Китайская мифология. Энциклопедия - Кирилл Королев

По предыдущим главам могло сложиться впечатление, что религиозно-мифологическая система Китая развивалась поступательно: сначала архаика, затем конфуцианство, затем даосизм, затем буддизм. На самом же деле, если исключить архаический период, сведений о котором почти не сохранилось, все эти традиции сложились практически одновременно (в исторической перспективе, разумеется) и сосуществовали на протяжении столетий и даже тысячелетий. Вполне естественно, что они оказывали — не могли не оказывать — влияние друг на друга; не менее естественно и то, что результатом этого влияния стала новая мифологическая традиция, получившая наименование «синкретической» и вобравшая в себя мотивы и сюжеты как древней мифологии, «обработанной» конфуцианцами, так и мифологий даосизма и буддизма, не говоря уже о суевериях и фольклорно-мифологических представлениях, бытовавших в народе. Именно так возникла мифология, которую принято называть поздней и в которой органично соединились официальная государственная религия, чудеса даосов, эсхатология буддистов и «приземленные» верования простого люда.

При этом на «идеолого-практическом» уровне конфуцианство, даосизм и буддизм, так сказать, разделили сферы влияния. По замечанию Л. С. Васильева, «конфуцианство абсолютно преобладало в сфере этики, семейных и социальных отношений. Его догматы, культы, церемониал довлели над каждым китайцем с рождения и до смерти. Однако конфуцианство было слишком рационалистичным и реалистичным. Отсутствие в нем мистики, магии, суеверий и некоторых других элементов, составляющих наиболее эмоциональную сторону религий, с избытком компенсировалось даосизмом. В сфере верований, обрядов, суеверий, в сонме богов, духов, бессмертных, в отправлении мантических и магических обрядов — во всем этом господство даосизма было бесспорным.

Наконец, буддизм, с его идеей спасения, с его концепцией ада и рая, с монастырями, монахами и заупокойным чтением сутр взял на себя чрезвычайно важную в любом обществе со сколько-нибудь существенной ролью религиозных традиций заботу о спасении души, замаливании грехов, организации похорон и всего погребального ритуала и заупокойных служб».

На уровне же «философском» три вероучения (сань цзяо), несмотря на взаимное влияние, оставались непримиримыми противниками, каждый из которых претендовал на статус «истинной религии». Вплоть до наших дней они сохранились как самостоятельные доктрины, вопреки неоднократным попыткам «синтезировать» их идеалы. Во многих случаях эти попытки диктовались сугубо политическими, если не сказать — утилитарными, соображениями: так, даосы, отвергая обвинения в ереси, утверждали, что даосизм выражает «внутренний смысл» учения Конфуция (ведь «Учитель не говорил о духах»), а буддисты по тем же причинам заявляли, что буддизм есть изложение «сокровенных основ» учения древних китайских мудрецов. Однако известны и «концептуальные» попытки синтеза конфуцианства, даосизма и буддизма, основанные на вере в то, что «глубинный смысл» трех учений следует искать вне их.

В таких «концептуальных» учениях преобладали буддийские мессианизм (связанный с ожиданием прихода будды Майтрейи — Милэ) и эсхатология, даосско-буддийское «всеобъемлющее» отношение к мирозданию и конфуцианский культ предков, суливший по окончании времен возвращение в «родную деревню Изначальной пустоты». Главным божеством пантеона, которому подчиняются и Лаоцзы, и Конфуций, и даже Христос и Мухаммад, такие учения провозглашали Ушэн лаому — Нерожденную Праматерь. Как сказано в средневековом трактате «Книга о собрании Драконьего цветка», «прежде самого Начала не было ни неба, ни земли, ни солнца, ни луны, ни людей, ни животных, ни растений. Потом из Истинной пустоты возник Беспредельный Божественный Старый Будда. Возникнув, Старый Будда установил небо и землю. Нерожденная Праматерь установила Первичное небо… Нерожденная Праматерь породила Инь и Ян и двух младенцев, мальчика и девочку. Она назвала мальчика Фуси, а девочку — Нюйва, они породили человечество… Нерожденная Праматерь послала своих детей в Восточную землю, чтобы они жили на этом свете. Но после того, как ее дети попали в Восточную землю, они потерялись в мире красной пыли, и тогда Праматерь направила им послание, призывающее их сойтись опять на собрании Драконьего цветка…»[98]

Общий вид храма Неба в Пекине.

