Полуброненосный фрегат “Память Азова” (1885-1925) - Рафаил Мельников

Работы на приготовляемых в плавание судах эскадры начинаются в 6 часов утра и продолжаются иногда до полуночи, с полуторачасовым полуденным перерывом на обед рабочих

Н.Н. Лендер

Мятеж

Давнее и неуклонно нараставшее настроение Российской империи, замечавшееся еще в пору путешествия “Памяти Азова” с наследником в 1890–1891 гг., выплеснулось в 1905 г. катастрофами флота и мятежа на кораблях. Цусима, “Князь Потемкин-Таврический”, “Очаков” — эти слова в 1905 г. были на слуху у всей России. Но казалось немыслимым, чтобы к этим словам могло прибавиться и название крейсера “Память Азова”. Тяжкий крест невиданного еще на Балтике мученичества, доставшегося по злой иронии судьбы самым квалифицированным, преданным своему делу и патриотически мыслящим офицерам, лег на корабль, осененный знаками св. Георгия.

С ликвидацией под руководством Г.П. Чухнина мятежа Черноморского флота, казалось, что со смутой покончено. Но запоздало дарованное лукавым императором начало “гражданских свобод”, уже не могли остановить раскрутившийся маховик первой русской революции. Флот на Балтике, до предела истощив свои материальные и людские ресурсы для войны на Дальнем Востоке, был деморализован Цусимой. К несчастью, не было у него такого непреклонного, готового на смерть вождя, каким себя в Черном море сумел проявить Г.П. Чухнин. Слабо ощущалась на Балтике исповедующая истовое отношение к службе чухнинская школа. Полностью переменился на “Памяти Азова” и запомнивший уроки Г.П. Чухнина офицерский состав. И произошло немыслимое. Революционные подпольщики смогли переправить на корабль переодетого матросом большевистского организатора. Он и сумел поднять на мятеж кучку матросов. Офицеры и кондукторы были застигнуты врасплох. Но обо всем произошедшем пусть лучше скажут помещенные ниже документы.

События эти стали главным поводом для переименования корабля в связи с переходом в учебный отряд Балтийского флота. 12 февраля 1909 года “Память Азова” становится учебным судном “Двина” и входит в состав учебно-минного отряда Балтийского флота. С 1907 г. корабль входил в состав учебно-минного отряда и вместо прежней артиллерии имел на вооружении лишь четыре 47-мм пушки, запас топлива составлял около 650 т.

Океанская вахта старого крейсера завершилась окончательно.

Первая мировая война

Для бывшего крейсера потянулись однообразные годы, наполненные мирной службой и спокойными походами с матросами-первогодками. Титов и Андрущенко достойно сделали когда-то своё дело, и “Двина” продолжала службу являясь самым старым кораблем в учебном отряде.

Немногое изменилось в жизни “Двины” и с началом первой мировой войны. Но с осени 1915 года “Двина” получает новое и неожиданное назначение: бывший крейсер становится плавучей базой английских подводных лодок, действующих в Балтийском море.

Это было вызвано увеличением численности английского соединения по прорыву новых лодок через балтийские проливы. Учебное судно, а в прошлом корвет “Рында”, где ранее базировались подводники, стало тесно для них.

К этому времени “Двина” была практически разоружена (сохранялись только 6 устаревших 47-мм орудий). Была резко сокращена (до 680 тонн) емкость угольных ям. Места демонтированных устройств и механизмов, погребов и угольных ям заняли стеллажи для многочисленных запасов и дельных вещей для английских лодок. Здесь же были размещены около 60 торпед. Значительную часть корабля превратили в общежитие для подводников и русского обслуживающего персонала.

Именно сочетание русских мин и английских торпед остановило немецкий “флот открытого моря”, прорвавшийся августе 1915 года в Рижский залив.

Совершив стратегический прорыв к Риге, они отказались от его развития, будучи “связаны” лучшими в мире русскими минами, беспримерной храбростью моряков канонерской лодки “Сивуч” и, наконец, торпедой английской подводной лодки Е-1, поразившей один из лучших кораблей германского флота — линейный крейсер “Мольтке”.

Но с нарастанием трагических событий в России отношения с союзниками быстро портились. Живя на одном корабле, англичане и русские стали неприятно удивлять друг друга всё больше и больше. Англичан поражала “забитость” русских нижних чинов, “вынужденных отдавать салют каждому офицеру”, а русских, в свою очередь, “чрезмерные”, с их точки зрения, требования: обеспечение “чрезмерной” чистоты, спортивных занятий и “деликатного” обращения с точными, механизмами и т. д.).

