Бои местного значения - Василий Звягинцев

Глава НКВД, давно уже мечтавший монополизировать свою роль во влиянии на испанские события, уже успешно ликвидировал почти весь высший комсостав армии, так что теперь и военспецами некого посылать на помощь республиканцам, кроме лейтенантов и капитанов. Теперь ему хотелось отстранить от этих дел и Шестакова. Поскольку в его руках оставались каналы негласного финансирования поставок оружия и снаряжения, он представлялся Ежову излишней фигурой. Куда проще и полезнее сосредоточить все вопросы в одних руках, в Управлении спецопераций ГУГБ.

Так он и заявил, осторожно подбирая выражения.

Молотов возразил, что оснований к такому перераспределению ответственности вроде бы не имеется, хотя о целесообразности еще можно и подумать. Да и сам Шестаков наверняка будет спорить. Претензий как раз к его сфере ответственности нет.

— Ну, это как сказать, — усмехнулся Ежов.

— Вот и поговорите, — ответил Молотов. — Сумеете прийти к соглашению, я лично противодействовать не стану. Обдумаем, может, и на самом деле так лучше, лишь бы дело не пострадало.

Сталин слушал их разговор молча, только в конце усмехнулся и вроде бы утвердительно кивнул.

Теперь же вдруг выяснилось, что высокие договаривающиеся стороны с самого начала понимали друг друга неправильно.

Сталин, когда Молотов вошел, не стал темнить, а спросил в лоб:

— Ты зачем, меня не спросясь, Шестакова Ежову сдал?

— Я? Сдал? Когда? О чем ты, Коба?

— Да вот Ежов мне сказал, что после того вашего разговора насчет испанских дел ты ему разрешил Шестакова арестовать. А Вышинский под это дело санкцию подмахнул. Вы что, настолько о себе возомнили, что без согласия Политбюро членов ЦК и депутатов Верховного Совета хватать начали? А завтра меня арестуете?

Молотов, застигнутый врасплох хорошо срежиссированной вспышкой сталинского гнева, в отличие от Ежова не позеленел, а покраснел.

— О чем ты говоришь, Коба, да я ни сном ни духом… Ну, был вполне рабочий разговор, и ты при нем присутствовал… А больше и не возникала эта тема. Шестакова я три дня назад видел. А вчера он должен был после обеда на заседании правительства докладывать, но передали — заболел…

Старый друг Вячеслав, единственный оставшийся в живых соратник, кто говорил ему «ты», не врал. Он вообще не умел врать Сталину.

На самом деле, поглощенный более важными, на его взгляд, делами, отнесся к ситуации просто как к очередной ведомственной склоке, ему и в голову не пришло, что слова Ежова «как сказать» следовало трактовать не в смысле — «в каких выражениях изложить идею», а просто как сомнение в том, что Шестаков осмелится спорить с ним, не просто всесильным наркомом заплечных дел, но и секретарем ЦК.

— Я ч-честно, — как всегда, слегка заикаясь, говорил сейчас Вячеслав Михайлович, — и мысли не допускал, что он осмелится вот так, без санкции… Т-такие вещи мы всегда особым порядком обговаривали. Д-да и не было у нас никогда к Шестакову никаких претензий. Ни по деловым качествам, ни вообще…

— Орденом вон наградили, — поддакнул Сталин, — а теперь так некрасиво получилось… А Ежов сказал — ты ему дал санкцию…

— Д-да ч-что ты, Коба? — От возмущения Молотов стал заикаться сильнее. — Чтобы я сам, без тебя?!

— Это он, подлец, теперь так твои слова трактует, жопу свою хочет прикрыть. Мол, Предсовнаркома сказал — «поговорите», а я и велел его пригласить, да вот не уточнил — как. Ну а его сотруднички и рады стараться…

— А вдруг так оно все и было? Не такой же Николай дурак, на самом-то деле…

— Услужливый дурак опаснее врага, — не совсем к месту процитировал Сталин. Он-то сразу, еще при том разговоре двухнедельной давности, догадался о планах Ежова. Не ожидал, правда, что так грубо все будет сделано. Думал, что будет спор, может быть, даже скандал с апелляцией к нему лично, а он тогда посмотрит, кто убедительнее будет отстаивать интересы своего ведомства, а потом и примет решение. Политическое. А то и оргвыводы сделает. Шестаков ему давно нравился, а Ежов, признаться, уже надоел…

Однако получилось еще интереснее. Давненько не случалось в правительстве таких пассажей.

Со свойственным ему юмором и собственными комментариями Сталин пересказал Молотову суть событий, последовавших за «приглашением» Шестакова к Ежову.

