Проданная - Лика Семенова

Тимон. Кажется, паук победил. Вот так просто. Будто пришиб щелчком пальцев беспомощную муху.

Дверь щелкнула и отворилась. Я вздрогнула всем телом от этого неожиданного звука. Испуганно обернулась и застыла, будто парализованная. Трудно было бы описать, что выражало лицо паука, который показался в проеме. Пожалуй, разом на нем отражалось буквально все: от сомнения и страха до превосходства и полного умиротворения. Он представлялся мне сейчас необыкновенно уродливым.

— Иди за мной.

Я инстинктивно попятилась, будто хотела сбежать. Но бежать было некуда. Позади меня находились лишь больничные койки и череда узких окон. И если я каким-то чудом выпрыгну в окно — меня просто поймают в саду. Не более того. Лишь в этом вся разница.

Казалось, управляющий читал все эти сомнения на моем лице. Его — украшала тонкая дуга. Уголками вверх. Будто старательно, с нажимом, выведенная карандашом. В глазах с десятком зрачков плясали лукавые искры. Он наслаждался моей беспомощностью, моим страхом. Поправил полу зеленой мантии:

— Иди за мной. Или потащат силой.

Огден направился к выходу, и мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Когда мы вышли из медблока, я увидела за своей спиной зеленые куртки охраны. Мы двинулись по галерее, но я не чувствовала ног. Казалось, кости и суставы размякли, сгибались под тяжестью тела. С каждым шагом представлялось, что голени гнутся пополам. Меня буквально тошнило от страха. И от духов управляющего.

Я видела перед собой зеленую спину с мягким обрисом плеч. Жидкие блеклые волосы взлетали при каждом шаге, как тенета. В бликах света просматривалась глянцевая розовая лысина. Даже его походка была мягкой и вкрадчивой, будто паук ступал сначала на носок, и только потом переносил вес на пятку. Теперь мне казалось, что именно так ходят подхалимы.

А я думала о том, что будь у меня нож, я бы, не задумываясь, воткнула острие в его спину. Может, не один раз.

Мы спустились по узкой лестнице для рабов, миновали холл и вышли в сад. Меня окутал до боли знакомый разогретый аромат бондисанов. Солнце слепило, ласкало кожу. Кварцевая крошка хрустела под ногами. Чем дальше мы удалялись от дворца, тем сильнее меня охватывала паника.

Огден меня продает.

От этой мысли хотелось умереть. Я беспомощно оглядывалась, будто пыталась уцепиться за сам воздух. Но спасения не было. Мы углублялись все дальше и дальше в сад, в сторону ворот. Шли по дорожке между садовыми павильонами — приземистыми строениями из белого мрамора.

Паук остановился перед дверью одного из них, вошел. Мне ничего не оставалось, кроме как идти следом. В спину уже подталкивала охрана. Мы пересекли разрезанное широкими окнами пространство и остановились у другой двери. Огден помедлил. Обернулся, глядя на меня. Чего он хотел? Убедиться, что я умираю от страха? Кажется, он убедился, потому что на его лице скользнуло едва заметное удовлетворение.

За новой дверью оказалась узкая лестница, ведущая в темноту. По мере того, как мы спускались, разгорались длинные тонкие лампы вдоль стен. Я вздрагивала от каждой новой вспышки. Просто перебирала ногами, уже не пытаясь понять, куда меня ведут. Просто шла, считала шаги, чтобы не сойти с ума от страха. Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять… Мы вновь поднимались и спускались. Я считала ступени. Я считала удары собственного сердца.

Наконец, открылась очередная дверь, скорее похожая просто на кусок стены. К моему удивлению, мы вышли в дворцовую галерею. Я даже не поверила глазам. Еще пара поворотов, и мы оказались перед дверью в мою комнату.

Огден торжествующе смотрел на меня, даже хмыкнул. Открыл, проведя пальцем по полочке ключа, и втолкнул меня внутрь. В отдалении Мира согнулась в поклоне. Паук бросил на ее беглый взгляд, пренебрежительно махнул рукой:

— Выйди вон.

Та поспешила исполнить приказание.

Я ничего не понимала. При взгляде на управляющего, у меня появлялась лишь одна догадка — он просто открыто издевался надо мной. Знал, что я умираю от страха. Он даже не скрывал удовлетворения:

— Выйти можно всегда. Но не всегда можно зайти. Еще раз такой фокус едва ли удастся.

Он развернулся и вышел. Я лишь услышала, как пискнула дверь — паук меня запер. Но я так ничего и не узнала.

Глава 22

Военный совет завершился гораздо позднее, чем было заявлено в официальном протоколе. Спустя пять часов скучнейшего заседания я уже охотнее прислушивался к храпу отставного генерала де Во, чем к речам с трибун. Несмотря на возраст, он все еще числился военным советником и не пропускал ни одного заседания. Но подавляющее большинство из них проводил уже привычным манером — то есть спал. И всегда за моей спиной. Впрочем, всем было плевать — от некогда блестящего генерала давно не было никакого толку. Все рано или поздно меркнет. Даже звезды тухнут. Дело лишь во времени. Это неизбежно.

Я, наконец, поднялся, разминая ноги. Многочасовое сидение давалось мне с трудом — сказывалось ранение. Был задет позвоночник — медики тогда чудом возвратили мне способность ходить. Я не любил вспоминать это время, потому что чувствовал себя совершенно беспомощным. Это было недопустимым. Я постоянно думал тогда, что бы сказал мой отец, глядя на меня. И на ум не приходило ничего хорошего. Резкий, деспотичный, непреклонный. И лишь Варий, как коварная лисица, умел сглаживать острые углы. Они были половинками одного целого, отец и Варий. Для меня они так и остались неразделимыми. Я утратил отца, но все еще мог посмотреть в глаза его отражению.

А Уния после моего ранения совсем обезумела и уже не желала отпускать сына ни на шаг от своей юбки — даже уже имея собственные покои, Невий все время болтался на половине матери. Так было спокойнее. Ей. Как, впрочем, и ему. Она не хотела и слышать о службе, даже если это грозило отсутствием карьеры. Она, прочила сыну глупую «карьеру» компаньона принца Эквина, считая, что этим убережет его от всего на свете и обеспечит самое блестящее будущее. Как она повторяла на любые мои возражения: «Мальчикам так хорошо вместе. И его величество полностью одобряет эту дружбу». Когда я поступал, как подобает, забирая