Опыт путешествий - Адриан Гилл

Тут мало что растет. Попался маленький симпатичный желтый цветок с широким узловатым стеблем, напоминающим ногу слона, за что его и назвали pachypodium[136]. Невысокая трава, сильно пахнущая скипидаром, — отдаленный родственник розмарина. Алоэ — один из сотен местных видов этого растения. Вообще отличить один вид алоэ от другого очень трудно, если вы не специалист, но, к счастью, один из собирателей им и оказался. Он автор путеводителя по алоэ Мадагаскара, который мне очень хотелось назвать «Про Алоэ, Алоэ и Алоэ». Сбор семян лишь кажется легким занятием.

На деле это сизифов труд. Во-первых, семена должны быть созревшими, а определить это может только эксперт. К счастью, среди нас есть и такой. Во-вторых, заниматься этим нужно в правильное время. А собрать необходимо 3 тысячи зерен.

Люди из Кью-Гарденз хорошо знают, кто способен заниматься всем этим. Бесстрашные бородатые мужчины и добросердечные, немного сумасшедшие женщины, которые погружаются в девственно-нетронутую флору южных регионов земного шара, чтобы наполнить хранилища садовых центров в графстве Суррей. Этот глобальный проект может осуществляться только в сотрудничестве с местными ботаническими садами. Поэтому они делятся семенами — по полторы тысячи каждому. Право использовать их в коммерческих, медицинских или даже ювелирных целях сохраняется исключительно за страной происхождения. В этом нет и намека на грабеж. Речь идет о спасении планеты, а не об очередном способе ее эксплуатации. Три тысячи семян — не проблема, если речь идет об орхидее, у которой в каждой коробочек по нескольку сотен семян. Но можно заработать грыжу, собирая кокосовые орехи. На деле самое большое семя в мире — это семя coco de mer, ореха, который моряки привезли с собой ради шутки, — уж больно он напоминал часть гениталии. Сейчас этот вид на грани исчезновения. Под низким деревом у реки мы встречаем группу свирепых мужчин, вооруженных копьями. Они разводят огонь и протягивают к пламени на лезвии своего оружия коровьи кишки и желудки. Мужчины объясняют, что ведут разведку для еще большей группы, преследующей бандитов, укравших у них скот. Они будут искать их на высокогорных тропинках и на открытой местности, а потом найдут и убьют. Они шумят и жестикулируют, осуждая бандитов. Мы желаем им удачи и отправляемся дальше. Бандитизм типичен для Мадагаскара. Воровство скота для некоторых кочевников — единственный способ выжить. Это единственное богатство.

Животных едят, они — символ статуса. Они появились здесь сразу после человека, который разрушил счастливую зеленую задумчивость Мадагаскара.

Тем вечером мы остановились в деревне. Так безопаснее, потому что бандиты, хоть и охотятся обычно за крупным рогатым скотом, могут воспользоваться случаем и ограбить vazaha — белого человека, который, к примеру, покупает мешки кристаллов для оздоровительного центра в Европе.

В целом на Мадагаскаре довольно безопасно, местные жители достаточно дружелюбны, за исключением случаев — и это так похоже на Африку, — когда они недружелюбны. На следующий день мы отправляемся на центральное плато острова. Дорога — одна из главных артерий. В течение 800 километров путешествия нам встречаются только пересекающие горы русла пересохших рек, петляющие и завихряющиеся, как будто ищущие свой конечный пункт. Водители и наездники стараются найти более удобный путь, поэтому на дороге можно встретить развилку или новую тропку, однако все эти три-четыре «рукава» уже через сотню метров могут вновь сойтись в один.

Мы путешествуем на двух лендроверах, набитых людьми и оборудованием. Поездка занимает 15 часов и ни разу не удается перейти на передачу выше второй. Навстречу попался только один грузовик да четыре безумных итальянца на мотоциклах. В деревнях — трехэтажные дома из кирпича с тростниковыми крышами, опоясанные акведуками и маленькими каналами. Люди одеты в нейлоновые балахоны, купленные, по всей видимости, у заезжих торговцев. Раньше они носили платки из шерсти и шелка дикого шелкопряда. Но китайский нейлон, видимо, дешевле. Некоторые мужчины натягивают на себя шляпки, которые обычно надевают на свадьбы тещи. Не имея представления о предназначении этих шляпок, местные мужчины считают их достаточно крутыми.

Рис — главный источник углеводов. Малагасийцы, жители острова, должны есть его три раза в день. На завтрак — отвратительную жидкую кашу с маленькими кусочками мяса или рыбы. На обед и ужин рис сварен лучше, и едят его с более крупными кусками рыбы и мяса, добавляя столь острый соус, которым наверняка можно стирать лак с ногтей. Их умение употреблять рис в пищу необыкновенно. Они пьют даже воду, в которой его варят. Малагасийская кухня — худшая из всех тех, с которыми мне приходилось сталкиваться в Африке. Не лучше было и наше путешествие на автомобиле. Беспрерывное прослушивание малагасийской поп-музыки качество поездки явно не улучшило. Но нашему водителю нужно было чем-то взбодриться.