После Февральской революции, 31 марта 1917 г., под давлением “революционных масс” Морское министерство издало указ “о возвращении названий кораблям, отнятым у них за революционные выступления”. “Двина” снова стал “Памятью Азова”. Отношения теперь уже “бывших союзников” стремительно ухудшались с нарастанием развала русского флота и падением дисциплины в нем. С заключением брестского мирного договора какие

бы то ни было отношения вообще стали невозможны. Весной 1918 года англичане взорвали свои корабли и эвакуировали личный состав соединения.

В годы гражданской войны старый крейсер находился в частичной консервации в Кронштадте. Казалось, что долгая и мирная жизнь корабля также мирно закончится у причальной стенки Кронштадстской гавани. Но судьбе было угодно распорядиться иначе. Гражданская война повсеместно бушевала на территории бывшей Российской Империи. Шла она и в Финском заливе летом 1919 года.

Вследствие Ледового похода, совершенного в 1918 г. ядром сил Балтийского флота, наступавшая на Петроград армия Юденича практически не имела морских сил. Эту поддержку с моря обеспечивал флот Великобритании. Вчерашние союзники бросили для уничтожения остатков Балтийского флота самые современные боевые машины своего времени: самолеты и торпедные катера.

В ночь на 18 августа 1919 года английские моряки провели комбинированную наступательную операцию по уничтожению боевых кораблей Рабоче-Крестьянского Красного флота: семь английских торпедных катеров с рассветом прорвались в акваторию Кронштадтской гавани. Действия их были согласованы с одновременным отвлекающим авиационным налетом и хорошо организованы. Но, несмотря на большие потери (3 из 7 катеров, участвовавших в атаке), успех английских катерников был не так значителен, как следовало бы ожидать. Не добившись ни одного попадания в линейные корабли, англичане лишь вывели из строя додредноут “Андрей Первозванный” и потопили старый крейсер, стоявший ближайшим к выходу из гавани и всем бортом развернутый в сторону атаки.

Как боевая единица “Азов” не представлял военной ценности. Но как плавбаза он продолжал использоваться подводными лодками. Проведенная за два дня перед атакой аэрофотосъёмка зафиксировала две из них, пришвартованные к “Азову”. Но за это время лодки сменили место стоянки, и крейсер один оказался “на линии огня”.

Так, на 31-м году своей непростой жизни “Память Азова” принял свой первый и последний бой.

Пораженный двумя торпедами вчерашних союзников, домом и прибежищем которых он был почти три года войны, корабль лёг на грунт, с креном примерно 60° на борт в сторону выхода из гавани. Ведение же какой — либо борьбы за живучесть представляется в условиях “РККФ образца лета 1919 года” маловероятным.

В течение еще шести лет полузатопленный остов корабля лежал на дне Кронштадтской гавани. Намеченные на 1921 год работы по его подъёму были отложены, и только 25 ноября 1925 года крейсер “Память Азова” был официально исключен из списка кораблей РККФ. {6}

Из рапорта старшего морского начальника русских морских сил в водах Финляндии А.П. Зеленого командованию Балтийским флотом о деятельности после ухода судов Балтийского флота

От 2 мая 1918 г.

11 апреля по уходе последнего каравана судов я вместе со штабом перешел на “Память Азова”, где в полдень и был поднят мой флаг, причем и здесь, как и везде, был полный хаос.

Мною были приняты меры к скорейшей регистрации оставшихся судов и личного состава, и начался перевод всех судов в Северную гавань. Весь день 11 апреля налаживали службу штаба и возились с радиотелеграфом, который был готов при усиленной работе телеграфистов только к полдню 12 апреля.

12 апреля в 9 час. утра, согласно решению, принятому мною и комиссаром Жемчужным {7}, на судах поднят Андреевский кормовой флаг.

12 апреля с утра начались отдельные выступления белой гвардии, и в городе начали раздаваться выстрелы. К 12 час. на всех наших судах были подняты флаги “Щ”, {8} как то было обусловлено Гангэудским договором. О поднятии флагов мною было сообщено но радио германскому адмиралу. К полудню в городе ружейный и пулеметный огонь усилился; к этому времени германские войска вступили в предместья Гельсингфорса.