Среди «концептуальных» (или «нечестивых», как именовались они в официальных документах) учений наиболее известны Байлянцзяо («Учение Белого лотоса»), связанное с верой в будду Амитабху; «вегетарианская секта» Ло Цина, позднее обожествленного под именем Патриарха Ло (Лоцзу) и утверждавшего культ Истиннейшего Старого Предка Из начального Хаоса (Хуньюань чжичжэнь Лаоцзы); Багуацзяо («Учение Восьми триграмм»), доктрина которого основывалась на космологии «Книги перемен»; Сяньтяньдао («Путь прежнего Неба»), призывавшее к очищению веры от «наносов» и искажений; Игуаньдао («Путь всепроникающего единства»), призывавшее к исполнению посланий Нерожденной Праматери, переданных через духовного учителя — инкарнацию Будды; и Сюаньюаньцзяо («Учение Сюаньюаня»), провозгласившее необходимость «возрождения китайского духа» и поклонения Желтому предку Хуанди (он же Сюаньюань). Последнее учение до сих пор популярно на Тайване, как и секта Игуаньдао.

Святая мать — женское божество. Гравюра (XVI в.).

Впрочем, эти синкретические учения — как и идеологические расхождения трех религий — не оказали значительного влияния на собственно мифологию по причине своей очевидной «умозрительности». Поздняя китайская мифология, в отличие от религии, формировалась «на улице», которая не делала различий между конфуцианством, даосизмом и буддизмом и создала «народную религию», объединившую, по словам Л. С. Васильева, «примитивные верования и суеверия, основные нормы конфуцианства во главе с культом предков и наиболее элементарные и широко доступные принципы буддизма и многочисленные даосские обряды и культы». Именно «на улице» сложился и поздний китайский пантеон, в который на равных правах вошли и «историзованные» легендарные предки, и бесчисленные бессмертные, и будды, бодхисаттвы и лохани. Государство приняло этот пантеон и — с характерным для Китая стремлением к упорядочиванию — разделило богов, духов и их культы на три категории: государственные, то есть официально одобренные; народные, то есть не одобренные, но признававшиеся; и непристойные, то есть подлежащие запрету и искоренению. По замечанию В. В. Малявина, «обычно признаком „непристойности“ считалось „поклонение демонам“ или „нечестивым богам“ (яо-шэнь)». В описании позднего китайского пантеона мы будем придерживаться этой, «исконно китайской» классификации.

Перечень государственных культов был достаточно обширным, а возглавляли его культы Неба, земли (то есть Поднебесной) и культ предков. «Первосвященником» этих трех культов считался император, олицетворявший собой посредника между людьми и божествами. Как Сын Неба (Тяньцзы), он совершал жертвоприношения в пекинском храме Неба. Ритуал этих жертвоприношений в правление последней императорской династии Цин подробно описан выдающимся отечественным синологом Н. Я. Бичуриным (в монашестве о. Иакинф).

Жертвоприношение в честь Неба совершалось обычно под Новый год — в начале весны — и в зимнее солнцестояние. Центральное помещение храма Неба — трехъярусное круглое здание (круг — архаический символ Неба) с куполообразной крышей — расположено в центре террасы, тоже круглой в плане, которая представляет собой три возвышающиеся одна над другой и уменьшающиеся кверху концентрические окружности. Крытая глазурованной синей черепицей крыша символизирует цвет небосвода. Церемония жертвоприношения обычно совершалась ночью, при свете фонарей. Накануне император прибывал в храм и прежде всего направлялся во дворец поста, где проводил несколько часов в молчании, готовясь к священнодействию. По истечении времени поста император в синем платье поднимался на верхнюю террасу, останавливался, преклонял колено, затем совершал земной поклон перед табличкой Неба, обращался к Небу с молитвой, совершал жертвенное возлияние вина. Также в жертву Небу приносили животных, которых сжигали в специальной жертвенной печи.

Жертвы земле приносили в день летнего солнцестояния, жертвоприношения совершались в пекинском храме Земли, который, как и храм Неба, сохранился до наших дней. Этот храм имел квадратные черты (квадрат — символ земли) и располагался на двух террасах квадратной формы, причем на нижней террасе помещались изображения священных рек и горных вершин (вспомним древнее обозначение земли в Китае — «реки и горы»). Помимо жертвоприношения, император на священном храмовом поле проводил в начале весны ритуал первой борозды, тем самым восстанавливая плодородие почвы после зимней спячки. Только после совершения этого ритуала на севере страны приступали к полевым работам (на юге, где ежегодно получали по два и даже три урожая, это правило не соблюдалось). Императрица же совершала жертву в честь богини шелководства, супруги легендарного Желтого предка Хуанди. По замечанию Л. С. Васильева, «тем самым и земледелие (занятие мужчин), и шелководство (женское дело) получали торжественное благословение божественных сил, в качестве посредников-просителей перед которыми выступали соответственно император и императрица».