Бои местного значения - Василий Звягинцев

Впрочем, отчего бы и нет? Они сами такую державу и построили, и не следует сетовать, если правила игры иногда мешают тебе самому. Просто нужно иметь в запасе очередной способ нейтрализовать это неудобство.

Буданцев подошел четко, минута в минуту. Успело стемнеть, с неба снова сыпался крупными хлопьями снег. Подлетая к земле, эти хлопья закручивались гуляющим по привокзальной площади ветром в тугие и злобные смерчи, которые потом уносились вверх и вниз по улице.

Его новый знакомый стоял рядом с машиной, прятал лицо за поднятым воротником реглана.

— Прошу, Иван Афанасьевич. — Лихарев предупредительно открыл дверцу низкого зеленого «Гудзон-купе-кабриолета» с черным кожаным верхом, обошел длинный капот, сел на водительское место. Резко тронул с места, невзирая на густо покрывший асфальт рыхлый снег. Вывел машину на осевую линию. — Теперь рассказывайте. Шадрин вас не тревожил?

— Удивительно, но пока — нет.

— Ничего удивительного. Работы у него и без вашего дела много, а вдобавок он человек с выдержкой. Если спросит, кому звонили с объекта, — что ответите?

— А может спросить? — напрягся Буданцев.

— Не обязательно, но может.

— Тогда буду раскручивать вашу легенду — связь с осведомителем по театральному делу. Официально меня от него не освободили.

— Ну, значит, этот момент решили. Главное — если придется — держаться свободно и непринужденно. Теперь — что по нашему вопросу?

Буданцев хотел было ответить, что уж учить его, как с кем в какой ситуации держаться, отнюдь бы не стоило, но промолчал. Лучше дать человеку ощутить себя умнее и значительнее, чем собеседник.

— По нашему вопросу — произвел тщательнейший осмотр квартиры. Буквально по миллиметру все облазил.

— И?..

— Склоняюсь к мнению, которое сложилось еще вчера. Либо товарищ нарком не человек, а какая-то африканская обезьяна, способная, не оставляя следов, открутить голову десятку вооруженных охотников, где-то я подобное читал в молодости, либо все случившееся — тщательная, хорошо спланированная операция. Если позволите пофантазировать.

— Ради Бога, для этого я с вами и встретился. Надеюсь, вы уже поняли, что я человек, с которым следует говорить откровенно, не задумываясь о том, соответствует ли это идеологии и примитивно понимаемому здравому смыслу.

Буданцев, удобно устроившись в непривычно глубоком и мягком кресле автомобиля, неторопливо раскуривал предложенную Лихаревым папиросу.

То, о чем говорил «военинженер», он понял с самого начала. И еще утром удивился, что остались, оказывается, еще люди, с которыми на самом деле можно говорить легко и свободно, не заботясь, доступны ли твои слова и мысли их пониманию.

Именно исходя из этого он задал как бы не относящийся к делу вопрос:

— Скажите, отчего вы все так нерасчетливы? Даже в отношении машин? Шадрин меня на «Паккарде» возил, у вас нечто еще более необычное. Я же, не в самой последней организации работая, для выезда на важную операцию разве что «эмку» получаю, да и то не без хлопот. Прочий народ и о том, как выглядит трамвай, в который можно без давки войти, сесть на свободную скамейку, прочно забыл. Хорошо ли это в стране победившего социализма? Если даже у меня такой вопрос невольно возник.

— А что, нравится машина?

— Само собой. Как произведение искусства.

— Так тогда вам должна быть ясна диалектика вопроса. Поскольку всего хорошего, что производит загнивающий буржуазный мир, на всех граждан Страны Советов, безусловно, хватить не может, народу приходится потреблять это лишь через своих представителей. (Каковыми являемся мы — авангард передового отряда рабочего класса.) И надеяться на то, что в обозримой перспективе означенные блага станут доступны всем. Я понятно выразился?

Буданцев задумался лишь на секунду.

— Вы меня провоцируете или…

— Безусловно — «или». Мне просто показалось, что раз уж мы с вами занимаемся одним делом, то вам следует знать, как неофиту монашеского, скажем так, ордена, что благовонное масло из икон источается отнюдь не Господней волей, а с помощью насосика, управляемого одним из послушников, на то специально приставленных. Что отнюдь не отменяет самой идеи существования Бога и исходящих от него чудес.

Я понятно выражаюсь? Впрочем, мне кажется, в вашем возрасте, звании и специальности вы не имеете права соперничать в наивности с воспитанницей бывшего Смольного института. Так?

