Я жду тебя - Рангея Рагхав

Вокруг нее стали собираться чамары; сбежались все жители поселка. Неясный гул толпы постепенно сменился общим криком и шумом, и теперь любопытство, охватившее всех, властно простерло руку, требуя тишины. Но Дхупо, казалось, ничего не замечала. Женщины изумленно смотрели на нее, дети от страха попрятались за спины матерей и теперь робко выглядывали оттуда. В толпе все громче раздавались голоса стариков и взрослых мужчин. Сливаясь с криками Дхупо, они все громче и настойчивее звенели в ночном воздухе. Казалось, сама темнота, нарушив обет молчания, заговорила на разные лады.

Сукхрам стоял со всеми.

На базаре он встретил продавца бетеля, который вернулся из Ахмедабада. Тот рассказывал о своей жизни в этом городе, а Сукхрам слушал, затаив дыхание. «Почему бы мне вместе с Каджри и Пьяри не перебраться туда? Я бы устроился на фабрике, Пьяри и Каджри тоже пошли бы работать, и мы жили бы в покое и согласии», — думал он по дороге к дому Рустамхана. На пол-пути он услыхал шум и присоединился к толпе.

Наконец Дхупо поднялась с земли.

— О, боги! Я погибла! Разве вы не видите, меня втоптали в грязь! О боги!..

Последний призыв к богам с такой силой и страстью вырвался из ее груди, что женщины прослезились. Чей-то малыш в ужасе закричал: «Мама!..»

И тогда Дхупо рассмеялась диким, нечеловеческим смехом.

— Но что случилось, Дхупо? — спросил старый Гиллан. — Почему ты не рассказываешь?

— Я не могу! — простонала Дхупо. — Я брошусь в колодец! Я опозорена, у меня черное лицо! Не смейте смотреть на меня! Не смейте!!!

Младший сын Дхупо подбежал к ней и протянул руку, но она закричала:

— Не смей трогать меня! Не смей! На мне грех! Мое тело в огне, оно горит, не прикасайтесь ко мне! Не смейте! Вы все сгорите! Сгорите!!!

— Да что случилось? В чем дело? — кричали люди.

— Есть у вас смелость? — спросила Дхупо, обращаясь к толпе.

— Ты только скажи, сама увидишь! — ревела в ответ толпа.

— Я скажу, но сначала поклянитесь мне, поклянитесь именем Всевышнего, поклянитесь именем своих матерей, если вам дорога их честь, поклянитесь мне их молоком, что отомстите за меня! Дайте клятву!

— Клянемся! Говори! — за всех ответил Кхачера.

Сукхрам продвинулся вперед. Толпа стояла очень плотно, но перед ним все расступились, и он оказался прямо перед Дхупо.

— Так вы дали обещание! — громко воскликнула Дхупо. — Я посмотрю, как вы сдержите его! — Она побледнела. Глаза ее сверкали.

Сукхрам смотрел на Дхупо, не веря своим глазам. Дхупо! Почему она так странно говорит, не то плачет, не то смеется? О чем все ее расспрашивают?

— Дхупо! — что было сил закричал Кхачера.

Но она даже не обернулась.

— Я объявляю свою волю: с сегодняшнего дня и до самой смерти о моих детях должен заботиться панчаят! — громко и торжественно проговорила она.

Дети Дхупо заплакали.

Любопытство разжигало людей.

— Расскажи обо всем! — кричала толпа.

Дхупо обхватила руками голову, и накидка сползла ей на плечи.

— Сначала ответьте мне! Если я говорю не по закону нашей веры, поправьте меня, — воскликнула Дхупо, стоя с непокрытой головой.

— Объясни наконец, в чем дело? — закричал было Кхачера, но тут же осекся. Все увидели гордый взгляд Дхупо, в которой проснулось чувство человеческого достоинства. Женщина походила на горящий факел, разгорающийся с новой силой, как только она начинала говорить.

— Сначала поклянитесь! — Услышав этот суровый, скорбный голос, вся толпа, собравшаяся из разных концов деревни, в едином порыве воскликнула: «Клянемся!..»

Последние сомнения покинули людей, они стали смелыми и решительными. А призыв Дхупо летел по деревенским улицам, проникал в каждый дом, под каждую крышу, находил отклик в сердце каждого. Их клятва не была пустым обещанием, в ней заключалась судьба троих детей, их жизнь и их хлеб.

— Теперь скажи! — не выдержал один из юношей.

Женщины отбросили покрывала, скрывающие их лица. Казалось, упали со звоном кандалы, которыми узники были прикованы к стенам темницы, и освободившиеся рабы гордо подняли свои головы.

— К чему говорить, лучше мне утопиться в колодце! — запричитала Дхупо. — Заклинаю вас, верьте мне! Я уже не живу. Во мне говорит лишь душа. Поверьте, я не грешница. Я не грешница! — И она вновь зарыдала.

— Да скажешь ты наконец, — снова крикнул Кхачера.

