Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии - Эмиль Абрамович Паин

эта остановка публичной антисемитской кампании была связана, по крайней мере отчасти, с переориентацией внимания вождя на другое политическое событие: с середины 1949 и до лета 1952 года вся публичность сосредоточилась вокруг политического и судебного процесса — «Ленинградского дела».

Речь идет о многолетней и поэтапной чистке партийной номенклатуры Ленинграда, одноименной области и Карело-Финской ССР. Только одна, первая его часть, охватывавшая период с июля 1949 по октябрь 1950 года, получила в материалах МГБ название «Ленинградское дело». Именно для него в 1950‐м была восстановлена смертная казнь, отмененная в 1947 году. Это было самое жестокое судилище послевоенного времени. По приговору «суда» было осуждено 214 человек, из них расстреляно 26 человек и еще двое умерли в тюрьме. 69 человек, приговоренных к различным срокам наказания, начиная от пяти лет, были всего лишь родственниками обвиняемых, а среди них — много стариков и детей.

Этот судебный процесс по своей абсурдности, на наш взгляд, превосходил все процессы довоенного времени. «Ленинградское дело» было сфабриковано наспех и очень грубо. Приведем только несколько примеров этого. Московских обвиняемых (выходцев из Ленинграда А. А. Кузнецова, секретаря ЦК ВКП(б), Н. А. Вознесенского, председателя Госплана и члена Политбюро, М. И. Родионова, председателя Совета министров РСФСР) следствие объединило в единую «антипартийную враждебную группу» с руководителями Ленинградской партийной организации, хотя ни одно из обвинений не указывало на какую-либо связь между ними. Первым в списке стоит следующее обвинение: «Проведение в Ленинграде без разрешения ЦК ВКП(б) Всесоюзной оптовой торговой ярмарки», но это деяние связано только с решениями Родионова; другое обвинение: «Занижение планов хозяйственного развития страны в I квартале 1949 года» — могло быть вменено в вину только Вознесенскому, а якобы сфальсифицированные результаты выборов руководящих партийных органов в Ленинградской партийной организации на партийной конференции в декабре 1948 года, если бы оказались правдой, затрагивали бы только А. Кузнецова как бывшего первого секретаря обкома и сменивших его ленинградских партработников и совершенно не бросали бы тень на Вознесенского или Родионова.

Общим для жертв этого дела могло быть лишь то, что они все в разное время и в разной форме поддерживали идею, высказанную еще их покойным партийным руководителем Ждановым. Они все признавали, что если в РСФСР есть свой Совет министров и Верховный Совет, то здесь могли бы быть и республиканские органы ВКП(б), как в других республиках, а столицей Российской Федерации мог бы стать Ленинград. Эта идея не нравилась Сталину, и он считал это «русским сепаратизмом» и даже «русским национализмом». В обвинительном заключении этот сепаратизм формулировался в закамуфлированной форме как «линия на отрыв Ленинградской парторганизации и противопоставление ее ЦК ВКП(б)». Ныне очевидно, что ни открытые, ни зашифрованные обвинения не дотягивали до расстрельной статьи «измена родине». Чем же тогда была вызвана жестокость наказания основных обвиняемых? Понятно, что Сталин не только утвердил, но и инициировал этот процесс. Историк-архивист, ответственный секретарь Комиссии при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий в СССР В. П. Наумов отмечает:

В эти годы Сталин перенес центр тяжести в системе руководства партией и страной на органы государственной безопасности. <…> Он решал, кого следует арестовать, готовил вопросы для следствия, определял меру физического воздействия на арестованных[324].

У автора есть предположение, что «Ленинградское дело» было поручено соорудить министру МГБ В. С. Абакумову по причине того, что Сталин как главный режиссер-постановщик советских репрессий считал, что мифические «русские сепаратисты» должны были быть расстреляны раньше столь же мифических еврейских националистов из ЕАК.

Последнее «дело» вождя

После завершения «Ленинградского дела» возобновился, в мае 1952 года, судебный процесс над членами ЕАК. Процесс не стал показательным, его проводили тайно в здании Военной коллегии Верховного суда. Большинство подсудимых, выступая на суде, отказались от признательных показаний, но публика этого не услышала, и обреченных наказали жестоко: всего было репрессировано 125 человек, в том числе 13 человек расстреляли и еще 20 приговорили к максимальному сроку заключения (25 лет); шестеро погибли до суда в ходе допросов. Тем не менее пропагандистских дивидендов процесс не собрал. Пропагандистская шумиха затевалась вокруг другого процесса в кампании борьбы с безродными космополитами — «дела врачей-убийц».

Всего за два месяца до смерти Сталина (в январе 1953 года) была арестована группа известных московских врачей (М. С. Вовси, Б. Б. Коган, А. И. Фельдман, А. М. Гринштейн, Я. Г. Этингер и др.), евреев по национальности, которые были обречены Сталиным на показательную кару. Еще до суда, в Кремле, было сформулировано обвинение, одобренное 9 января 1953 года на заседании Бюро Президиума ЦК КПСС и изложенное в редакционной статье в «Правде» от 13 января. Статья, как и правительственное сообщение, делала упор на сионистском характере террористической группы, завербованной «филиалом американской разведки — международной еврейской буржуазно-националистической организацией „Джойнт“». Объявленная народу легенда гласила, что врачи-убийцы по заданию врага должны были сводить в могилу видных деятелей партии и правительства путем неправильного их лечения. Если кампания против театральных критиков вызвала массовый подъем ксенофобии, то не стоит удивляться взрыву ксенофобии, вызванной сообщениями об «убийцах в белых халатах» — это выражение стало популярным мемом в начале 1953 года. Антисемитизм разжигали и массово тиражировали в советской прессе. Конъюнктурные фельетоны о евреях, и не только о врачах, а о порочном народе в целом, заполнили собой популярные издания. Самый знаменитый фельетон такой направленности, «Пиня из Жмерники» писателя Ардоматского, был опубликован в журнале «Крокодил» в марте 1953 года. Последствия это «дела» могли стать еще более трагичными, но крупный показательный процесс по «делу врачей» не состоялся — режиссер-постановщик умер.

О сценарии «управляемой нетерпимости»

Многие считают антисемитизм разновидностью ксенофобии (юдофобией), но, на наш взгляд, такая оценка не всегда верна. Вне зависимости от того, была или не была присуща лично Сталину юдофобия, его национальную политику, в том числе и по отношению к евреям, нельзя свести к проявлениям ксенофобии, во всяком случае в том понимании этого явления, которое сложилось в социальной психологии. Здесь под ксенофобией понимаются иррациональные неконтролируемые страхи и предубеждения по отношению к чужим. Сталинский антисемитизм был совсем другим — осмысленным, контролируемым и прагматично коварным. Диктатор использовал этот инструмент политики в определенные исторические моменты и мог, по своему усмотрению, останавливать и возбуждать антисемитские кампании. Такая политика не была узконаправленной на какую-то одну этническую общность и предполагала возможность репрессий против любой этнополитической группы, включая и «русских националистов». В 1940–1950‐х годах масштабным, массовым репрессиям подверглись балкарцы, калмыки, чеченцы, ингуши, крымские татары, поволжские немцы и многие другие народы. Их образы целенаправленно демонизировались в массовом сознании жителей СССР. При этом нет никаких свидетельств, что Сталин испытывал к этим народам личные чувства ксенофобии, да и