Вор весны - Кетрин Макдональд

— О'кей, диван хороший, я согласен с тобой.

— Я же говорила тебе. Зеркало, включи последний живой боевик диснеевского фильма. Аид, призови попкорн.

— Да, моя госпожа.

Аид ‘Я не обнимаюсь’ сжимает свою подушку сорок минут подряд и не отпускает до самого конца. Он тупо ест попкорн, не отрывая глаз от экрана, время от времени задыхаясь или смеясь.

Мне кажется, я смотрю на него чаще, чем фильм.

Каким-то образом наши ноги сплетаются вместе, и я ложусь на подлокотник, в идеальном теплом пузыре блаженства. Я чувствую себя умиротворенной, без желания двигаться, даже когда идут титры и зеркало становится черным.

— Это было восхитительно, — говорит Аид. — Визуальные эффекты, музыка, юмор… Мне это понравилось. Сефи?

— Хммм?

— С тобой все в порядке?

— Устала.

— Ты выглядишь так, как будто готова заснуть.

— Так и есть.

— Может, нам пойти спать?

— Еще несколько минут… тут так удобно.

Аид наклоняется и гладит меня по лицу.

— Сефон?

— Да?

— Спасибо тебе.

— За что?

— За все, но особенно за сегодняшний вечер.

— В любое время.

Он вздыхает.

— Иногда мне хочется, чтобы ты была фейри, и я мог бы убедить тебя в этом.

— Я бы тоже иногда хотела быть фейри, — шепчу я, мои слова становятся липкими, как мед, и их трудно произнести.

— Что? Почему?

— Есть вещи, которые я хотел бы сделать…

— Например, что?

— Всевозможные вещи…

Но больше, чем все, что я хочу сделать, могла бы сделать, это желание вернуться домой. Снова увидеть папу. Особенно сейчас, когда мир, из которого я вырезала красоту, снова становится черным.

— Я скучаю по дому, — шепчу я, хотя знаю, что нет смысла говорить, что я хочу быть фейри и хочу вернуться.

Я обвиваю руками шею Аида и наполняюсь ароматом цветов и мяты, а также покалывающим теплом его кожи. Медленно его руки скользят по моей спине, обводя изгиб позвоночника. Он ничего не говорит, пока мое тело превращается в кашу, а мысли становятся липкими и темными.



15. Маски

Следующим утром Аид нервничает, как кошка в час колдовства. Он не может усидеть на месте. Выходит сразу после завтрака, проверяя, правильно ли освещен путь, а когда возвращается, распахивает двери и выстраивает в коридоре скелетов-стражников, одевая их в броню. Затем он вышагивает, бледнее, чем когда-либо.

Ирма вздыхает, оставляя его наедине с этим, и наносит на тронный зал последние штрихи.

Колонны увиты виноградными лозами, гобеленами с изображениями созвездий и шелковыми портьерами, закрывающими обсидиан. В бра на стенах отражается голубой огонь. Весь дворец залит светом, мерцающие пятна рассеивают мрак, как светлячки над чернильно-черным прудом. Столы ломятся от яств: сверкающей рыбы, фаршированных птиц, свежих соусов, золотистых ломтиков фруктов, мраморных сыров, сочного спелого винограда, цвета которого я не могу описать. Фонтаны полнятся пурпурным вином. Это целый собор чувств.

Аид все так же расхаживает из стороны в стороны.

— Иди оденься, — настаивает Ирма. — Ещё немного и прибудут первые гости, но, знаешь, не торопись.

Он безропотно направляется в свою комнату, и я тоже — в свою. Я пытаюсь расслабиться с помощью ванны, но она не помогает. Мои нервы натянуты, словно проволока, взвинчены страхом и неуверенностью.

Я натягиваю шелковую нижнюю юбку, закутываюсь в халат и выхожу на улицу, спрашивая Ирму, что мне надеть.

Она уже одета в развевающееся платье малинового и желтого цветов, ее маленькие ножки — в расшитых блестками туфлях. Она больше, чем когда-либо, похожа на живое пламя.

Она пожимает плечами.

— Лучше его об этом спросить. Я плохо разбираюсь в том, что должны носить очарованные смертные шлюхи. Пусть даже притворные.

Я старалась не обращать внимания на этот комментарий.

— Он все еще в своей комнате?

Она кивает.

Я направляюсь к нему, легонько стуча в дверь.

— Это я, — говорю я.

— Э-э, входи.

Я вхожу в тускло освещенную комнату. Псы подбегают меня поприветствовать, и я успеваю быстро погладить Харрикена и Керби, прежде чем Флаффи срывается с места.

— Оставь ее в покое, парень, — шипит Аид.

Он сидит на кровати, полностью одетый в темно-синий костюм, отделанный серебром и звездочками. Он возится со своими манжетами.

— Мои руки слишком сильно дрожат, чтобы застегивать пуговицы, — признается он.

Я пересекаю комнату и опускаюсь перед ним на колени, мои пальцы ловко спускаются по его рукам. Они прослеживают линии его ладоней, вплоть до кончиков пальцев.

— Все готово, — произношу я. — Жаль, что ты не можешь зачаровать свой наряд этим вечером.

Он слабо улыбается.

— Немного можно, — он проводит рукой по лицу, на глазах появляется черно-серебряная маска, скулы становятся припудренными, а губы — накрашенными золотой краской.

— Показуха, — говорю я. — Поможешь мне с моим?

Его улыбка исчезает.

— Чего ты хочешь?

— Это твоя вечеринка, и я играю свою роль. Доверюсь твоему выбору.

— Опасно, — говорит он. — Но все в порядке.

Он проводит пальцами по моему лицу, и я чувствую, как шевелятся и меняются мои волосы. Он проводит руками по плечам, вниз по талии, почти не касаясь. Мой халат тает, превращаясь во что-то мягкое, легкое и