Место полного исчезновения: Эндекит - Лев Златкин

Вторая партия прошла в тишине, и Игорю удалось свести дело к ничьей, правда, благодаря вечному шаху, на который попался Полковник.

Пан торжествовал и не скрывал своего торжества. Знай, мол, наших!

Полковник воспринял ничью, равноценную для него поражению, равнодушно, только тень неудовольствия мелькнула на лице и сразу же пропала, будто ее и не было.

— Повезло тебе! — заявил он, морщась. — Желудок мой взбунтовался, иначе я бы не пошел слоном на а8!

И он презрительно ткнул пальцем «слона», который выглядел, как царский генерал Врангель или Колчак.

— Вообще я заметил, что белым фигурам все время не везет. Красным везет больше.

— Ты имеешь в виду «черных»? — уточнил Игорь.

— А ты приглядись! — порекомендовал Полковник, приближая фигуру «черных» к тусклой лампочке, свисающей с потолка на шнуре безо всякого абажура. — Мореный дуб! Почти что черный, но с жутким каким-то красноватым оттенком. Мастер делал. Большой мастер. Так вырезал, что у всех фигур с лицами чертей, погляди, и рожки виднеются из-под комиссарских фуражек, руки в крови как бы.

Он был прав. Действительно: при тусклом свете пыльной электрической лампочки, зажженной в «полковничьем» углу, хотя еще не разрешалось включать свет, несмотря на темень, упавшую уже на землю, красноватый оттенок мореного дуба просвечивал именно на руках и на лицах фигур, придавая им жутковатый, поистине дьявольский вид и переводя спортивное состязание в политическое противостояние.

— Да! — согласился Игорь, указывая на оттенок Пану. — Видишь: руки и лицо?

Пан тоже увидел и долго восхищался народным умельцем, сгинувшим в прошлом году от тоски, так захандрил, что полез на забор ночью и был убит часовым, получившим за предотвращение побега дополнительный отпуск к невесте.

Полковник ткнул пальцем в своего подручного и велел:

— Марш на улицу, посмотри, совсем темень или можно без спичек обойтись?

Подручный послушно вышел из барака и, вернувшись, бодро доложил, что глаз еще различает, где сортир, а где «крикушник», хотя нос отказывается это делать.

У этого тупого громилы иногда проглядывал своеобразный юмор, высоко ценимый в зоне: грубый и доходчивый, безо всякого там второго смысла, скрытого дна.

И его шутливое замечание вызвало восторг у кодлы.

Отсмеявшись, Полковник неторопливо встал и сказал Игорю:

— Ты здесь обдумай, гроссмейстер, королевский гамбит, а пойду подумаю в верзошнике я, грешный. Какую-нибудь комбинацию придумаю потруднее комбинации из трех пальцев.

— Это кукиш, что ли? — тупо спросил подручный, готовый уже сопровождать в «поход» своего повелителя.

Полковник довольно больно постучал пальцем по его железной голове.

— Стук-стук! — сказал он насмешливо. — Есть кто дома? Лом, ты мне скажи: зачем тебе голова? Вполне твое тело может обойтись и без нее.

— Он ею ест! — пошутил Пан, вспомнив Жванецкого.

— Сразу в горло больше войдет! — отшутился Полковник, отправляясь из барака туда, куда и короли пешком ходят.

Игорь, обдумывая замысел игры и лихорадочно вспоминая какую-нибудь партию позаковыристей, которой Полковник, с его уже многолетней отсидкой, просто не мог знать, все же краем глаза увидел, что в дверь барака на выход без вещей нырнул Горбань, что-то придерживая рукой за полой тюремной куртки.

На какой-то миг, может, Игорь и встревожился, но тут ему вспомнилась великолепная партия из «поединка века» Каспаров — Карпов, которую он подробно изучил.

И он сразу же отбросил тревожную мысль, попутно мысленно отметив: «Что сможет Баня сделать даже с заточкой против Лома? Ему просто сломают руку, тем дело и закончится, правда, в лучшем случае, в худшем, его просто-напросто убьют».

Игорь Васильев стал прокладывать теоретически путь к победе над Полковником, одержать верх над которым для него значило больше, чем победа Наполеона над Кутузовым.

Полковник, как обычно, занял в одиночку туалет, выставив на страже Лома, дабы отпугнуть других, какие бы потребности они не испытывали.

Взгромоздившись «орлом» над очком, выпиленным в кедровой доске над выгребной ямой, Полковник стал тужиться, попутно предаваясь привычному размышлению, «игре ума», как он любил выражаться.

