На острове Колибрия - Реджинальд Кофмен

Он повернул немца лицом к себе. Глаза доктора выкатились от удушья и изумления. Щеки его побагровели от застоя крови и неудачной попытки издать крик. Он был как мешок в схвативших его цепких руках. Загос оттащил его в чащу и толкнул на толстый дубовый пень. Одной руки Загосу было достаточно, чтобы удерживать пленника, другой рукой лейтенант обыскал его и вскоре нашел при нем заряженный браунинг. Загос опорожнил обойму и вернул доктору его оружие.

– Где мистер Копперсвейт?

Он выпустил шею фон Удгеста и схватил, как стальными клещами его трясущиеся руки. Он сжал их с силой.

– Если вы вздумаете звать на помощь, я сначала сломаю вам руки, а потом задушу вас. У меня хватит времени. Где мистер Копперсвейт?

Фон Удгест тяжело дышал и молчал.

– И где норвежка? – добавил Загос.

Фон Удгест собирался крикнуть. Видя колебание в его глазах, Загос снова сжал ему запястья и неожиданно закрутил ему руки назад.

Немец чуть не упал на колени.

– Если вы не перестанете, я закричу от боли, – прошептал он.

Мы уже говорили, что лейтенант был колибриец; его обычаи отличались от американских.

– Если вы закричите, вы умрете, – сказал он и начал повторять оба свои вопроса, подкрепляя их такими приемами, от которых пот покатился по толстому лицу врача на его белокурую бороду.

– Перестаньте! Перестаньте! – шепотом взмолилась жертва. – Я скажу.

– Где?

– В… в… замке.

– Оба? -Да.

– В какой части?

– Американец – в северной башне.

– А женщина?

– Как раз под ним.

Сведения были получены, но как быть с самим свидетелем? Если оставить его здесь, все достигнутое пойдет насмарку. Очевидно, его нужно было как-нибудь доставить во Влоф. Загос вытащил свой пистолет.

– Вы пойдете со мной, – сказал он, – и мы не будем рисковать, перелезая через стену. Мы спокойно пойдем под деревьями к воротам. Если, кроме привратника, по близости никого не будет, мы подойдем открыто. Мы заставим его открыть нам ворота. Вы выведете меня под дулом своего пустого браунинга. Скажите ему, что вы поймали меня и, по приказу его величества, должны доставить меня в Квильф. Пока мы будем говорить с ним, этот пистолет будет находиться в моем правом кармане. Моя рука будет на курке, и пистолет будет наведен на вас. И я убью вас при первой попытке к предательству. А теперь наденьте мне сапоги.

Фон Удгест повиновался, пылая ненавистью. Пока они пробирались через парк, он шел немного впереди и, когда по ближайшей дорожке раз прошел мимо них часовой, он пригнулся и задержал дыхание, так как дуло автоматического пистолета лейтенанта впилось в его широкую спину. Когда они приблизились к воротам, угроза из явной превратилась в тайную, не став от этого менее реальной.

У ворот не оказалось никого кроме привратника, отдыхавшего с длинной колибрийской трубкой в зубах. Его низкий поклон показал, что он узнал придворного врача, но на Загосе его взгляд остановился с нескрываемым удивлением. Доктор взглянул на лейтенанта и понял по его глазам, что пистолет находится именно там, где было обещано. Мнимому конвоиру ничего не оставалось, как показать свое безобидное оружие.

– Я только что поймал этого человека в парке, – сказал фон Удгест, взмахивая своим пустым браунингом, – и король приказал доставить его в Квильф.

Он говорил напряженным голосом. Удивление привратника возросло.

– Офицера? Его благородие лейтенанта Загоса?

– Да, друг мой. Так приказал король.

– В Квильф – пешком? Что за чудеса?

– Предписание его величества! – усмехнулся Загос. – Король находит, что мне полезно дисциплинарное взыскание, а почтенному доктору – моцион.

Привратник снова поклонился фон Удгесту. Он отпер и распахнул ворота.

Они отворились внутрь. Доктору пришлось отступить в сторону – или же он нарочно сделал этот шаг. В тот же миг он ухватился за опущенную в карман правую руку Загоса и закричал:

– Держите его! Держите!

Заряженный пистолет выстрелил сквозь карман. Фон Удгест упал. Привратник схватил лейтенанта за левую руку. Но тот, освободившись вследствие падения доктора, вырвался от него. Снова прогремел выстрел, и привратник повалился на землю.

Загос был молодым дикарем, но все-таки ему тяжело было сделать то, что он считал в эту минуту необходимым. Он не мог взять с собой груз в виде раненого фон Удгеста. Но он боялся оставить этих людей в живых, так как они выдали бы его и разрушили бы все его планы. Он покончил с ними и, заперев ворота, оттащил тела подальше, а потом постарался спрятать их, насколько это было возможно без большой потери времени.

Сделав это, он пустился бежать. Он нашел свой мотоцикл, вскочил на него и уехал.

Слышала ли что-нибудь стража? По-видимому, нет. Но он мчался полным ходом в сгущающейся темноте, и в десяти милях до Влофа случайный камень на дороге сделал то, что не удалось лейб-медику короля: оглушенный и окровавленный, Загос скатился под придорожный откос.

Глава XXIV. В Квильф

В это время во Влофе Фредерик Доббинс, честный американский гражданин, истратил семьдесят пять арогуро или по текущему курсу пять долларов и тридцать три с третью цента казенных денег на фотографии. Он купил восемь снимков короля Павла III различных размеров и в различных костюмах и позах. Столько же портретов изображали родителей его величества, а остальные четыре давали понятие о внешности британского, французского, итальянского и бельгийского представителей при колибрийском дворе. Если бы лейтенант Загос знал о том подробном изучении, которое мистер Доббинс посвятил этим кускам картона, он несомненно вернул бы по принадлежности обвинение в сумасшествии. Если бы колибриец спросил американского представителя, какую нелепую цель он этим преследует, Доббинс, после ученых замечаний о формациях носов вообще, ответил бы, что, принимаясь за новую работу, полезно прежде всего ознакомиться с теми людьми, с которыми при этом предстоит встречаться.

Закончив свою работу над фотографиями, Доббинс, как истый американец, взялся за телефон. Он позвонил ряду оригиналов упомянутых нами портретов. Эти лица, не будучи американцами, вначале удивились, почему он не зайдет с визитом или не напишет, но кончили тем, что сами поехали к нему в его официальную резиденцию.

Могло бы показаться, что он понял свое невежество в дипломатических обычаях и стремился загладить допущенную им неловкость, так как на следующее утро после этих переговоров он опять вызвал колибрийское министерство иностранных дел и спросил барона Раслова.

Секретарь барона ответил, что его превосходительство только что уехал. Он собирался уехать… А впрочем, оказывается, он еще здесь!