— Я скажу, скажу!..

Но терпение толпы лопнуло, люди заговорили разом, и их голоса перешли в слитный гул.

Дхупо растерянно смотрела по сторонам.

— Замолчите, братья! — попытался навести порядок Гиллан. — Дайте послушать, что она скажет! Дайте послушать!

Мало-помалу люди смолкли, и тогда заговорила Дхупо. Она словно держала речь перед судом.

— Однажды один из вас привел меня сюда и объявил, что берет меня в жены, не так ли?

— Так!

— Где он сейчас?

— Всевышний призвал его к себе.

— Кто теперь остался у меня?

— Мы. Община.

— А если я, овдовев, сойдусь с кем-нибудь?

— Мы убьем тебя!

— А если не я виновата в этом грехе?

— Мы своей крови для тебя не пожалеем!

— Мама! — закричал старший сын Дхупо и с плачем бросился к матери. Дхупо закрыла лицо руками и крикнула:

— Уберите его! Грех коснется и его, если он тронет меня!

Женщины удержали мальчика.

Дхупо заскрипела зубами. Гнев и отчаяние помутили ее разум.

— Дхупо! — крикнул Кхачера.

— Вы дали обещание! — гневно сверкая глазами, воскликнула Дхупо. — Вы поклялись.

— Да, поклялись, — подтвердил Кхачера.

— Так готовьте кинжалы! — проговорила сурово Дхупо. — Я умру, но пусть мои дети знают, что я невиновна. Я не совершила греха.

— Кто он? — в гневе крикнул Кхачера.

— Банке и еще двое. Они напали на меня. Я защищалась всеми силами, но их было трое.

— Так! — проскрипел зубами Кхачера.

Дхупо стояла, как святая Вайдехи[54]. Она взывала к справедливости.

— Пойдите и отомстите! Во имя ваших матерей! Восстаньте против подлецов и негодяев за честь ваших женщин!

— Ты правду говоришь, Дхупо? — спросил Сукхрам, подходя к ней.

Голос его был тверд, а во взгляде горела суровая решимость.

— Ты назвал меня своей сестрой, — с нескрываемой болью произнесла Дхупо. Она не просила, она требовала, чтобы вступились за ее честь, и ее слова вновь зажгли пожар гнева в сердцах людей.

— Да, это так, — коротко сказал Сукхрам, и эти слова прозвучали, как клятва.

— Сестра, я отомщу за тебя! — проникновенным, но твердым голосом произнес он.

Она подошла к нему совсем близко и спросила:

— Ты решился ради меня?

— Нет! — твердо ответил Сукхрам. — Теперь это не только ты. Это — наша честь, я прошу крови, чтобы отомстить за честь.

— Я даю вам свою кровь, я всех призываю к мщению!

Буря, бушевавшая в душе Сукхрама, не оставила и остальных людей. Слова Дхупо потрясли их.

— Как это все произошло? — выступил вперед Кхачера.

Но прежде чем Дхупо смогла ответить, из-за ее спины вышли женщины. Покрывала у всех были спущены, и это словно говорило о том, что они намерены драться до последнего.

— Зачем тебе знать? — набросилась на него одна из женщин. — К чему твое любопытство?

Это была замужняя женщина, но сейчас рухнули все стены, разделявшие мужчин и женщин.

— Обесчестили не только Дхупо, но и всех нас! — закричала она.

Ее слова подлили масла в огонь.

— О какой чести ты говоришь? Если мужчины такие трусы, к кому же обращаться женщине за помощью? — подхватила другая.

Слова эти тысячами острых лезвий полоснули по сердцам мужчин.

— Проклятье вам! — заголосили сразу все женщины. — Проклятье!

— Замолчите! — прикрикнул Кхачера.

— Ваших жен и дочерей бесчестят, а вы сидите сложа руки! — резкими голосами кричали женщины. — Что вы за мужчины? Хуже старых баб! Вам бы еще наши браслеты надеть на руки!

Толпа взревела: «Отомстим!»

— Старейшины! — перекрикивая рев толпы, закричала Дхупо. — Прошу, прикажите, я стану сати[55]!

— Сати!!! — дрогнула толпа.

— А если полиция нагрянет? — послышались осторожные голоса. — Что это она болтает?

— Нет! Нет! — гремела толпа. — Мы отомстим. Не смей думать о смерти!

— Дочь моя, — обратился к Дхупо древний старец. — Ты не можешь стать сати.

— Могу! У меня отняли честь!

— Эй, не спеши, говорящая о чести. Разве в деревне мало таких, как ты? — крикнул кто-то из толпы.

Глаза Дхупо налились кровью.

— А ну-ка скажи мне это прямо в глаза!

— Кто это сказал? — обратился к толпе Кхачера.

Но из толпы никто не вышел.

— Кто сказал, что я грешница? В чем моя вина, старейшины? Разве это произошло по моей воле?

— Дыма без огня не бывает! — крикнул кто-то с другой стороны.