Быть вождем, королем, царем, посланником Бога на земле приятно во всех отношениях. Но такое положение имеет один самый главный недостаток: оно обрекает на полное одиночество, когда вокруг нет друзей, а есть подданные и подчиненные, к которым теряешь доверие в том смысле, что начинаешь волей-неволей подозревать их в желании либо предать тебя и переметнуться на сторону твоих злейших врагов или просто недругов, либо в желании руководить тобою, использовать дружбу в корыстных соображениях. А это сразу же, автоматически отдаляет от всех друзей, так как друзья обычно познаются в беде, а где беда, там обязательно требуется помощь, а помощь — это уже использование дружбы в корыстных целях.

И не важно, на каком уровне ты «король» или «королева». Всех объединяет одно — одиночество!

Полковник скорее почувствовал, чем услышал, как рядом с ним кто-то остановился. Удивленно подняв голову и обратив лицо в ту сторону, он с неподдельным изумлением воскликнул:

— Петюня?

Страшный удар по голове лишил его способности издавать звуки.

Лом, по привычке, стоял на страже у входа в сортир, отпугивая желающих войти туда одним своим видом.

Время шло, а Полковник не думал выходить. Так долго он еще не сидел, и Лом забеспокоился.

Приоткрыв дверь в туалет, он спросил:

— Полковник, тебя не смыло?

В ответ он услышал тихий и жалобный стон, который сразу же заставил Лома действовать: он рванул дверь на себя, но слишком сильно, мощная пружина заставила дверь отскочить от опорного штыря в земле, дальше которой дверь не открывалась, и сильно ударить Лома по спине.

Но этот удар был ничто в сравнении с тем, который обрушился на его голову, заставив упасть на дощатый пол туалета.

Игорь Васильев уже раздраженно думал о возвращении Полковника, все «домашние» заготовки были уже продуманы, а соперника все нет и нет.

— Уж климакс близится, а Германа все нет! — грубо пошутил Пан.

— Не прорыл ли Полковник подземный ход из туалета? — на полном серьезе высказал предположение второй ближайший помощник Боров.

Его тут же высмеяли.

Игорь, смотревший в сторону двери барака, опять заметил, как в нее проскользнул Павел Горбань. И Игорь мог поклясться, что Баня улыбался. И не просто улыбался, как улыбается человек, столкнувшийся с чем-то веселым, его улыбка была торжествующе-мстительной. Горбань поспешил лечь на свою койку, которую демонстративно поставили в отдельный угол возле параши, правда, ее сейчас не использовали, потому что погода была теплой и можно было всегда сбегать в общественный туалет, но в зимние вьюги, когда сила ветра была такова, что ослабленных плохой кормежкой заключенных просто валило с ног, она была всегда полным-полна. И Горбаню просто продемонстрировали, что отныне он — отверженный, «опущенный», и место его теперь всегда возле параши, и он — вечный танцор в ритуальном танце «чичи-гага».

— Сходи, посмотри! — предложил Борову Костыль, который тоже интересовался шахматами и издали следил за игрой Полковника с Игорем. — Может, тоже воспользуешься подземным ходом, наверное, его правильнее было назвать «дерьмовым».

— Нет! — поддержал игру Костыля Пан. — «Дерьмовый» — это плохой! Так уже укрепилось в нашем сознании. Лучше этот ход назвать «подговенный»!

Гогот барака только подстегнул Борова, и он побежал из барака по направлению к туалету.

Смех не помешал Игорю заметить, что следом опять выскользнул из барака Горбань, с той же странною улыбкой полупомешанного, но явно торжествующей и злорадной.

— Ничего! — ответил Костыль. — На свободу можно и засранным выскочить, лишь бы с чистой совестью. А что такое — свобода? Один умный человек сказал: «Свобода есть право делать все…»

— …что дозволено законами, — закончил фразу Игорь. — Почему-то эти слова все время забывают.

— Ты считаешь, что своеволие, «что хочу, то ворочу» — это не свобода? — возмутился Костыль.

— «Лишь глупцы называют своеволие свободой», — улыбнулся Игорь. — Это сказал другой умный человек.

Боров тоже пропал. Посвященные недоуменно переглянулись.

— Зуб даю! — заорал один из кодлы Полковника, самый молодой и гоношистый, — Полковник слинял, как граф Монте-Кристо, через подземный ход!

— Глохни, пацан! — оборвал его «вор в законе», стоявший рангом повыше. — Граф Монте-Кристо занял место мертвеца и только так покинул тюрьму, замок Иф.

Пан насмешливо шепнул Игорю:

— Чувствуешь, что в лагерной библиотечке есть книги Дюма?

Предположение, что Полковник вырыл подземный или «подговенный», как выразился Пан, ход, заставило кодлу броситься к туалету всей толпой, толкая и мешая друг другу, они выскочили наружу.