Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61 - Татьяна Соломатина

Жестом Габриэль окоротила Аркадия Петровича, попытавшегося вставить веское слово.

— Да-да, я знаю про аортальное протезирование. И разумеется, как только я приду в себя, чуть окрепну, как только вы меня подлатаете — я лягу на операцию. Но кто бы мне разрешил беременеть и рожать, будь у меня уже искусственный аортальный клапан?

Святогорский посмотрел на Габриэль уже не просто с уважением — с удивлением. Как на единорога. В которых все только делают вид, что верят.

— Никто.

— То-то и оно. … А теперь я проживу и до преклонного возраста. Но уже с ребёнком. А не доживу — матери будет зачем жить. Понимаете?

Анестезиолог кивнул. Габриэль вдруг рассмеялась. Аркадий Петрович приподнял бровь.

— Вы-то, Аркадий Петрович! Вы же здесь, как я успела понять, самый образованный человек! Энциклопедически образованный!

— Нельзя объять необъятное, — закокетничал Святогорский. Ему было приятно. — Но если вы о вашем имени, то я…

Он несколько шутовски повертел головой. Действительно, анекдотическая ситуация.

— Да, моя впечатлительная матушка дала дочери странное имя, в честь героини фильма, который обожала в детстве, даже не подозревая…

— Что французский педиатр Антуан Марфан в тысячу восемьсот девяносто шестом году наблюдал пятилетнюю девочку с необычными прогрессирующими аномалиями скелета. И девочку эту звали…

— Габриэль!

И она рассмеялась, аж зажмурилась. Видно было, что она не сердится на мать. А действительно находит это очень забавным.

— Впрочем, позже выяснилось, что у девочки была врождённая контрактурная арахнодактилия. Но исторически название по автору прижилось. И уж потом американский генетик Мак Кьюсик открыл синдромом Марфана целую новую группу наследственных заболеваний соединительной ткани.

Святогорский присел на любимого конька, потому что чувствовал себя немного не в своей тарелке с такой спокойной, психологически и умственно зрелой родильницей. Когда здоровые бабы сходят с ума — эта сохраняла здравый рассудок.

— Никак только не могу понять, почему «марфаны» такие умные и талантливые.

— Меньше арматуры — пластичней нейронная связь? — предположила Габриэль.

Святогорский пожал плечами и грустно улыбнулся.

— Может быть, может быть…

— Я бы охотно променяла свой интеллект и таланты на здоровые суставы и глаза, и особенно — на здоровый корень аорты.

— Почему же вы не сменили ваше имя на какое-нибудь… иное…

Святогорский смутился, поняв, что ляпнул бестактность. Но женщина только снова рассмеялась и рукой махнула: оставьте смущение!

— Я и есть иная. Во всём. Кроме любви к своей матери. Здесь я такая же одинаковая, как… и все прочие дрова!

Габриэль быстро приходила в себя. Как только её состояние стабилизировалось — её перевели в кардиохирургию и Мальцева взяла дело под личный контроль. О ребёнке Габриэль было кому позаботиться — мама её ожидаемо оказалась совершенно сумасшедшей бабушкой. Генетический анализ показал, что дитя Габриэль здорово. Как минимум — по пресловутой пятнадцатой хромосоме.

Но прежде произошло ещё кое-что. На третьи сутки пребывания Габриэль в родильном доме, в её палату ворвался молодой человек с наружностью молодого Серёги Есенина. С огромным букетом, с тортом и шампанским, с какими-то ещё глупостями. И упал перед её кроватью на колени, чем ужасно напугал мамашу. Сперва — напугал. А затем — и обрадовал.

И выяснилось вот что. Тридцать семь недель назад в какой-то случайной компании он познакомился с очень необыкновенной девушкой, в которую сразу влюбился по уши. Они ушли с вечеринки, всю ночь бродили по городу, утром сели на электричку, высадились на какой-то станции, и ещё весь день бродили по лесу. Затем вернулись в город, отправились в ресторан, а затем — и к нему на квартиру… И круглые сутки любили друг друга. А потом она исчезла. Он проснулся — никого. Ни записки, ничего. Как и не было! Он перетряс всю компанию — никто её не знал и понятия не имел, как она там оказалась. Он перевернул весь город. Это было очень нелегко. Он даже имени её настоящего не знал. Габриэль представилась ему Анной. Попробуйте в городе, где количество жителей пошло на второй десяток миллионов, это не считая приезжих, найти девушку по имени Анна. Даже с такой характерной внешностью. Он был в отчаянии. Но как это обыкновенно бывает, разгадка пришла, когда он уже не ждал. Причём, с совсем уж неожиданной стороны. Как-то он был по делам в солидной конторе, занимающейся программным обеспечением. Его усадили в переговорной. Владелец, желавший переговорить с ним лично, задерживался. Когда парню надоел бесконечный кофе, он стал рассматривать фотографии на стенах. Успешные проекты. Корпоративы. Красивая верхушка айсберга под названием «эффективный бизнес». И вот, на одной из фотографий, он увидал её. Ту самую! Её было сложно не заметить. Она была выше прочих, даже самых высоких, на голову. Он схватил фотографию, побежал к офис-менеджеру… Дальнейшее было делом техники. Да, как-то она с нами работала над одним из проектов. Нет, она никогда не работает постоянно. Только на гонорарной основе. Подождите, сейчас посмотрим в базе данных.

