Вступление Финляндии во вторую мировую войну 1940-1941 гг. - В Барышников

Утром 12 ноября с подчеркнутой помпезностью на вокзале столицы Третьего рейха В. М. Молотова встречали министр Риббентроп и фельдмаршал Кейтель. В этот день после завтрака предстояла беседа с фюрером в его кабинете.

О встречах между Молотовым и Гитлером в настоящее время известно, главным образом, по протокольным записям их бесед. Они велись с советской стороны переводчиками В. М. Бережковым и В. Н. Павловым, а с немецкой — П. Шмидтом и Г. Хильгером. Тексты обрабатывались сразу же после окончания бесед без согласования с двух сторон. В. М. Бережков — дипломат, историк и журналист — написал впоследствии интересные воспоминания, в которых содержатся многие подробности того, что происходило в ходе этих переговоров. О них существуют сведения также в мемуарах немецкого переводчика П. Шмидта. Имеются и фрагментарные записи мемуарного характера о визите Молотова в Берлин, сделанные министром иностранных дел И. Риббентропом во время Нюрнбергского процесса в тюремной камере. Представляют определенный интерес также неофициальные, отрывочные интервью В. М. Молотова, в которых в 1970-е годы, будучи уже в преклонном возрасте, он рассказал о своем пребывании в Берлине. Кроме того, в 1991 г. были опубликованы телеграммы, передававшиеся из столицы Германии главой советской делегации Сталину, о содержании бесед с Гитлером и ответные указания из Москвы, как следует их вести дальше.[685]

В этих источниках есть свои детали и оттенки, но общим является констатация озабоченности, выраженная главой советской делегации в ходе двух бесед с Гитлером по поводу сосредоточения немецких войск в Финляндии вблизи границы с СССР. По словам П. Шмидта, В. М. Молотов вел «политическую разведку планов Германии».[686]

В том, что со стороны Советского Союза будут продолжаться настойчивые требования объяснить поведение Германии в отношении Финляндии, Гитлер, очевидно, не сомневался. К тому же перед началом переговоров Молотов по «финляндской проблеме» беседовал с Шуленбургом (он также прибыл из Москвы в Берлин). «Только что, — сообщал Молотов Сталину, — заходил ко мне Шуленбург с поручением от Риббентропа, что прошлогодний протокол в отношении Финляндии остается полностью в силе. Я потребовал сделать из этого практические выводы: 1) увести германские войска из Финляндии и 2) прекратить как в Финляндии, так и в Германии политические демонстрации, направленные во вред интересам СССР».[687] Конечно же, о содержании этой беседы было доложено Гитлеру и тот, следовательно, шел на встречу с Молотовым, уже имея продуманную тактику действий по финляндскому вопросу.

Особенно настойчиво Молотов добивался ответа у Гитлера на поставленный перед ним вопрос на второй день переговоров — 13 ноября. После обмена телеграммами со Сталиным Молотов был настроен весьма решительно. В 4 ч 45 мин утра он телеграфировал в Москву относительно Финляндии: «…Я заставлю их об этом заговорить».[688] Действительно, по наблюдениям немецкой стороны, Молотов проявил большую настойчивость, добивался выяснения всего того, что касалось СССР «гораздо точнее», чем говорил ему Гитлер. Перейдя к рассмотрению именно конкретных проблем, он, по выражению П. Шмидта, «взял быка за рога», причем «вопросы сыпались на Гитлера сплошным потоком». И далее немецкий переводчик заметил: «Ни один иностранный посетитель никогда не говорил с ним так в моем присутствии».[689]

Обратимся, однако, к отдельным местам протокольных записей и проследим, как Гитлер стремился скрыть начатое уже втягивание Финляндии в орбиту подготовки войны против Советского Союза. Он заявил: «Германия не имеет политических интересов в Финляндии— Германия заинтересована в Финляндии экономически, ибо получает оттуда лес и никель». И далее: «Утверждение, что немцы оккупировали некоторые части территории Финляндии, не соответствует действительности. Германия направляет через Финляндию транспорты в Киркенес. Для этих перебросок Германии нужны две базы, так как из-за дальности расстояния его нельзя было покрыть в один переход… Германское правительство стремится к тому, чтобы воспрепятствовать возникновению второй войны в Финляндии».[690]