Мы кое-как протряслись через крышу острова. Пейзаж потрясал. Волнистая, покрытая травой степь с вкраплениями зарослей эвкалипта и пихты, которые заменили на склонах холмов деревья местного происхождения.

Где-то вдали виднелся столб дыма и яркие вспышки горящих кустарников.

Всю дорогу мы видели этот предупреждающий столб дыма — розовато-лиловый сигнал, обозначающий опустошение и разрушение. А потом выехали на местность сероугольного цвета, с выжженными алоэ, почерневшими так, как будто огонь торопился изо всех сил закончить свою работу. Теплый воздух, исходивший от машины, смешивался с острым запахом зловонного дыма. На пожарищах не видно людей — не исключено, что они вообще никогда не были в этих местах. Язычки пламени напоминали бегающих мелких зверюшек — единственных обитателей этой местности. Неожиданно мы оказались посреди пожара. Огонь стал злым и сильным, жадно ищущим деревья, чтобы накормить себя, стремящимся вперед, заглатывающим растения, изрыгающим дым и копоть. Огненная стая нападала на листья и ветки: они извивались, скручивались и увядали.

Весь этот огромный, шириной с Англию пейзаж был создан огнем. На Мадагаскаре нет естественных пастбищ. Слой почвы очень тонок. Землю постоянно поджигают пастухи, чтобы выращивать рогатых и горбатых зебу — животных, настолько соответствующих этим местам, что местные природоведы не могут поверить, что они родом не с Мадагаскара. Именно из-за зебу была безвозвратно потеряна столь значительная часть изначального мадагаскарского пейзажа. Но малагасийцам пожары, похоже, очень нравятся. Они не всегда устраивают их ради дела — часто им просто нравится видеть, как горит огонь. В каждом из них сидит пироманьяк. С наступлением темноты мы останавливаемся в залитом светом кафе для водителей грузовиков (среди которых огромное количество китайцев). Под старой кожей Мадагаскара скрыты огромные залежи металла и минералов. Из-за отсутствия инфраструктуры и дорог разрабатывать месторождения экономически невыгодно. Так продолжалось до тех пор, пока китайцы не стали поедать землю, как голодные зебу. Ирония нынешней ситуации в том, что именно горнодобывающие концессии защищают леса, не давая возможности малагасийцам сжигать их.

Мы добрались до сухого леса в Киринди, в западной части острова. Честно говоря, нужно быть специалистом, чтобы прийти в восторг от сухого леса в засушливый сезон. Грязь серого цвета. Бледная, пыльная, плотная масса гнилых деревьев, о которых можно подумать, что они мертвые. Мы прошли сквозь этот лес, слушая крик самца кукушки, назойливо призывающего к спариванию всех самок в округе. А потом меж деревьев, пересекая наш путь, промелькнула группа красногрудых лемуров.

Специалисты по семенам нашли нужный им гибискус. Один из трех скалолазов, проворный парень с узловатыми, как связки чеснока, ногами, вскарабкался на него, как лемур, раскрыл семенную коробку и стал трясти ветку. Семена опадали, как серые конфетти, мы собирали их среди серых ветвей, а над нами кружила мошкара вида галиктида хайлэндская.

Я нашел красивую орхидею — белую с желтым центром. Это дикая ваниль. Но ее семена еще не созрели. Название орхидей происходит от тестикул. Если вам удаляют яичко, то операция называется орхидэктомия. Орхидеи — цветы элегантные, нежные, но при этом довольно энергичные. Той ночью мы гуляли по безмолвному серебряному лесу. Это — пугающее место. Тропинки усеяны чернильными тенями, некоторые из них оказываются мышами-лемурами. Их лучистые маленькие глазки мерцают в темноте. Через 30 метров загораются два более крупных огонька и вместо того чтобы броситься наутек, начинают нагло к нам приближаться. Мы стоим, затаив дыхание и стараясь не издавать ни звука. В лесу пронзительно кричит ночная птица. Животное размером с лису, но более гибкое и изворотливое, напоминающее большую кошку или мангуста, подходит прямо к моим ногам, смелое от любопытства. Красивая морда (напоминающая выдру) с круглыми огромными глазами ночного охотника, продолговатое тело и изящный длинный хвост, который мотается во все стороны. Это фосса — единственное плотоядное млекопитающее на Мадагаскаре местного происхождения, теперь крайне редкое. Фосса — ночной охотник на лемуров и гнездящихся птиц. Она обнюхивает нас с эпикурейской деликатностью, обходит кругом, а потом бросается в лес, и тени деревьев скрывают отблески ее меха. Кроме своего потрясающего хвоста, фосса обладает еще и самым длинным (в сравнении с длиной тела) пенисом среди млекопитающих. Слушая, как она охотится в лесу, я потихоньку засыпаю, не снимая антимоскитной сетки.