Гений столичного сыска - Евгений Евгеньевич Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Эй», – хотел было крикнуть мальчишка, однако коляски с седоком, выронившим или выбросившим кинжал, уже и след простыл.
Юрка поднял кинжал, оглядел его и вспомнил слова отца: «Если что найдешь на улице, всегда надо отдавать городовому». Конечно, находка была интересная, неплохо было бы оставить ее у себя, чтобы после похвастаться перед ребятами, однако мальчик вовремя вспомнил, что он уже большой. А это означает, что и поступать он обязан по-взрослому.
И Юрий Чикин потопал к будке городового.
– Вот, – протянул он постовому найденный кинжал.
– Что это? – недоуменно спросил городовой.
Юрка Чикин был несказанно удивлен. Такой большой дядька, полицейский, да еще с медалями, а не знает, что этот большой ножик, заточенный с двух сторон, называется кинжалом!
– Как что? Кинжал, – тоном большого затока изрек Юрка и снисходительно глянул на городового.
Тот только усмехнулся:
– Вижу, что кинжал. Твой, что ли?
– Нет, – ответил Юрка. И добавил, предвосхищая следующий вопрос городового: – Нашел.
– Где?
– Во‑он там, – Юрка указал рукой в сторону перекрестка Владимирской и Астраханской улиц.
Городовой внимательно посмотрел туда, куда указывал мальчишка, затем аккуратно взял из его руки кинжал, потрогал пальцем погнутый от удара о каменную мостовую кончик лезвия, после чего сосредоточил свое внимание на рукояти. Затем хмыкнул, пристально посмотрел на мальчика и попросил его рассказать, при каких обстоятельствах и где именно он нашел кинжал.
– Я шел в гимназию. Мимо меня быстро проехала коляска, и из нее выпал этот кинжал. Я его подобрал и принес вам, – выпалил Юрка Чикин и нетерпеливо посмотрел на городового. Юрке пора было в гимназию, не хотелось опаздывать на первый урок. Но городовой, как нарочно, принялся задавать разные вопросы: как его зовут, где он проживает, кто родители…
После чего спросил:
– Куда повернула коляска?
– На Архангельскую улицу, – ответил Юрка.
– А кто ехал в коляске?
– Я не видел.
– Выходит, ты не разглядел седока?
– Нет, – чуть подумав, промолвил Юрка.
– Но кто это хоть был – мужчина или женщина? – продолжал допытываться городовой.
– Мужчина, – уверенно ответил Юрка.
– Откуда ты знаешь, что это был мужчина? – слегка прищурился городовой. – Ты же говоришь, что не разглядел седока.
– Я видел пальто и шапку, – убедительно ответил Юрка Чикин. – Такие военные носят.
– Военные? – переспросил городовой.
– Ага, – подтвердил Юрка.
– Стало быть, седок в коляске был в пальто… А точнее, в шинели, – последняя фраза Юрке не предназначалась, в отличие от следующей: – Пальто было серого цвета?
– Да, серого.
– А шапка на нем была такая круглая, барашковая? – снова предположил городовой.
– Да, – последовал ответ.
– Хорошо, – кивнул городовой и куда-то заторопился.
Случись подобная находка не на улице Владимирской, бывшей у всего города на слуху после убийства генеральши Безобразовой и ее служанки Сенчиной, не попадись кинжал гимназисту Юрке Чикину, отнесшему его городовому Зотову, проходившему по означенному делу одним из главных свидетелей, возможно, этому событию и не было бы придано никакого значения.
Городовой Зотов, служака ответственный и рьяный в самом положительном значении этого слова, отнес кинжал в свою полицейскую часть, написав полный рапорт о времени, месте и обстоятельствах нахождения холодного оружия. Кинжал зафиксировали как возможную улику двойного убийства, произошедшего на Владимирской улице, и без промедления показали врачам-экспертам. После чего городовой врач Павел Николаевич Правицкий (делавший заключение по двум найденным при обыске у Константина Тальского кинжалам и признавший, что раны генеральше Безобразовой и ее горничной Сенчиной были нанесены не ими) вынес и собственноручно подписал экспертное заключение, что найденный кинжал по размерам и форме полностью соответствует ранам, нанесенным убитым женщинам. На то, что кинжал мог быть орудием убийства, указывала засохшая кровь, обнаруженная на лезвии, у самой его рукоятки. И еще то, что кончик лезвия кинжала был загнут. Поскольку второй удар, нанесенный убийцей генеральши Безобразовой прямо в печень, вырвал из нее небольшой кусочек, то такое ранение могло быть произведено оружием с загнутым концом клинка. А то, что кончик кинжала согнулся при падении его острием на мостовую, никто, кроме Юрки Чикина, не знал. Да и он сам про это забыл…
Когда Воловцов узнал про найденный кинжал, который вполне мог быть орудием убийства, он тотчас же заторопился к Зотову. Городовой, заложив руки за спину, значительно топтался подле будки. Судебный следователь по особо важным делам шагнул ему навстречу.
– Значит, это вы нашли кинжал?
– Так точно, ваше благородие, – отозвался городовой и подробно рассказал о произошедшем.
Воловцов какое-то время молчал, о чем-то напряженно думая, после чего задал следующий вопрос:
– Вы не сказали, откуда известно, что в коляске сидел военный.
На что получил вполне конкретный ответ:
– На нем была военная форма: серая шинель и круглая барашковая шапка…
– Благодарю, служивый, – сказал Воловцов.
Взяв извозчика, он покатил в гостиницу «Олимпия» на Соборную, где квартировал полковник Тальский.
Иван Федорович нашел Александра Тальского обедающим в гостиничном ресторане. Полковник Тальский изволили кушать суп-прентаньер, ростбиф а‑ля Маренго и разварную лососину под соусом тартар, что выказывало в нем любителя французской кухни. Спросив разрешения присесть за его столик и получив согласие, Воловцов спросил себе кофею и какое-то время исподволь посматривал на Александра Осиповича, подбирая нужные для разговора слова. Затем, решив, что на этот раз быть с полковником тактичным необязательно, судебный следователь по особо важным делам упер свой взгляд в переносицу сидящего напротив человека и выпалил:
– Это ведь вы подбросили кинжал на улице Владимирской.
Сказано это было в утвердительной форме без всяких вопросительных интонаций и малейшего намека на сомнения. Что, очевидно, задело Александра Осиповича.
– Не понимаю, о чем вы говорите. Я ничего не подбрасывал. – Полковник Тальский изобразил на своем лице негодование и даже приподнялся со стула. – А вас я попрошу впредь не высказываться в столь категоричной форме касательно вещей, про которые вы не имеете ни малейшего…
– Не стоит изображать из себя незаслуженно обиженного, господин полковник, – оборвал его Воловцов. – Тем более там, где никакой обиды нет, а есть лишь констатация свершившегося факта, – добавил Иван Федорович уже несколько мягче. – Неужели вы не понимаете, что вы оба, вы и Константин Леопольдович, всеми этими вашими… необдуманными действиями (выкрутасами, хотел поначалу сказать Воловцов, но попридержал язык) только вредите себе! Один пытается договориться с уголовником взять вину в убийстве генеральши и ее горничной на себя, посулив за это немало