В ответ на это Молотов высказался жестко и определенно: «В Финляндии не должно быть германских войск, а также не должно быть тех политических демонстраций в Германии и Финляндии, которые направлены против Советского Союза». При этом он добавил: «…Правящие круги Финляндии проводят в отношении СССР двойственную линию и доходят до того, что прививают массам лозунг, что “тот не финн, кто примирился с советско-финляндским мирным договором 12 марта”».[691]

Беседа приобрела острый характер. Вспоминая об этом, Бережков писал, что, «прибегнув к старому способу, согласно которому лучшая защита — это нападение, Гитлер пытался изобразить дело так, будто бы Советский Союз угрожает Финляндии».[692] Шмидт запротоколировал в этой связи его слова, что «наиболее важным для Германии вопросом является вопрос о том, есть ли у России намерения начать войну против Финляндии». Самовозбуждаясь и давая понять, что с немецкой стороны будут сделаны надлежащие выводы, Гитлер заявил на повышенных тонах: «…На Балтике не должно быть более никакой войны. Балтийский конфликт вызовет крайнюю напряженность в германо-русских отношениях и помешает будущему великому сотрудничеству».[693]

В 1987 г., находясь в Финляндии, Валентин Бережков в интервью главному редактору журнала «Суомен Кувалехти» Пекка Хювяринену вновь описал обстановку этой части беседы в кабинете фюрера: «Гитлер пришел в бешенство, щеки его стали пунцовыми. “Что вы хотите от Финляндии?” — закричал он прямо срывающимся голосом».[694]

Не случайно до наших дней в литературе из книги в книгу кочует утверждение, что Молотов в беседе с Гитлером требовал якобы «права ликвидировать Финляндию»,[695] но Гитлер «спас» ее от этого. Также в годы второй мировой войны Берлин старался представить суть этих переговоров именно так, сообщив финскому руководству накануне нападения Германии на СССР, что Молотов в ноябре 1940 г. просил у Гитлера разрешения «свести счеты с Финляндией, т. е. ликвидировать Финляндию», но Гитлер сразу же отверг эти требования.[696] Об этом же напомнили финнам и осенью 1941 г. Тогда, 29 октября, германский МИД распространил, в частности, «сведения» о состоявшихся в 1940 г. переговорах в Берлине с Молотовым, где Гитлер был представлен «защитником» Финляндии, «предостерегавшим» Москву, что «новая война между Финляндией и Россией будет иметь непредсказуемые последствия для отношений Германии с Россией».[697] Берлинские переговоры Молотова тогда вспоминали не случайно: необходимо было воздействовать на финляндское руководство, чтобы оно более решительно приступило к действиям как соучастник агрессии против СССР.

В октябре 1941 г. это нужно было также и для того, чтобы в Хельсинки не поддались давлению Англии и США, добивавшихся от Финляндии приостановления наступления ее войск на ленинградском направлении. Так Германия пыталась дипломатическими усилиями запугивать финское руководство, использовав для этого тезис о «советской угрозе».

Что же касалось того, насколько данная информация соответствовала действительности, на это могли дать ответ лишь протокольные записи, которые 12–13 ноября велись переводчиками в ходе переговоров. При их тщательном изучении в словах Молотова не обнаруживается именно того, что могло быть истолковано как проявление стремления советской стороны ликвидировать независимость Финляндии. Хотя в той части, где Молотов говорит о неправомерности действий Германии по размещению войск на финской территории, содержится напоминание о существовании секретного приложения к договору от 23 августа 1939 г. с указанием на положения о сферах влияния. Молотов сказал, как запротоколировано Шмидтом, что «согласно германо-русскому соглашению Финляндия входит в сферу влияния России». А далее подчеркнул, что «не видит каких-либо симптомов начала войны на Балтике».[698] Это же подтверждает и стенограмма допроса Риббентропа на Нюрнбергском процессе 30 марта 1946 г., когда на прямо заданный ему вопрос защитника, что он думает по поводу того, что «Россия чувствовала себя неудовлетворенной русско-финским мирным договором и что Россия была бы не прочь аннексировать всю Финляндию», он откровенно ответил: «Это сформулировано не было, однако было очевидно, что Россия рассматривает Финляндию как сферу своего влияния».[699] То есть из сказанного следовало, что Москва была крайне озабочена тем, что Германия перешагнула рубеж, который был определен в результате советско-германских договоренностей 1939 г., и начала свое дальнейшее проникновение на восток к границам СССР.