхнуло теперь ярким пламенем.

– Уберите руку! – огрызнулся Доббинс; он говорил весьма решительно и, видимо, решил отбросить всякую дипломатию. – Сын герцога Константина, рожденный в изгнании, умер незадолго до смерти герцогини. Герцог и вы вытягивали из Австрии деньги, пока вы могли сохранять притязания на колибрийский престол и сулить этой державе всякие блага на случай вашего возвращения к власти. Герцог был слишком нелюбим, чтобы самому добыть себе корону. Тем более, смерть его сына должна была лишить вас ваших доходов, и поэтому вы подменили мертвого мальчика ребенком кормилицы Ксении и ее мужа Созона Полоца. А теперь Ксения призналась в этом.

Барон Раслов принял наконец серьезный вид. Его лицо потемнело. Улыбка увяла, и его рот стал сразу злым и старым. Но он сделал попытку заговорить с благородным гневом:

– Где она?

– Она скоро поедет во Влоф под моим покровительством. Сейчас она находится в комнате, недавно служившей камерой для мистера Копперсвейта. Он охраняет ее, лестница узка, комната тоже не слишком велика, и… я вооружил его. А он горячий малый!

– Женщина лжет! – крикнул премьер.

В это время к ним приблизился митрополит. При этих словах барона он покачал своей головой патриарха.

– Нет, барон. Я выслушал ее. И вы не должны сердиться на нее. Она сохраняла свою преданность, пока это было возможно.