Тем более, насколько я знаю, вы успели окончить полный курс классической гимназии.

— Давайте лучше вернемся к основной проблеме. Я не готов сейчас сделать окончательный вывод, возможно, потребуется и ваша помощь.

— В чем? — быстро спросил Лихарев.

— Как раз в этом. Предполагаю, что у вас достаточно возможностей, чтобы проверить, не участвовало ли в расследуемой акции еще несколько очень специальных подразделений «дружественной организации»?

Я, например, вообразил такой вариант — достаточно непротиворечивый. Опергруппа начинает работу, потом, по телефонному звонку или по условному стуку, кто-то из сотрудников открывает дверь, входят еще какие-то люди, возможно — даже лично знакомые присутствующим и…

Если вновь пришедших было достаточное количество, то ликвидировать трех оперативников и одного конвойного бойца, не оставив следов, труда бы не составило. А следов я не нашел.

— Совсем не нашли? — искренне удивился Лихарев.

— В том-то и дело. Совсем. Поверьте моему опыту — была бы там, кроме наркома и чекистов, еще даже и пара человек, я бы их установил. Увы. И еще — я свозил в морг старого патологоанатома, специалиста еще тех времен. Он осмотрел трупы и сказал, что имеющиеся травмы в предполагаемых обстоятельствах нанесены быть не могли.

— Интересная версия. Почти все объясняющая. Я даже могу это себе зрительно представить. Появляются некие не слишком человекообразные существа, голые и босые, действительно вроде дрессированных горилл, делают свое дело и исчезают, прихватив с собой наркома. Да. А как быть с понятыми?

Буданцев даже слегка удивился:

— Четко. Четко вы попали. А что, если… Если понятых привели уже позже? То есть сначала ликвидировали первую опергруппу, потом новые люди позвали понятых и разыграли перед ними спектакль. Чтобы окончательно запутать следствие.

— Молодец, Иван Афанасьевич. Очень нестандартно мыслите. А опознание провести вам в голову не пришло? Предъявить понятым десяток трупов, чтобы они указали, с кем вошли в квартиру. И время поточнее сопоставить.

Вот когда наконец Буданцев проникся к Лихареву настоящим уважением. Навскидку задать такой вопрос. Он как раз намеревался завтра провести такой эксперимент, но Валентин-то инженер, а не сыщик. Впрочем?..

А тот взял вдруг и добавил еще нечто, в принципе не оставляющее камня на камне от всех элегантных построений Буданцева:

— И напоследок ответьте мне или даже себе только, за каким лядом террористам и заговорщикам, они же, по определению, серьезные люди, вообще затевать все эти спектакли? Что это дело рук НКВД, я ни на грош не верю. А врагов — троцкистов?

Ну вот допустим, прошла информация, что над наркомом нависла угроза ареста (а для этого надо иметь осведомителей в НКВД или Генпрокуратуре), не проще ли было товарищу Шестакову взять и скрыться, не затрудняясь подобными изысками?

Спокойно, без пролития крови, не поднимая шума на всю страну.

Крутой подъем бульвара от Трубной площади к Сретенским воротам дворники не успели посыпать песком, и Лихареву стало не до разговоров.

Несколько раз буксующий «Гудзон» разворачивало поперек дороги, он чуть не смял крыло, упершись в чугунную решетку сквера, мотор ревел, колеса бешено вращались на месте, тщетно пытаясь найти опору на укатанном санными полозьями снегу.

— Черт, надо было от Сретенки заезжать! — Валентин ругался сквозь зубы, третий или четвертый раз скатываясь задним ходом к перекрестку и начиная новый штурм.

Наконец ему удалось на первой скорости, заехав правыми колесами на тротуар и распугивая резким сигналом пешеходов, одолеть крутизну и добраться до нужного дома.

По темной лестнице они поднялись на третий этаж. Лихарев сорвал печать и полученным в домоуправлении ключом отпер дверь.

Слабенькая, двадцатипятисвечовая лампочка осветила квадратную прихожую и длинный сводчатый коридор.

Буданцев еще не понял, куда они пришли, а Лихарев уже распоряжался по-хозяйски. Прошел вдоль коридора, везде включая свет. С правой стороны располагались две просторные комнаты, слева — кухня, ванная, ватерклозет. Окна, отчего-то полукруглые, как в казематах Петропавловской крепости, выходили в заснеженный тихий двор.

Прежние хозяева покинули свое жилище совсем недавно, но уже ощущалась в нем какая-то мерзость запустения, а возможно, это был дух несчастья, внезапно обрушившегося на только что вполне благополучных людей.