Кто ищет... - Валерий Абрамович Аграновский

и стыд за то, что я сижу в этой комнате и на что-то еще рассчитываю, и благодарность моим товарищам, устроившим спасительную встречу, и скепсис по отношению ко всему, что делала и как делала Дина, и преклонение перед нею, как перед Великой Жрицей.

Но самое замечательное заключается в том, что Джанелидзе, продержав меня среди зрителей более двух с половиной часов, ухитрилась пригласить «на ковер» именно в тот момент, когда уровень моего доверия к ней достиг апогея, ни секундой раньше, ни мгновением позже. Я позволю себе в связи с этим заявить, что, если когда-нибудь некая авторитетная комиссия будет исследовать методику Дины Джанелидзе и придет к выводу, что эффект от ее лечения, предположим, есть, но он никоим образом не связан с биополем, а достигнут, представьте себе, с помощью старой, как мир, психотерапии — что вовсе не так уж плохо, смею вас уверить, был бы эффект! — им одновременно придется признать совершенно уникальные способности Дины как психолога и физиономиста. Убежден, что, бросая время от времени короткие пронизывающие взгляды на пациентов, находящихся пока в стане зрителей, она безошибочно угадывала, улавливала, определяла их состояние, степень доверия к себе и готовность соответствовать процессу лечения. Именно по этой причине кого-то Дина держала в зрителях десять минут, кого-то, вроде меня, более двух часов, а, например, одного известного Менестреля целых четыре, пока не убедилась, что он наконец созрел, и Менестрель признался мне позже, что он действительно смирил свой скепсис, устав сопротивляться.

Нет, товарищи, что бы там ни говорили, Дина — талант, я лично в этом не сомневаюсь.

Тонкая, пластичная, с длинными ногами, с пальцами скрипача, с цыганским профилем, с четким вырезом ноздрей, с подвижным нервным ртом, с пронзительным взглядом всегда увлажненных глаз, с прямыми черными волосами, громкая и непосредственная в своих проявлениях, Дина была ярким представителем того типа женской красоты, который называют «роковым». Добавьте к этому много украшений — серьги, браслеты, несколько ниток бус, в ту пору определенно недорогих, не знаю, правда, как сегодня. И много черного цвета, подчеркивающего «роковое» начало: черные бархатные брюки в обтяжку, черные сапоги на высоченном каблуке, с цепочками и молниями, не из самых, я полагаю, дешевых, черная атласная кофта, плотно облегающая торс, причем, когда Дина, массируя какой-либо орган пациента, нагибалась, не только больной, но и все остальные могли видеть крепкие маленькие груди, которых она не только не стеснялась, но, кажется, нарочно их демонстрировала.

И последнее, без чего я не могу завершить описание Дины: необычная пластика ее движений, походки, жестов, поворотов головы и плеч, — она была бы отменной танцовщицей, не стань экстрасенсом, хотя, конечно, одно другому вовсе не обязано мешать. И никакой резкости — ни во взгляде, ни в жесте, ни даже в манере говорить мягко и без пауз между словами, как это свойственно грузинкам или цыганкам: «Прошудорогойприсядькомнепоближе» — томно, чуть лукаво и чуть лениво, как это делает Нани Брегвадзе, напоминающая своим исполнением тихий омут, в котором водятся все черти мира.

Итак, «прошудорогойприсядькомнепоближе» — эти слова были обращены ко мне, когда Дина убедилась, что я наконец вполне «готов». И вот тут, вместо того чтобы выйти на середину комнаты, я встал и, положив руку на сердце, сказал Дине: «Я очень вас прошу, Дина, посмотреть женщину, которая пришла со мной, я, можно сказать, вас умоляю, займитесь ею, если угодно, вместо меня». — «Что с ней?» — после паузы спросила Дина. «Болезнь Иценко-Кушенга», — ответил я. «А что это такое?» — спросила Дина. Я призывно посмотрел на жену, которая тут же вмешалась: «Иценко-Кушенга — это результат нарушения функций надпочечников и гипофиза». — «Вы что, врач? — спросила Дина и, когда жена ответила кивком головы, проворчала: — Подумаешь, я тоже, может быть, врач!» Потом задумалась, прикинула, вероятно, где находятся надпочечники, — где-то, судя по названию, над почками, — и спросила: «А что такое гипофиз?» — «Это тут», — ответил я, показав на свой затылок. «Так бы и сказал сразу, дорогой, а то гипофиз! — мягко произнесла Дина и обратилась к нашей приятельнице: — Иди сюда, дорогая, полечу тебя от головы».

Я как бы споткнулся, если считать, что до этого шел по ровному месту без препятствий, а тут, повторяю, споткнулся и с трудом устоял на ногах. Такого уровня незнания — не говорю пока невежества, но, к сожалению, мог бы сказать — не представляли себе и вы, читатель. Биополе, экстрасенсорность, интервью в газетах и журналах Кентавра, посвященные чудодейственным способностям признанных лидеров направления А. Криворотова, Д. Давиташвили, В. Сафонова, В. Иванова, Дины Джанелидзе и других, лечащих рак и трофические язвы, и вдруг — «от головы»?! А еще кого-то она будет лечить «от желудка»? «От сердца»? А меня, вероятно, «от бронхов»?

Ничего себе лидер!

Но не будем торопиться с выводами, ни с теми, ни с другими, и вообще: давайте не будем торопиться. Человек с феноменальными способностями не обязан обладать умением свободно пользоваться терминологией, точно так же как свободное пользование терминологией еще не гарантирует нам хорошего специалиста. От головы так от головы — лишь бы лечила, лишь бы помогала больным! Кстати, делая пассы в районе затылка нашей приятельницы, Дина продолжала беззлобно ворчать, но так, чтобы все слышали: «Подумаешь, гипофиз! Красиво-то как! А я, может, институт кончила! У меня, может, тоже диплом есть! А то — гипофиз, гипофиз, а как лечить — в кусты!» И все в таком духе, откровенно имея в виду мою супругу, некстати обнаружившую в ее присутствии элементарные медицинские познания.

Ладно, оставим в покое естественную обиду Дины на судьбу, изначально не сделавшую ее врачом, — не в том суть, а в том, сказали бы экстрасенсы, есть ли у нее энергетика, чувствует ли она биополе больного человека, способна ли отдавать ему свое, — право, нам нужно вновь прервать повествование, чтобы получить ответы на вопросы, связанные с существом, принципами и технологией нового направления. Не могу не заметить попутно, что есть что-то магическое в моей неспособности последовательно вести рассказ о трех визитах к Дине Джанелидзе, как будто она, предчувствуя что-то неприятное для себя в этом рассказе, колдовским образом и пренебрегая расстоянием на меня воздействует, уводя в сторону, заставляя ходить вокруг да около основной фабулы и всячески выпихивая в сферу общих рассуждений.

Вот и опять: выперла.

Мой путь к Дине не был прямым и легким. Во-первых, она жила в ту пору не в Москве, а в Сухуми, то есть была физически труднодостижима, причем ехать к ней без предварительного договора было так же опрометчиво, как становиться в конец очереди за дефицитом. Во-вторых, она действительно была и, вероятно, до сих пор