Остров Немо - Георгий и Геннадий Живовы

Избавиться от Чепмена было невозможно – назойливый малый, даже ни у кого ничего не найдя, продолжал нудеть, что преступник – кто-то высокопоставленный. До чего глуп этот недоучка – конечно, Судья всех предупредил, и даже если бы в комнатах на крюках висели распотрошенные туши, все успели бы от них избавиться. Зато теперь каждый, включая преступника, понимал ход мыслей Чепмена, этого горе-следователя. Поимка маньяка отныне выглядела совершенно безнадежной. И если б этот придурок был единственной головной болью Зилу!

С наркотиками дело не двигалось. Солдаты, установившие сеть, уже трижды меняли ее местоположение, но ни один моллюск той самой породы не попался. Альваро запросил сводку погоды за тот день, когда им удалось их выловить… Сводку погоды! Да если б хоть кто-то думал записывать, сколько там было градусов и какое давление. Всем – насрать, все живут по фактической погоде. Между тем Крюгер, который сам заторчал на этой дряни, продает все больше – через Сандрика. Все потирают руки. Бенциан разрешил торговлю и закрывает глаза на то, что его люди ходят под кайфом. Видимо, это не особенно сказывается на работе – иначе Бенни бы учинил репрессии. Но и это – не все.

Мальчишка отказывается сдавать Орландо. Корчит из себя героя. Покоритель морей, похититель шлюх. Но с ним придется подождать – он все еще хилый и бледный, все еще не может подняться с постели, хотя Орландо готов бегать. Ченс должен дать показания во что бы то ни стало, но как его заставить? Все рычаги испробованы – и нянчились с ним, и кормили разной ерундой из запасов, и обещали должность при Судье, но – молчит.

Зилу, налитый злобой, вышел из дома и отправился на берег, где его ждал приятный сюрприз: солдаты наконец достали моллюсков, да не одного, а сразу девять штук! И сработала не сеть, а ловушка, которую придумал и смастерил Пун. Парня достало нырять с этой сетью по десять раз на дню, он наловил рачков, нанизал их на длинные пластиковые иглы и сунул в большую, литров на пять, бутылку с прорезанными отверстиями. Ее опустили довольно глубоко – метров на тридцать глубже той отметки, где ставили сеть. Способ показал свою эффективность сразу же – моллюски приплыли пожрать, и их вытянули прямо за трапезой. Зилу представлял себе лицо Крюгера, когда тот узнает о поимке моллюсков. Но, конечно, ничего сообщать ему генерал не стал – незачем предупреждать врага о своих успехах. Зилу распорядился щедро наградить Пуна: консервы, шмотки, несколько упаковок настоящей пасты.

Их аккуратно отнесли в уже оборудованный контейнер и вызвали Альваро.

– Полдня. Надо подождать хотя бы полдня, чтобы они восстановили токсин в железах, и тогда напугаем, – сухо скомандовал хирург.

Зилу, наконец, повеселел. Извинился перед Таллулой и бухнулся спать: сил после ночи, обысков и переполоха уже не осталось.

* * *

Лон чувствовал себя все лучше, но Данита не могла привести к нему Альваро: доктор был заперт на военной базе. Он говорил, что аппарат скелетного вытяжения надо будет вынимать не раньше чем через три недели, а значит, время еще оставалось. Данита приходила к своему раненому футболисту почти ежедневно, и также – почти ежедневно – ссорясь с Пуном из-за своих отлучек. Соседи по-прежнему «приглядывали» за ними, их опека стала еще навязчивее. Возникало ощущение, что они хотят все свободное время проводить с Купалонгами: завтракать, обедать, ужинать, играть вечерами в картишки, читать книги вслух (что было совсем уж глупо, потому что половины из Диккенса филиппинцы вообще не понимали). Но даже эта странная затея имела развитие – и соседи-душки начали заниматься с Купалонгами английским языком. И все это – искренне, участливо и ужасно назойливо.

Даните все реже удавалось сбегать из-под присмотра, но она все больше наслаждалась любой минутой, проведенной с Лоном. Как он радовался ей, каждому ее движению, каждой улыбке, каждому жесту заботы. Были у футболиста и свои «соседи», которые опекали его не меньше – дети и подростки. Они от него не отходили, запойно слушали футбольные байки и конкурировали друг с другом за его внимание. К их божеству – «Седану», то есть Зидану, добавились десятки других имен. Лон рассказывал им, живо и с наслаждением, о голландском «тотальном футболе» и об испанской «тики-таке», о самостоятельном и гордом «Атлетик» из Бильбао, о «Баварии», «Реале», «Ливерпуле» и десятках других команд. Пантеон божеств, в центре которого остался Зидан, теперь пополнился Канном, Левандовски, Рональдиньо, Роналду, Роналдо (последние трое скрестились в причудливое Роналдоньо и стали одним божеством), Давидсом, Клювертом, Ван Бастеном и еще десятком голландцев. Лон пересказывал им легендарные матчи, некоторые порой придумывал, и дети уже сами начали слагать легенды и разыгрывать сражения прямо под антенной. Сам того не заметив, Лон стал не просто кумиром, но и тренером, который объяснял – при помощи Энрике и Айви, какие упражнения делать и для чего. Приходя под антенну, Данита несколько раз заставала удивительное зрелище: Лон, которого дети вынесли и положили к стеночке у контейнера, громко командовал: «Приседания. По пятнадцать раз. Один, два, три…». И стайка мальчишек и девчонок покорно выполняла упражнение.

Лон становился и поверенным в духовных делах ребят: невнимание родителей, обиды от сверстников, братьев и сестер – все разбиралось один на один. И каждый имел право на свое время с Лоном. И с каждым он был добр и участлив, действительно старался помочь, хотя как психолог, конечно, никуда не годился. Но этим, островным детям, нужен был не специалист, который деконструирует их травмы, а тот, кто даст хоть какую-то толику любви. И лежа в ржавом контейнере, на краю света, Лон понял, что в нем это есть в избытке. Данита удивлялась, как Лону все это не надоедает. Тот пожимал плечами:

– Может, я для этого и создан. Знаешь, они ведь мне так помогают, а я им. Мы идеально совпали!

Лон с упоением встречал каждый новый день – и, верно, был чуть ли не первым оптимистом и жизнелюбом на острове. И Данита должна была радоваться: они с братом выжили, она сумела найти любовь, и, несмотря на трудности, все вышло удачно. Главное, что казалось фантастикой в островных условиях – Лон не просто выжил, но и имел неплохой прогноз на восстановление.

Но Данита была несчастна. Она видела, как пятнадцатилетняя Айви, одна из девочек-футболисток, как-то особенно смотрела на Лона, рвалась подложить ему подушку, прибегала на каждый его стон. Она усердно, в первом ряду, выполняла упражнения и смеялась каждой шутке,