Нашёл он уже не только Анну-Габриэль. Он нашёл уже и своего сына. Был на седьмом небе от счастья. Предложил руку и сердце. На седьмом небе от счастья была и Зинаида Андроновна.

Только сама Габриэль не была на седьмом небе. Она отказала молодому человеку, так безумно в неё влюблённому. Как минимум, отказалась выйти за него замуж. Не захотела жить вместе. Так… Разве иногда… Ребёнок — «да, пожалуйста». Хочешь записать на свою фамилию — «не против». Да, это и твой ребёнок. И спасибо твоему ДНК, что он здоров.

— Но почему?! — Негодовал всегда такой неуязвимый, Святогорский.

— Аркадий Петрович! — Рассмеялась в ответ Габриэль. — Со мной невозможно жить. У меня бывают припадки лени и ничем не мотивированные перепады настроения. А ещё ледяные ладони и ступни.

— Это не припадки лени и не перепады настроения. Это — синдром Марфана! А ледяные ладони и ступни очень приятно отогревать о любящего тебя мужчину.

— Но я его не люблю!

— Но ты же забеременела от него!

— Это была большая удача!.. И потом. Мне кажется, что он — извращенец. Как можно любить девушку моей внешности?

— Тьфу, идиотка! — Яростно заключил Святогорский.

— Я не запрещаю ему со мной видеться. Видеться и общаться с ребёнком. И ещё… Мы же не знаем, как дело с клапаном закончится. Если он меня действительно любит, то я сделаю всё для того, чтобы он меня разлюбил. И когда я умру — ему не будет больно.

— Кажется, интеллект «марфанов» слишком преувеличен! — Съязвил Аркадий Петрович. — Хотя… Мальцева Татьяна Георгиевна, врач, которая накладывала тебе щипцы…

Габриэль кивнула. Мальцева ей запомнилась. И понравилась.

— Когда в автокатастрофе погиб её первый муж — она чуть с ума не сошла.

Святогорский нахмурился. Как будто вдруг что-то понял.

— Хм… Я ещё только раз наблюдал её в таком состоянии. Когда она вернулась из США.

Аркадий Петрович быстро вышел из палаты. Габриэль посмотрела ему вслед. Взяла с прикроватной тумбочки забытую им историю родов, открыла её — были подклеены чистые листы следом за кондуитом её непростого анамнеза и совершённых манипуляций, — разлиновала чистый лист нотной строкой и стремительной летящей рукой с удивительно длинными изящными пальцами принялась рассаживать на «проводах» хвостатых «птичек».

В палату вошла акушерка, проверить капельницу.

— Что это? — спросила она, заворожено глядя на разрастающуюся россыпь.

— Этюд «Анестезиолог».

— А-а-а… — слегка испуганно протянула акушерка. — И вы вот так вот просто можете писать музыку?

Габриэль усмехнулась, не отрываясь от этюда.

— Я, конечно, могу её и не писать. Но я всё время её слышу.

Кадр пятьдесят девять

И совсем другая музыка

В отделение патологии беременности в один день поступили две женщины. Одна постарше, за сорок, Нина Анатольевна Разинкина. Другой, Оксане Пучковой, едва девятнадцать стукнуло. Госпитализировали их в двухместную комфортабельную палату с душем и туалетом. Хотя обе поступили без предварительной договорённости. Ту, что постарше — привезли на Скорой по направлению ЖК. Ничего такого военного. Отёки. Поздний гестоз лёгкой степени тяжести. Парадоксально звучит, да: лёгкая тяжесть? Учитывая возраст её первой долгожданной беременности и предполагаемый срок родов «вот-вот», когда она явилась на плановый осмотр, врач консультации, узрев отёки лодыжек, немедленно отправил её в родильный дом. Хотите писать отказ? Пожалуйста. Но я настоятельно рекомендую. Вы информированы и о последствиях предупреждены. Осознанно принимаете решение отказаться от госпитализации, понимая, что в случае «если» (ваша смерть, смерть внутриутробного плода), врач не виноват. Не то вот там, в Казахстане, дикая история с врачами вышла… Да и у нас тут гайки закручивают лихо, ни за что ни про что…