— Да неужели? — всплеснул руками от полноты чувств Молотов, с ходу уловивший настроение Вождя. — Ну, учудил Григорий. А казался таким тихим, флегматичным даже.

— Довели человека, понимаешь. Что же нам теперь, наказывать его за эту необходимую оборону?

— Можно и не наказывать, — сказал после тщательного, с наморщиванием лба, раздумья Молотов. — Можно и похвалить. За полезный урок нашим органам. Зазнались, заелись, жиром заросли. Вчетвером одного арестовать не сумели. А вдруг с настоящими бандитами схватиться бы пришлось? Защитнички.

На этом деле большую воспитательную работу можно развернуть, не называя имен, конечно. А его разве уже поймали?

— Еще нет. Но Николай заверил, что найдет. За три дня…

— Вот пусть и ищет. А мы посмотрим на его таланты. Нет, какой действительно дурак!..

— А теперь по делу мне ответь, — как обычно, резко сменил и тон, и тему разговора Сталин. — Сколько там тех денег, из-за которых весь сыр-бор разгорелся? Ежова же они прежде всего интересуют, как я понимаю, а не вопросы престижа?

Память у Молотова была великолепная, и он ответил без задержки:

— Сейчас приблизительно пятнадцать миллионов долларов, размещены в нескольких французских, швейцарских, голландских банках. Плюс часть испанского золотого запаса, вывезенного накануне штурма Мадрида в Европу. Названия банков, номера счетов, суммы точно знает только Шестаков. Но отчеты о расходовании представлял регулярно, все, что было решено закупить для республиканцев за границей, то есть то, чем мы не располагаем или что долго и неудобно возить — оружие иностранных марок для интербригад, снаряжение не наших образцов, — все поступает согласно графиков. Испанские товарищи претензий не имеют.

— Но, может быть, действительно было бы правильнее, если бы НКВД и этими делами занимался? У них там все схвачено? Все равно ведь через их нелегалов приходится действовать?

— Вот я же и хотел, чтобы они между собой все обсудили по-хорошему, потом расчеты представили, доводы. Нелегалы-то нелегалы, но специалистов по финансам, технике, всяким там фрахтам, коносаментам, связям с промышленниками и таможнями у них достаточно? А у Шестакова уже все отлажено. Придется к каждому разведчику еще и консультанта приставлять. А потом — вдруг сбегут с деньгами? Мало нам Орлова, Кривицкого, кто еще там?

— Ну вот, Вячеслав! А говорил, в проблеме не разобрался. Во всем ты разбираешься, просто захотел Шестакова с Ежовым стравить и посмотреть, что получится. Разделяй и властвуй, да? Ты что у нас, Черчилль?

Сталин прошелся по кабинету от стены до стены, что-то неразборчивое бормоча под нос. Повернулся, ткнул в сторону Предсовнаркома трубкой:

— Хитер ты, а я хитрее.

— Да кто же спорит, Коба?! — прижал Молотов руки к груди.

— Ну ладно, иди отдыхай пока.

— Ну и какое ваше мнение, товарищ Лихарев? — Сталин посмотрел на Валентина с видом въедливого и склонного к ехидству экзаменатора, когда они снова остались одни.

— Да что ж — мое мнение? В нем ли дело? Я — как обычный фронтовой разведчик. Доставил командиру информацию, а какие на ее основании будут приниматься решения, нам интересоваться не по чину… — Он знал характер Хозяина досконально, чувствовал его настроение и иногда изображал из себя такого вот служаку-хитрована, не желавшего брать на себя больше положенного.

— Это правильно, в общем и целом. Однако диалектика требует более гибкого подхода… Как всякий хороший, — Сталин голосом подчеркнул последнее слово, — разведчик, вы должны иметь и собственное мнение и сообщать его, когда командир попросит…

— В таком случае… Ваше решение, безусловно, правильное. Сначала нужно найти наркома Шестакова, как следует разобраться в мотивах его поступка, может быть, там имели место еще какие-то, пока неизвестные нам подробности, возможно — устроить очную ставку…

— Кому с кем?

— Естественно, Шестакова с Ежовым. Пусть обменяются мнениями и попробуют защитить каждый свою позицию в вашем присутствии. А уже потом принимать окончательное решение. Лично я поступил бы именно так… — Лихарев сделал паузу, долженствующую означать, что отнюдь не предлагает поступить подобным образом и Сталину.

— Наверное, мы так и сделаем. — Вождь расправил усы мундштуком трубки. — Только для этого, очевидно, нужно сначала иметь в наличии обе стороны?

— Вы же приказали Николаю Ивановичу обеспечить явку своего «оппонента»… За трое суток.

— Вы уверены, что он уложится в этот срок?